Облезлая девица вдруг подскочила к нему и понюхала — в самом деле понюхала — его шею. Когда он отшатнулся, она опустилась на корточки и ткнулась носом ему в пах. — Перла! Хватит! — рявкнул главарь, и девица унеслась прочь. Он пояснил: — В течке она. Такого отвратительного сборища Мэтью еще в жизни не видел. По пути он гадал, кто же они такие. Не индейцы, не дикие звери и уж точно не бандиты — что делать бандитам на дороге, по которой никто не ездит? Итак… еще одно полено в костер его любопытства… кто же они? Впереди загорелись другие факелы и открылась поляна — не сказать чтобы полностью расчищенная, однако заросли здесь были не такие густые. Над поляной возвышалась скала, вернее, нагромождение древних валунов — будто Господь бросил игральные кости. Мэтью увидел вокруг главного костра несколько скрюченных силуэтов, а чуть поодаль наспех сбитые из досок хижины. В основании скалы темнел вход в пещеру. Тут и там из земли торчали факелы на длинных палках, отбрасывающие кругом неровный свет и черные тени. Люди этой странной общины — жившие в самых ужасных и убогих условиях, какие только можно вообразить, — столпились вокруг вновь прибывшего. Главарь тычками в спину повел его к пещере. Они проходили мимо мужчин и женщин, мальчиков и девочек в одинаковых замызганных тряпках. У пещеры стояла женщина с листьями в светлых спутанных волосах, кормившая грудью младенца. Прежде чем Мэтью затолкали в пещеру, он успел прикинуть, что в этом племени около тридцати или сорока дикарей. А в следующий миг он очутился в полной темноте: лишь пара свечей горели во мраке. Главарь отдал кому-то свой факел и скомандовал Мэтью: — Сядь вон туда. Твердый пол отнюдь не пришелся по вкусу его заду. Главарь сел на плоское каменное возвышение, по обеим сторонам которого стояли свечи. Рядом встали еще два бородатых леших и женщина с тонким лицом и длинными седыми лохмами. Мэтью с тревогой заметил, что женщина не села, а опустилась на четвереньки. Драное платье едва прикрывало голое тело и босые ноги, и смотрела она… плотоядно. — Мэтью Корбетт, — сказал главарь, сцепив грязные пальцы. — Из Нью-Йорка. Далековато забрался. — Боюсь, даже слишком далеко. — Мэтью решил, что из сложившегося положения можно попытаться выйти двумя способами: молить о пощаде или проявить какую-никакую смелость (пусть даже напускную). Он выбрал второй вариант, поскольку рассудил, что молить этого головореза о пощаде — короткий путь к могиле. — С кем имею сомнительное удовольствие беседовать? — Называй меня Мердо[3]. — Вам идет. Мердо опять ухмыльнулся. На сей раз не так свирепо, но любая улыбка на этом лице больше походила на оскал. — Нет, вы его послушайте! — крикнул он остальным. — Юнец попал к нам в лапы, но проявляет похвальную отвагу! Бесполезно, мальчик, мы давно учуяли, как ты потеешь от страха. Мэтью ответил, тщательно подбирая слова: — Имею право, мне кажется. — Ну да, ну да. Дэниел, притащи ему воды. — Один из мужчин в ту же секунду встал и заковылял прочь из пещеры. — Так, ладно… Перейдем к делу. Зачем тебе понадобилось в дом Валлаха Боденкира? — Впервые слышу это имя. — А про дом, значит, слышишь не впервые? Говори! Кто-то в Нью-Йорке нанял тебя к нему в услужение? — Позвольте один вопрос, — произнес Мэтью и тут же, пока ему не успели отказать, его задал: — Кто вы такие и что здесь делаете? — Это два вопроса! — гаркнула женщина. Ее глаза напоминали прожженные в металле дырки. — И на два больше, чем тебе разрешили! — Простите мне любопытство, мадам. Так уж я устроен. — Мадам! — прыснула она. — Он назвал меня «мадам»! — Кривая усмешка сменилась печальной гримасой. — Даже не припоминаю, когда в последний раз ко мне так обращались. Мэтью решил, что эти люди, вероятно, сбежали из лечебницы для душевнобольных. Может, повозка с пациентами сломалась по дороге и все они скрылись в лесу… Вдруг ему под нос сунули череп. Перевернутый звериный череп с замазанными глиной отверстиями. Внутри была какая-то жидкость. Дикарь по имени Дэниел принес ему попить. — Давай пей, — сказал Мердо. — Тебя жажда небось мучает. Все неотрывно наблюдали за Мэтью. Посмеет ли он отказаться? Пить в самом деле очень хотелось… но не из черепа же? Несомненно, Эштон Маккаггерс, коллекционер костей, сдавленно посмеялся бы над этой ситуацией. Мэтью понимал, что отказать не может. Он взял череп в руки и на секунду замер, не донеся его до рта. — Да это всего лишь вода, — сказал Мердо. — Из ближайшего родника. Мэтью сделал глоток. В самом деле вода. Он вернул череп в руки поджидавшего рядом Дэниела и заметил клок шерсти в основании его ладони. Череп и руки скрылись в темноте. — Валлах Боденкир, — сказал хозяин. — Зачем он тебе? Момент истины. Что же тут творится, черт подери?! Мэтью по-прежнему не хотелось обманывать доверие фон Айссена, и все же… дело приобретало слишком зловещий оборот, и Мэтью чувствовал, что за его жизнь в эту минуту нельзя дать ни десяти фунтов, ни десяти пенсов. — Я жду, — сказал Мердо, а потом вдруг поморщился, словно от боли, и потер левое плечо. — Я ничего не знаю о Валлахе Боденкире, — ответил Мэтью. — Меня нанял его брат. Я не волен говорить, с какой целью. Мердо несколько мгновений молчал. Он перестал тереть плечо, вновь сцепил руки и подался вперед. Свет горящих свечей играл тенями на его лице. — Не волен? Воля… Интересное слово! Если б Боденкир добился своего, идея о воле давно устарела бы. Утратила бы всякий смысл. Лишь благодаря нам Нью-Йорк… Филадельфия… Бостон… Чарльз-Таун… все здешние колонии… еще не утратили воли и свободы. Их давно украли бы у вас во мраке ночи. Если ты в самом деле не знаешь ничего об этой… твари… и тут я тебе верю… тогда позволь сообщить тебе, что мы — своего рода солдаты. Мы непрестанно ведем войну с очень страшным врагом. И война эта… длится уже несколько поколений. Ей не будет конца до тех пор, покуда мы не истребим всех Боденкиров этого мира… их мира. Наша цель… Он вдруг умолк. Мэтью увидел, как его нижняя челюсть вывихнулась и буквально выпала наружу. Мердо обхватил ее обеими руками и резким движением вправил. — Напрасно ты свернул на эту дорогу, — произнес он охрипшим голосом. — Таким, как ты, здесь не место. У Мэтью было столько вопросов, что он не знал, с какого начать. Видимо, недоумение отразилось на его лице, и Мердо продолжил: — Все эти годы он сидит взаперти в своем поместье. Мы не даем ему выйти. Видимо, по реке он уплыть не может, потому что иначе за ним давно прислали бы лодку. О да, его сообщники и прихвостни разгуливают на свободе, но без Боденкира им не обойтись. Он жизненно важен для их затей. Опять это выражение, подумал Мэтью. Жизненно важен. — Дорогой он пользоваться не может, потому что здесь мы его поймаем и уничтожим. Истребим всю его секту. Словом, пока мы их просто сдерживаем, не даем им выбраться из дома вот уже… — он умолк, прикидывая, сколько прошло времени, — больше двадцати лет. Голос Мэтью дрогнул. — Двадцать лет?! — Нам трудно, но мы выживаем. Говоришь, у тебя есть цель? У нас тоже. Итак… с какой целью тебя послали? — Я… знаете… я… — И тут у него вырвалось: — Вы сумасшедшие? — Безумие начнется, молодой человек, если это чудовище выберется наружу, в цивилизованный мир. Мы следим за домом, но поместье очень большое. Он расставляет для нас ловушки — мы узнали об этом на собственном горьком опыте. Если нам даже удастся подобраться к ним при свете дня, мы все равно не успеем их уничтожить: они поднимут такой крик, что его услышат не только люди, но и все его племя за океаном. Тогда они начнут сбегаться сюда. Сотнями. Может, тысячами — они объявят нам войну. А вот если мы выследим их ночью — всех до единого, — то сигнал тревоги не сработает. Ночью они умирают молча… Если вообще умирают. Точно, сбежали из Бедлама, подумал Мэтью. Всем скопом. И живут в лесу двадцать с лишним лет. Совсем спятили — несут какую-то чушь про крик, который слышно за океаном! Безумие! А он сидит с ними в одной пещере. — Тебя решили ему скормить, — продолжал Мердо. Он смотрел на свои руки и разминал пальцы, снова и снова. — Принести в жертву. Мы думаем, что они питаются мелкой живностью, которую ловят на территории поместья. Этого им хватает, чтобы не передохнуть от голода. Тот, кто послал туда тебя, надеется, что твоего мяса и костей им хватит на год, если не больше. — Тогда позвольте мне вернуться в город. Я приведу вам подмогу, — осторожно произнес Мэтью. Дальше все произошло так быстро, что Мэтью не успел среагировать. Только что Мердо сидел на своем каменном троне, а в следующий миг уже держал Мэтью за грудки. Мердо подлетел к нему с нечеловеческой, сверхъестественной скоростью. Рассудок Мэтью тоже понемногу начинал мутиться, ибо на мгновение ему показалось, что на лбу Мердо вырос и тут же ушел обратно под кожу клок шерсти. — Ты ничего не знаешь, — прошептал Мердо. Затхлый звериный дух ударил в нос Мэтью. — Ничего. Весь твой мир — это одна-единственная комната. Но мы-то знаем… в поместье много комнат… очень много… и во многих таится смертельная опасность. Мы спасаем человечество. Да, мы не такие, как… Зато у нас есть предназначение. Можешь ли ты хотя бы попытаться это понять? Однако в последовавшей за этими словами тишине, когда сердце «решателя проблем» из Нью-Йорка бешено колотилось и он чуял запах собственного страха, Мердо отпустил его, отстранился и горько произнес: — Нет, не можешь. — Вы меня убьете? — спросил Мэтью, ибо пришло время… бить и бежать. То был его единственный шанс выжить, но едва ли эти безумцы дадут ему скрыться бегством. Мердо припал к земле и несколько мгновений сидел молча, раздумывая. На каменной стене чернела его огромная тень. — Дэниел, — наконец сказал он, — вы с Михеем отведете этого молодого человека обратно к лошади. Возьмите с собой Джадда. Сумку и пистолеты верните. Если Перла потащится следом — можете с ней не церемониться. У нее явно планы на этого бедолагу. — Мердо исподлобья посмотрел на Мэтью. — Нет, мы тебя не убьем. Оставим эту честь Боденкиру. Ну, вон отсюда, живо! Мэтью еще никогда в жизни не вставал на ноги с такой радостью. Седая женщина по-прежнему пожирала его взглядом, словно мечтала разорвать его на части, а потом — на мелкие кусочки. — Прощайте, молодой человек, — не вставая с трона, сказал Мердо. Затем обратился к конвою: — Если у кого-то из вас начнется, парня не трогать, ясно? Не то кастрирую. Или, скорее, оскоплю, — произнес он с ехидной улыбкой, определенно адресованной Мэтью. В следующий миг его лицо помрачнело, словно на него нашла грозовая туча. Он зарычал: — Прочь! Глава 5 Была ли какая-нибудь ночь в его жизни столь же длинна, столь же окутана тайной и мраком? Усевшись в седло — пистолеты и саквояж вновь были при нем, — Мэтью с превеликой благодарностью расстался с двумя провожатыми. Только двумя, потому что третий на полпути вдруг поднял глаза к прохладному лунному свету, что струился сквозь ветви деревьев, издал пронзительный вопль (услышав его, Мэтью невольно подумал, что сейчас их всех сожрет дикий зверь), бросил факел, вцепился руками в лицо, скорчился и убежал в лес. — Иди дальше, — последовал приказ. Голос был хриплый и не вполне человеческий. — Просто иди. Мэтью заплатил бы десять фунтов и еще десять, лишь бы поскорей выйти на дорогу — путь обратно был не менее труден и долог, чем путь туда. Как только он, облегченно охнув, запрыгнул на лошадь, двое мужчин с факелами устремились обратно в чащу. Итак, вперед, к обрыву над рекой и чирею на лице земли, где обретаются люди, чей крик — вот бред! — способен пересечь океан. Двадцать лет в этой тюрьме, по собственной воле… Конечно, они все спятили. В эту недобрую ночь Мэтью начал бояться и за свой рассудок. Он всегда гордился своим острым умом, считал себя начитанным и искушенным человеком, хорошо знающим этот мир со всеми его странностями и удивительными случайностями, однако последние события пошатнули эту уверенность. Как все-таки странно — очень странно, — что двадцать лет назад волки задрали Уилла Беккета, а эти лесные жители ничуть не страшатся диких зверей. Они сами похожи на зверей. И вся эта история про войну и уничтожение некоего Валлаха Боденкира… что за невразумительная чушь и нелепица! Мэтью все еще размышлял, когда дорога впереди вдруг закончилась. Лунный свет падал на черные кованые ворота и забор с острыми пиками — вся конструкция была не меньше семи футов в высоту. Мэтью спешился и обнаружил на воротах цепь с большим висячим замком. Поросшая сорной травой дорожка за воротами вела наверх, к деревьям и кустам — дома Мэтью нигде не видел. Ага, вот же! Мэтью разглядел железный колокол с привязанной к нему веревкой. «Тебя решили ему скормить. Принести в жертву», — говорил Мердо. Бред сумасшедшего, только и всего. Или?.. Мэтью заткнул один из пистолетов за пояс своих бриджей, спрятав его под сюртуком и пальто, а второй убрал в саквояж. Решив, что сей меры предосторожности будет достаточно, он позвонил в колокол.