Глухой звон в полной тишине звучал пугающе. Мэтью позвонил вновь и стал ждать. Когда за воротами не появилось ни огней, ни шагов, он набрался храбрости — очень уж неприятный был звук — и ударил в колокол еще раз. Кажется, кто-то идет?.. В темноте вдруг обозначилась темная фигура, а потом лунный свет упал сквозь решетку ворот на бледное лицо худенькой девушки с длинными темными волосами. Она стояла молча, глядя на него странными — будто сияющими — глазами. На ней было какое-то длинное платье… Ночная рубашка? — Меня зовут Мэтью Корбетт, — представился он. — Я прибыл из Нью-Йорка с посланием от Карлиса фон Айссена. Как я понимаю, его брат жил… Больше ничего говорить не пришлось: девушка уже тянула к замку старинный на вид ключ. Замок щелкнул, цепь с лязгом убрали, а ворота на ржавых петлях открылись с таким пронзительным скрежетом, что Сьюви от страха едва не вырвала поводья из рук Мэтью. — Привяжите лошадь здесь, — сказала девушка, когда он повел Сьюви за собой. Голос у нее был тихий, как во сне. — Дорога опасна для животных. — Опасна? Почему? — Хозяин расставил ловушки на зверей, что водятся в этих лесах. Иногда они наглеют настолько, что лезут через забор. Привяжите лошадь здесь, — повторила она. Мэтью помедлил. Мердо тоже говорил про ловушки. Ох, не стоило ему отправляться в это ночное путешествие — ни за десять фунтов, ни за десятью десять. — Вы идете? — спросила девушка. Мэтью заметил, что она внимательно вглядывается в лес за его спиной. — Нет ли у вас фонаря? — Я хорошо знаю дорогу. Так идете или нет? Нет, будь на то его воля. Но Мэтью велели заночевать в доме, и, по правде говоря, он и Сьюви совершенно выбились из сил. К тому же до Почтового тракта еще ехать и ехать, причем мимо этих безумцев… Ох, ну и влип же он! Чертовски сложный выбор. — Сэр? — Голос у девушки до сих пор был тихий… Он будто ему снился. Мэтью привязал Сьюви к воротам. Девушка их заперла. — Идите прямо за мной, — распорядилась она. — След в след. Ни шагу в сторону. — Что вы, я и не посмею сойти с дороги! Вы можете здесь пробраться даже в темноте? Она уже шла — если это странное скользящее движение вообще можно было назвать поступью. Мэтью двинулся за ней следом и тут уловил знакомый запашок: такой же источал фон Айссен… затхлый аромат смерти и сухих костей из мансарды Маккаггерса. Вдруг он осознал, что совершил ужасную ошибку — ему надо было поворотить лошадь и скакать назад во весь опор, не жалея ни своего затекшего зада, ни ее усталых ног, а потом попытать счастья со Сворой из Бедлама, ибо охота на ведьм в Фаунт-Ройале определенно была детской игрой по сравнению с тем, что творилось в этом поместье. — Здесь аккуратней. — Девушка показала на землю слева от тропы. — Идите прямо за мной. — Я ничего не вижу! Что это за ловушки? — Ямы с острыми кольями и битым стеклом. Растяжки. Заденете такую — и на вас с дерева упадет доска с шипами. Все в таком роде. — Как мило. — Мэтью похолодел. — Это ваш хозяин смастерил? — Он умеет находить применение всему, что есть под рукой: металлическим оконным рамам, стеклу и прочему. — Вы его служанка? — Мы все — его слуги. Ну-ка, пригнитесь. Ниже! — скомандовала она. К тому времени, когда они добрались до каменных ступеней большого дома с башнями — свет в окнах не горел, а в самих окнах не было стекол, — Мэтью обливался потом и дивился, как это ему до сих пор не размозжила лицо доска с шипами. Возле черного зияющего проема входа — дверей не было, и Мэтью предположил, что они тоже пошли на ловушки, — девушка сказала: — Ждите здесь, — и растворилась во мраке. Мэтью понял, что теперь он при всем желании не сможет вернуться, а вернуться ему хотелось больше всего на свете. Нью-Йорк представлялся далеким и недосягаемым миром, другим миром, а лесные безумцы — куда лучшими хозяевами, нежели эти странные люди, живущие в полной темноте, в странном дворце, разобранном на ловушки. В черном проеме показался свет. Огонек одной-единственной свечи, вернее, огарка. Когда он приблизился, Мэтью увидел, что огарок закреплен на деревяшке, а несет ее хрупкого вида мальчик лет десяти или одиннадцати в детском костюме морячка. Костюм потемнел от грязи и сажи и висел на нем, как на вешалке. Голову мальчика венчал белый парик, тоже детский и какой-то кособокий. — Доброй ночи, — сказало дитя и улыбнулось, показывая зубы, которые не исправил бы ни один зубной врач. — Прошу вас, входите. Мэтью не вошел. — У меня послание от Карлиса фон Айссена для вашего хозяина, которому, как я понял, он приходится братом. — Он сунул руку за пазуху, расстегнул карман, достал конверт и показал его мальчику. — Мне велели отдать это лично в руки вашему хозяину. — Это я и есть, — ответило дитя. — Я — Валлах Боденкир. Мэтью потерял дар речи. Так это и есть «тварь», которую задумали уничтожить лесные сумасшедшие? И все смертоносные ловушки — дело рук ребенка? Полный бред! Боденкир продолжал улыбаться. Тут Мэтью осенило. Мердо сказал, что они уже больше двадцати лет держат Боденкира и его «секту» в этом доме. Быть может, он имел в виду отца этого мальчика? Мэтью наконец собрался с мыслями и выдал: — Где твои родители? — Увы, давным-давно уничтожены. Прошу, входите, познакомлю вас с остальными. Уничтожены. Именно это слово употреблял Мердо. — Дома есть еще кто-то? — спросил Мэтью и услышал, как голос его дрогнул: грудь сдавил холодный ужас, какого он никогда прежде не испытывал. — Ну что вы, не бойтесь, юный сэр, — ответил мальчик. — Всего один шаг через порог — и вы окажетесь среди закадычных друзей. Мэтью разглядел в темноте за спиной мальчика какое-то движение. Мгновением позже он увидел на пальцах, стискивающих деревяшку с огарком свечи, такие же загнутые когти, как у Карлиса фон Айссена. — Просто возьмите конверт, — сдавленно произнес Мэтью. — А потом я попрошу вашу служанку проводить меня до ворот. — Боюсь, ей нездоровится. И еще одна жуткая картинка… эта сажа или грязь на матроске Боденкира… особенно на воротнике… и какие-то пятна или мазки на груди… сажа… плесень… или кровь? Глаза мальчика сверкнули красным. Он опустил свечу. — Не могу дотянуться до конверта. Поднесите поближе, пожалуйста. — Вот. — Мэтью уронил конверт к его босым ногам — с такими же длинными загнутыми когтями. — Может ли кто-нибудь меня проводить? — В данный момент это невозможно, увы. Предлагаю вам… Вдруг издалека, со стороны ворот, раздался глухой звук удара и сдавленный крик, тут же сменившийся истошным пронзительным воем. Каждый волосок на голове и теле Мэтью встал дыбом. — Они здесь! — завопил Боденкир. В его древнем, больше не детском голосе пылала ярость. Изменилось и его лицо: оно стало вытягиваться и деформироваться, будто сами кости под кожей пришли в движение. Мальчик прыгнул на порог и одной рукой отшвырнул Мэтью в сторону, точно соломинку. Мэтью свалился на ступени. Свеча упала и погасла. Боденкир встал на пороге и поднял такой рев, что по сравнению с ним звон церковного колокола казался полной тишиной. Пока Мэтью силился встать, что-то огромное, мощное и костлявое пронеслось мимо него, врезалось в Боденкира и смело его, будто сухой лист. Затем в дом ворвалось еще одно такое создание, и еще, и еще. В воздухе стоял крепкий звериный дух, запах лютой ярости, исступления и жажды крови, недоступных человеческому пониманию. Мэтью отполз в сторону, вновь попытался встать, услышал леденящие душу вопли и звук раздираемой в клочья плоти, какие-то зловещие стенания, грохот. А потом его схватили. Он потрясенно почувствовал, как когти впиваются ему в спину. Саквояж выпал у него из рук. Его уносили — все быстрее и быстрее — прочь от дома. Вдруг справа кто-то заскулил, и что-то тяжелое со свистом пролетело мимо. Создание, которое его несло, прыгало по дорожке из стороны в сторону. Щеку колола жесткая шерсть. В следующий миг они, видимо, очутились у ворот, потому что Мэтью услышал отчаянное ржание и скачки́ рвавшейся на волю Сьюви. — Сейчас я тебя переброшу. — Это был голос Мердо, но какой-то другой — хриплый, утробный, нечеловеческий. — Не смотри на меня! — прорычал он, когда Мэтью попытался обернуться. — Благодарю, что показал нам путь. — Что? — ошалело спросил Мэтью. — Как?! — Ты сумел обойти все ловушки. А мы пошли по твоему следу. Их вонь… она везде… а твой запах только здесь, он свежий и хорошо различим. Бедный Дэниел… оступился. Слушай меня внимательно. Прыгай в седло и скачи отсюда во весь опор, как от черта, ибо черти идут за тобой. — Тело Мердо содрогнулось. Мэтью почувствовал, как его хватка стала крепче, словно необъяснимая сила переполняла его изнутри и вот-вот вырвалась бы наружу. — Я не всех могу удержать… Они ненавидят людское племя. — Тут из его груди вылетело последнее слово, почти рык: — Пр-рочь. — И он швырнул Мэтью через забор. Суконное пальто зацепилось за острые пики. Мэтью забился изо всех сил, выскользнул из рукавов и упал на землю. Потом оставалось только отвязать Сьюви и успеть запрыгнуть в седло, ибо она — вовсе не дура, нет — диким галопом полетела прочь от этого чирея на лице земли. Мэтью скакал во весь опор. Что бы ни творилось сейчас в поместье, с него хватит. Глава 6 Холодный воздух бил в лицо. Мимо проносились лужицы лунного света. Мэтью приник к холке Сьюви и дал ей волю. Теперь она тут главная, а он — так, сбоку припека. Если дорога сюда, вероятно, казалась Сьюви просто приятной прогулкой с эпизодическими переходами на рысь, то теперь это была безумная гонка на выживание. Они проскакали галопом одну милю, затем вторую, и Сьюви уже вся была в мыле и время от времени храпела (Мэтью боялся, что она вот-вот упадет замертво), но бежала дальше, дальше и в конце концов… пошатнулась… споткнулась… Тут Мэтью взялся за поводья, пока она в самом деле не загнала саму себя до смерти. Он осадил ее и заставил перейти на легкий галоп, но Сьюви по-прежнему визжала, храпела и то и дело принималась ошалело вертеться на месте. — Тише, тише, — приговаривал Мэтью, хотя и понимал, что до почтового тракта еще очень далеко, а дьявольское побоище еще слишком близко. Когда Сьюви наконец смогла идти шагом — уже на приличном расстоянии от речного обрыва, — Мэтью спешился, все еще на всякий случай крепко держа ее под уздцы, чтобы не понесла, и дал ей несколько пригоршней воды из фляги. Затем сделал большой глоток сам. После пятнадцати минут беспокойного отдыха он снова забрался в седло, и они поехали дальше. Сьюви продолжала рваться вперед, и Мэтью приходилось постоянно ее осаживать. Наконец она смирилась с его командой идти рысью, хотя он по-прежнему боялся за ее сердце: вдруг не выдержит нагрузок? Увы, ни о каком отдыхе и речи не шло: только не в этих лесах, не на этой дороге, не этой ночью.