Затем она склонила голову набок, будто заметила у себя в саду новое растение и теперь его изучала, пытаясь определить, то ли это красивый редкий цветок, то ли злостный сорняк. Поллард было вновь подал голос, однако миссис Деверик едва заметным движением указательного пальца закрыла ему рот. Наконец она спокойно и тихо обратилась к Мэтью: — В происходящем меня более всего раздражают три вещи. Первое: я вынуждена терпеть в своем доме непрошеного гостя. Второе: мне претит теория о том, что покойный мой супруг имел какое-либо отношение к двум недостойным господам, чьи имена вы сейчас упомянули. А третье: меня оскорбляет сам факт проживания на нашей улице Мод Лиллехорн — плебейки, строящей из себя аристократку. — Миссис Деверик на миг умолкла и, кажется, впервые за весь разговор моргнула. — Допустим, на первое я еще готова закрыть глаза, поскольку мотивы ваши заслуживают одобрения. Касательно второго я тоже могу дать вам поблажку и списать это на ваше любопытство. Что же до третьего… Я заплачу вам десять шиллингов, если вы раскроете личность Масочника до того, как будет совершено очередное убийство. — Что? — Поллард охнул, словно ему крепко врезали под дых. — Покуда Указ о чистых улицах действует, семья Деверик каждую ночь теряет деньги. — Вдова по-прежнему обращалась исключительно к Мэтью. — Я полностью с вами согласна, сложившаяся ситуация не по зубам нашему главному констеблю. И я с удовольствием посмотрю, как ему, а следовательно, и его жене утрет нос светлоголовый секретарь мирового судьи. Насколько светлоголовый — это нам еще предстоит узнать. Посему мне бы хотелось, чтобы это произошло до того, как у лорда Корнбери появятся новые причины продлить действие указа. Я предлагаю вам за это десять шиллингов и не сомневаюсь, что эту сумму одобрил бы мой супруг, царствие ему небесное. Поллард начал: — Мадам, с вашего позволения, я настоятельно советую не… — Время советов кончилось. Пришло время решительных действий. Полагаю, этот молодой человек сумеет спасти положение. — Она повернулась к Полларду. — Мой муж умер, сэр, и не воскреснет, как Лазарь. До приезда Томаса всем распоряжаюсь я. — Роберта, стоявшего в нескольких футах от нее, вдова даже не упомянула. — Итак, мистер Корбетт, десять шиллингов. Беретесь ли вы найти убийцу, пока он не нанес новый удар? Десять шиллингов… Немыслимые деньги. Мэтью никогда в жизни столько не предлагали. Быть может, ему это снится?.. — Берусь, — конечно же, сказал он. — Если Масочник совершит новое убийство, вы не получите ни гроша. Если дело раскроет главный констебль, вы не получите ни гроша. Если преступника изобличит любой другой человек, вы… — Не получу ни гроша, я понял, — договорил за нее Мэтью. — Прекрасно. И вот что. Я должна узнать первой. Не ради отмщения, не по какой-то иной богопротивной причине, но… Если трех жертв Масочника действительно что-то связывает, я хочу узнать об этом прежде, чем мистер Григсби вывалит все на потребу публике. — Прошу меня простить, — заговорил Мэтью, — но у меня складывается впечатление… как бы это лучше сказать… что у вас есть повод для опасений?.. — Мой муж был человек скрытный, — ответила миссис Деверик. — Такой уж характер. А теперь прошу вас уйти, мне нужно отдохнуть перед похоронами. — Позволите ли вернуться в более подходящий час и задать вам несколько вопросов? Вам и вашему сыну? — Можете записать свои вопросы и передать их нам через мистера Полларда. Мы все обдумаем. «Означает ли это, что ответите?» — подумалось Мэтью, однако перечить хозяйке дома он не решился. — Хорошо. — Ну, всего доброго. И удачной охоты. — После сего немногословного прощания она прошествовала мимо, шелестя твердыми юбками и накрахмаленными кружевами, и пальцем поманила за собою Роберта. Когда Мэтью выходил на улицу через дверь, которую перед ним широко раскрыла Гретель, его поймал за руку Поллард: — Подождите меня минутку, подвезу. Я все равно возвращаюсь в контору. — Нет, спасибо, — отказался Мэтью. — Мне лучше думается на ходу. Он покинул дом, и дверь за его спиною хлопнула громко и решительно, будто закрываясь навсегда. Да и пускай. Мэтью стремительно вышел на солнце, прошагал мимо ожидающего экипажа с кучером и направился на запад по Голден-Хилл-стрит в сторону Бродвея. Ему пришло в голову любопытное: сложится у него с бюро «Герральд» или нет, он только что получил свой первый заказ. Глава 20 К десяти часам утра субботы Мэтью успел сделать примерно сто выпадов и нанести столько же уколов шпагой стогу сена. Близился полдень, и под бдительным оком Хадсона Грейтхауса Мэтью медленно отрабатывал фехтовальные приемы. С балок под потолком каретного двора на него глядели голуби, а по лицу и спине Мэтью градом струился пот. Грейтхаусу будто было плевать на такие мелочи, как зной и неприятные ощущения. Мэтью пыхтел и краснел, пытаясь удержать равновесие, а Грейтхаус, демонстрируя ученику полушаг, шаг, скрестный, круговой шаг и сближение, дышал ровно и двигался легко. Когда Мэтью на мгновение ослабил хватку, тот вышиб шпагу у него из руки единственным могучим движением, от которого зазвенели пальцы и яростно скривилось лицо. — Сколько раз я тебе говорил, большой палец не оттопыривать?! А злость уж точно победить не поможет. — Грейтхаус ненадолго остановился и промокнул лоб платком. — Скорее наоборот. Вот скажи мне, что будет, если сесть за шахматную доску в гневе? Да ничего хорошего. Ты перестаешь думать и начинаешь действовать вслепую, тем самым играя на руку противнику. Тут штука в том, чтобы сохранять спокойствие ума, держать ритм и не дать загнать себя в угол. Если потеряешь ритм, считай, ты труп. — Он вонзил свою шпагу в мягкую землю и положил руку на эфес. — Ты меня понимаешь или нет? Мэтью пожал плечами. Его правая рука и плечо превратились в онемевшие, пульсирующие куски мяса, но черта с два он позволит себе жаловаться! — Если хочешь что-то сказать, — прорычал Грейтхаус, — говори как есть. — Хорошо же! — Мэтью тоже воткнул шпагу в землю. Ему казалось, что лицо его раздулось вдвое и приобрело цвет спелого помидора. — Я не понимаю, зачем мне это. Я никогда не буду владеть шпагой. Можете хоть целыми днями меня тренировать, рассказывать про эти шаги, круги и прочее, но я не вижу в этом никакого смысла! Грейтхаус кивнул. Лицо у него было спокойное и невозмутимое. — Ты не видишь смысла. — То был не вопрос, а утверждение. — Да, сэр. — Что ж, тогда я попытаюсь доступно тебе разъяснить. Во-первых, на том, чтобы тебя обучить, настояла миссис Герральд. Она не пойми с чего взяла в голову, что тебя на службе будут подстерегать опасности, а ей, видишь ли, хочется, чтобы ты не погиб в первой же схватке с брюхастым головорезом, который со шпагой управляется так же, как с вилами. Во-вторых, мне тоже необходимо тебя этому обучить, поскольку владение клинком не только прибавит тебе уверенности, но и пробудит физическую силу, которую ты усыпил своими занудными книжками. В-третьих… — Тут он умолк, насупился и через некоторое время произнес: — А знаешь, Мэтью, может, ты и прав. Все эти стародавние, испытанные веками практики основы фехтования тебе ни к чему. Подумаешь, какие-то азы! Зачем тебе понятие об отбиве, имброкатте или видах защит? Ты же у нас такой умник, в конце-то концов! — Он выдернул свою шпагу из земли и смахнул грязь со сверкающего клинка. — Как я понимаю, тебе нужен иной подход. Обучать владению шпагой тебя надо так же, как шахматам, верно? — Это как же? — уточнил Мэтью. — Методом проб и ошибок, — последовал ответ. И тотчас в Мэтью полетела стальная молния, да такая быстрая, что он не успел даже сделать вдох, не то что отскочить подальше. До него дошло, что на сей раз Грейтхаус не отведет шпагу в последний момент; сверкающее острие метило ему прямо в срединную пуговицу сорочки. В самый последний миг Мэтью успел вскинуть ноющую правую руку и отразить удар: клинки столкнулись и зазвенели в воздухе. Звон сперва поднялся по руке Мэтью, затем сбежал вниз по позвоночнику и ребрам. А в следующее мгновенье Грейтхаус уже атаковал вновь, заняв все пространство незадачливого противника и слегка изогнув корпус так, чтобы удар пришелся тому в левое бедро. Время и движения как будто замедлились: Мэтью наблюдал за клинком с такой сосредоточенностью, что мир перестал для него существовать. Осталось лишь желание отразить шпагу, явно намеревающуюся пронзить насквозь вместилище его души. Максимально подобрав тело для достижения нужной скорости, он шагнул назад и отразил удар, но все же слегка замешкался: клинок царапнул его по бедру и вспорол ткань бриджей. — Черт подери! — вскричал Мэтью, пятясь к стене. — Вы спятили?! — Ага! — проревел в ответ Грейтхаус, выкатив глаза и поджав губы. — Ну, посмотрим, чего ты сто́ишь, шахматист! И с самым решительным видом — который так напугал Мэтью, что остатки боли и усталости моментально покинули его тело, — учитель вновь устремился в атаку. Первым делом он провел отвлекающий финт, якобы метя в левый бок. Мэтью попытался парировать удар, и тогда клинок Грейтхауса со свистом пронесся мимо его плеча — воздух заскворчал, как кусок мяса на раскаленной сковороде. Мэтью отшатнулся и чуть не рухнул спиной на стог сена, который так упорно колол шпагой сегодня утром. Грейтхаус вновь сделал выпад, метя острием в лицо Мэтью, — тот кое-как отбил ее в сторону и немного попятился, чтобы отвоевать себе хоть немного пространства. Теперь Грейтхаус с дьявольской ухмылкой примерялся к ногам Мэтью. Он сумел предсказать рубящий удар: стиснул как следует рукоятку шпаги, вовремя вспомнив про большой палец, и отбил клинок учителя. На сей раз звук больше походил на пистолетный выстрел, нежели на звон стали. Корпус Грейтхауса оказался открыт, но не успел Мэтью толком подумать о том, чтобы сделать выпад и припугнуть мерзкого дикаря, как его шпага отлетела в сторону, а в двух дюймах от носа сверкнула сталь. Не дело это, подумал Мэтью, возвращаться в Нью-Йорк безносым, и тут же отступил. По лицу его ручьями тек пот — причем не только от жары и физического напряжения. Грейтхаус продолжал наступать, отвешивая финты налево и направо, хотя Мэтью уже начал читать его движения: по выносу плеча и положению опорной ноги он научился отличать истинный удар от отвлекающего маневра. Грейтхаус внезапно ушел вниз, а шпагу направил вверх: острие, видимо, должно было войти противнику под подбородок и выйти где-то в области загривка. Не дожидаясь этого, Мэтью отскочил назад. — Ха! — вдруг заорал учитель, присовокупив к этому безумному радостному воплю резкий выпад. Мэтью успел отразить шпагу, метившую в правое подреберье, однако удар получился слабенький: оружие описало в воздухе смертоносный круг и вернулось слева. На сей раз Мэтью не стал пятиться. Скрипнув зубами, он отбил шпагу так, как его учили: сильной частью против слабой. Вот только слабых частей ни у Хадсона Грейтхауса, ни у его клинка не было. Он сделал лишь шаг назад, а затем вновь атаковал с чудовищной силой — как лев, почуявший родную стихию смертельного поединка. Удар был так могуч, что шпага едва не вылетела из руки Мэтью, а плечевой сустав — из суставной сумки. И тут же что-то серебристое сверкнуло под самым носом, — так рыба мелькает в темной воде. Мэтью дернул головой в сторону, однако острие клинка ожгло ему левое ухо прежде, чем он успел выставить шпагу для защиты. Господи, в неописуемом ужасе подумал он. Я ранен! Колени задрожали. Грейтхаус медленно наступал: шпага стала продолжением его руки, лицо блестело от пота, а налитые кровью глаза видели уже не Мэтью, а поле битвы из далекого ратного прошлого, усыпанное кровавыми грудами отсеченных голов и конечностей. Мелькнула мысль: пора звать на помощь. Этот человек сошел с ума. Если крикнуть погромче, миссис Герральд должна услышать. Она наверняка дома, хотя сегодня он ее не видел. Господи, только бы она была дома! Мэтью уже открыл рот, чтобы завопить во всю глотку, но тут Хадсон Грейтхаус всей своей грозной тушей ринулся на него, метя смертоносной шпагой прямо в голову. Мэтью осталось лишь довериться инстинктам и как-то собрать воедино разрозненные факты о фехтовании, что болтались у него в голове. Он ухватился за рукоять шпаги, изо всех сил прижал большой палец — крепко, до ломоты в костях, — прикинул расстояние, скорость и… отразил новый удар. Внезапно шпага учителя полетела на него откуда-то снизу — расплывчатым серебристым росчерком, смертоносной кометой, — и опять Мэтью парировал атаку, и опять зубодробительный звон стали огласил каретный двор. Сам Грейтхаус казался теперь сгущением горячего воздуха, чудовищной тварью, получеловеком-полушпагой… Клинок его выделывал финты, прыгал влево и вправо, а затем змеей метнулся вперед. И вновь Мэтью его отбил — в последнюю секунду, практически у самой груди. Вот только пятиться ему было уже некуда: за спиной оказалась стена. Кинуться в сторону он тоже не мог. Разъяренный учитель в мгновение ока настиг его, как гром настигает молнию. Мэтью успел загородиться от него шпагой, и клинок Грейтхауса с грохотом обрушился на нее — сильной частью против сильной. Мэтью стискивал шпагу из последних сил, пытаясь не дать противнику одной лишь грубой силой выдрать у него оружие. Сталь визжала по стали. Еще чуть-чуть, и запястье хрустнет, чувствовал Мэтью. Лицо Грейтхауса и горящие глаза его казались огромными демоническими планетами. В тот миг, за секунду до перелома, Мэтью почему-то пришло в голову, что от Грейтхауса разит козлом. Внезапно давление на шпагу ослабло. — Ты покойник. Мэтью поморгал. Что-то острое легонько кольнуло его в живот. Он опустил голову и увидел черную рукоятку шестидюймового кинжала, которую его учитель стискивал в левой руке. — Одни прячут документы, — с язвительной улыбочкой произнес Грейтхаус, — а другие ножи. Я только что вспорол тебе брюхо. Потроха скоро хлынут наружу, особенно если будешь громко орать. — Прекрасно, — умудрился выдавить Мэтью. Опустив шпагу и кинжал, Грейтхаус шагнул назад. — Никогда не позволяй противнику подобраться к тебе вплотную, ясно? Делай что хочешь, но держи его на расстоянии вытянутой шпаги. Видишь, как я прижимаю большой палец к рукояти? — Он поднял кинжал и показал Мэтью свою хватку. — Ничто не помешало бы мне вогнать это лезвие в твою хлебную корзинку, разве только сломанное запястье… И поверь, именно в живот тебя и пырнут, если подберутся так близко. Ранение это мучительное, боль зверская и моментально закрывает любые споры. Мэтью сделал глубокий вдох, и каретный двор поплыл перед глазами. Если он сейчас упадет, то никогда не узнает, чем закончится речь Грейтхауса, — а значит, видит Бог, он не упадет. Пусть одно колено у него подогнулось и спина не держит, он устоит на ногах. — Ты как? — спросил Грейтхаус. — Ничего, — ответил Мэтью как можно суровее и отер мокрый лоб тыльной стороной ладони. — Не самый благородный способ убить человека. — А нет на свете благородных способов убивать. — Грейтхаус сунул кинжал обратно в ножны на пояснице. — Теперь ты знаешь, что из себя представляет настоящий бой. Сумеешь в нужный момент вспомнить и применить технику — хорошо, получишь преимущество. Но настоящая драка — вот когда либо ты убьешь врага, либо он тебя — это жестокий, страшный и, как правило, очень быстрый поединок. Да, джентльмены порой устраивают дуэли и пускают друг другу кровь, но обещаю тебе — вернее, предупреждаю: однажды ты встретишься лицом к лицу с негодяем, которого хлебом не корми, дай вспороть тебе брюхо. Ты его узнаешь, поверь мне. Когда придет время. — К слову о джентльменах и времени… — раздался тихий женский голос с порога. Мэтью обернулся. В дверях, осиянная ярким солнцем, стояла миссис Герральд. Сколько времени она наблюдала за происходящим — неизвестно.