Она едва заметно кивнула: — Как скашшете. — С этими словами она, подобно парящему призраку, удалилась. — Я не хотел вас беспокоить, — начал было Мэтью. — Да вы и не беспокоите! Что же, ко мне никто не может прийти?! — Роберт осекся и усилием воли подавил в себе вспышку гнева. — Прошу прощения. Неделя выдалась ужасная, не обессудьте… — Конечно, конечно. — Не обращайте внимания на Гретель. Она много лет работает у нас экономкой и возомнила себя тут главной. Может, так оно и есть… Но когда я последний раз справлялся, фамилия моя по-прежнему была Деверик и дом еще принадлежал мне, поэтому — нет, вы ничуть меня не побеспокоили. Мэтью решил, что настала пора задать Роберту вопросы, а то как бы вдова Деверик не вернулась домой и не узнала, что сын принимает гостей без ее «посфоления». — Я не отниму у вас много времени. Знаю, вам сегодня предстоит непростое дело, многое вас тяготит, но позвольте задать такой вопрос: могла ли быть какая-то связь между доктором Годвином, вашим отцом и Эбеном Осли? — Нет, — тут же ответил Роберт. — Никакой связи. — Прошу вас обдумать мои слова. Иногда не все так очевидно. К примеру, не имел ли ваш отец обыкновения — вы уж простите мне такую бестактность — посещать трактиры и играть там в карты или кости? — Никогда. — Опять-таки Роберт ответил моментально и очень решительно. — Ваш отец не увлекался азартными играми? — Он их презирал. Считал, что только дураки могут так глупо разбрасываться деньгами. — Понятно. — Кажется, на этом тема была исчерпана и версию следовало отмести, но Мэтью невольно задумался, что сказал бы покойный о своих молодых адвокатах, весьма падких на азарт. — Ваш отец посещал доктора Годвина? Как врача или, быть может, приятеля? — Нашу семью уже много лет пользует доктор Эдмондс. Кроме того, моя мать терпеть не могла Годвина. — Вот как? Можно узнать почему? — Да это же всем известно, — ответил Роберт. — Всем, кроме меня, как видно. — Мэтью терпеливо улыбнулся. — Из-за дамочек, что живут в доме Полли Блоссом. — Положим, я в курсе, что за дамы там живут. А при чем здесь доктор Годвин? Роберт, раздраженный твердолобостью Корбетта, всплеснул руками: — Мама говорит, всем известно, что доктор Годвин лечит проституток. Лечил то есть. Она и на милю его к себе не подпустила бы. — Хмм… — задумчиво протянул Мэтью. Он не знал, что доктор Годвин врачевал девиц Полли Блоссом, что, впрочем, неудивительно: с чего бы такая тема могла сама собой возникнуть при разговоре? Между тем стоило иметь это обстоятельство в виду. — Если вы теперь задумали спросить, не захаживал ли мой отец сам к Полли Блоссом, так я вам сразу отвечу: нет и еще раз нет! — воскликнул Роберт с некоторой даже заносчивостью. — Быть может, отношения моих отца и матери не были воплощением страстолюбия, но они хранили верность друг другу. Да ведь и не бывает на свете идеальных семей! — Разумеется, — поддакнул Мэтью, и минуту-другую это слово провисело в воздухе. Наконец Мэтью осмелился спросить: — Правильно ли я понял, что дело отца достанется не вам? Взгляд Роберта вновь стал рассеянным и отстраненным. — Вчера утром отправили письмо моему брату Томасу, который живет в Лондоне. Полагаю, он приедет сюда в октябре. — А до октября кто будет всем заниматься? — Мама говорит, у нас очень способные управляющие. Они возьмут на себя все дела. В августе я вернусь в университет, а осенью уже приедет Томас. Знаете, меня, вообще-то, к этому готовили. Вроде как. Я получаю образование в области коммерции. Но отец говорил… — Роберт помедлил и стиснул зубы. — Отец говорил… сколько бы я ни учился, чего-то мне не хватает. Какая ирония, верно? — Он улыбнулся, однако его измученное, полное горечи лицо при этом больше напоминало маску трагедии, нежели комедии. — Сколько ночей я просидел над книгами, какие оценки получал… лишь бы порадовать отца… и мать… обоих… а получил вот это. Мне «чего-то не хватает»! О да, он всегда метко выражался. Например, в прошлом месяце я разбирался с поставщиком говядины, который нас обсчитал. Отец сказал, что я его недостаточно припугнул. Следовало вонзить кинжал и прокрутить, чтобы этот человек отныне и навсегда запомнил имя Девериков. Коммерция на этом зиждется, понимаете? На власти и на страхе. Мы идем по головам тех, кто под нами, а они идут по головам других, и так до самого низа… где под ногами букашки да улитки хрустят. И так будет всегда. — Вашему отцу показалось, что вы недостаточно сурово обошлись с мошенником? — Он всегда говорил, что коммерция — это война, а коммерсант — воин. И если кто-то осмелится бросить тебе вызов, его надлежит сокрушить. Иначе нельзя. — Роберт поморгал. — В университете этому не научат. И никакие оценки… никакие почетные степени… здесь не помогут. Такое нельзя вложить в душу, с этим нужно родиться. — Вы описываете человека, который, вероятно, нажил себе немало врагов. — Безусловно. Но в основном то были лондонские конкуренты. Я вам уже говорил, что здесь у него конкурентов не было. — (С улицы донесся цокот копыт. Мэтью увидел, что у тротуара остановился черный экипаж.) — Мама вернулась, — молвил Роберт. С какой-то сверхъестественной скоростью Гретель вылетела из дома и устремилась к экипажу миссис Деверик. Намерение у нее могло быть только одно, рассудил Мэтью, — устроить ему выволочку. Что же теперь делать? Бежать, поджав хвост, или принять участь спокойно, как подобает джентльмену? Впрочем, вариант с бегством тут же и отпал: только Мэтью поднялся и вышел из гостиной, на пороге возникли миссис Деверик и Джоплин Поллард, а за их спинами едва ли не плевалась, сгорая от ярости и нетерпения, экономка. — Я ему гофорить! — умудрилась прошипеть Гретель, хотя ни одного «с» не было в ее словах. — Грубиян! Нахал! — А вот и он собственной персоной, — произнес Поллард, сухо улыбаясь одними лишь губами. — Здравствуйте, мистер Корбетт. Уже уходите? — Уже ухожу, мистер Поллард. Однако не успел Мэтью выскочить за дверь, как путь ему преградила грозная фигура в черном траурном платье и шляпе с черной вуалеткой. Обойти ее оказалось непростой задачей — точнее, невыполнимой. Миссис Деверик встала между Мэтью и внешним миром. Одна рука ее в черной перчатке взлетела к самому лицу юноши, и тот, словно по мановению ведьмовского жезла, моментально врос в землю. — Минуточку, — тихо молвила Эстер Деверик ледяным, точно январский мороз, голосом. — Что вы здесь делаете в день нашей скорби? Мэтью принялся лихорадочно рыться в голове в поисках ответа, но так ничего и не нашел. Гретель за спиной Джоплина Полларда злорадно усмехалась. — Мама? — Роберт сделал шаг вперед. — Мистер Корбетт любезно принес нам свежий номер газеты. — Он поднял правую руку, и в ней оказался номер «Уховертки». — У меня уже есть один. — Миссис Деверик подняла левую руку, и в ней тоже оказался номер «Уховертки». — Кто-нибудь объяснит мне, кто этот молодой человек? — Его зовут Мэтью Корбетт, — откликнулся Джоплин Поллард. — Это секретарь мирового судьи Пауэрса. — Зекретарь! — прокаркала Гретель. — Именно его имя упомянуто в статье, — продолжил Поллард. — Не далее как час назад вы сами изъявляли желание с ним побеседовать. Вот и он, к вашим услугам. — Как удобно. Женщина подняла вуаль. Ее узкие темно-карие глаза, тонкие, нарисованные карандашом брови и белое лицо с высокими скулами наводили на мысль о насекомом… быть может, о самке богомола из тех, что съедают своих самцов после спаривания. Волосы — высокую массу твердых кудряшек, — казалось, залили индийскими чернилами, такие они были неестественно-черные. Или это парик?.. Сама вдова оказалась худой и миниатюрной женщиной с тонкой, утянутой по последней моде талией, что не очень-то вязалось с ее возрастом (миссис Деверик было лет пятьдесят, пятьдесят пять, то есть на несколько лет меньше, чем ее покойному супругу). Однако держалась она столь царственно и высокомерно, а пышное ее платье занимало столько места, что прошмыгнуть мимо вдовы по коридору представлялось совершенно невозможным. Мэтью оставалось лишь надеяться, что она сама изволит выпустить его на свободу. Но она не изволила. — Я вас спросила, что вы здесь делаете. Закройте дверь, мистер Поллард. Грохнула дверь — бах! — Отвечайте, — приказала миссис Деверик. Мэтью пришлось сперва прокашляться. Он прямо чувствовал, что все взгляды устремлены на него. — Прошу прощения за беспокойство, мадам. Я… я хотел ответить, что просто проходил мимо, но это неправда. Я пришел побеседовать с вашим сыном насчет убийства мистера Деверика, задать несколько вопросов… — Сейчас не время, Корбетт, — предостерег его Поллард. — Я разве просила вас вмешиваться, сэр? — Взгляд узких темных глаз охлестнул Полларда, точно кнутом, и сразу вернулся к Мэтью. — А по какому праву вы проводите эти так называемые «беседы»? Кто вам отдал такое поручение? Печатник? Главный констебль? Говорите же! Или у вас язык отсох? У Мэтью немного подогнулись колени, однако он взял себя в руки и сказал: — Я это делаю по собственному желанию, мадам. Я поставил себе целью выяснить, кто убил доктора Годвина, вашего супруга и Эбена Осли, и намерен приложить к этому все свои силы. — Забыл вас предупредить, — вставил Поллард, — что мистер Корбетт носит репутацию «гуся лапчатого», как его назвали бы в менее вежливом обществе. Умение хитрить, громко кричать и пускать пыль в глаза превосходят его хороший вкус. — Я в состоянии сама определить, какой у человека вкус, — последовал весьма язвительный ответ. — Мистер Корбетт, а почему вы вообще решили взяться за дело? В городе для оных целей есть главный констебль. Откуда такая самонадеянность? — В том-то и дело: надеяться я могу лишь на себя. Судя по моему опыту и наблюдениям, мистер Лиллехорн не способен найти даже горшок у себя под кроватью, не то что убийцу. Поллард возвел очи горе. Хозяйка дома меж тем никак не прокомментировала услышанное. — Я считаю, всех жертв что-то связывало, — спешно добавил Мэтью, пока присутствие духа не покинуло его вновь. — Мне кажется, Масочник не просто сумасшедший, а коварный и вполне здравомыслящий убийца — если убийство вообще можно назвать деянием здравомыслящего человека, — который вкладывает в свои поступки некий посыл. Разгадав этот посыл, я, вероятно, смогу и снять маску с Масочника, однако не обещаю, что до тех пор он не совершит новых преступлений. Правильно ли я понял, что сегодня вступает в силу Указ о чистых улицах? Миссис Деверик по-прежнему молчала. За нее ответил Поллард: — Да, трактиры закроются в восемь часов вечера. А комендантский час начинается с половины девятого. Мы, разумеется, еще поборемся с этим указом. Я убежден, что рано или поздно ненужное бремя будет снято с… — Поберегите свой язык до суда, — осадила адвоката миссис Деверик, не спуская пристального взгляда с Мэтью. — Почему я о вас ничего не знаю? — Мы вращаемся в разных кругах, — ответил Мэтью с легким учтивым поклоном. — И что вы надеетесь этим добиться? Денег? Славы? А… — Едва заметный огонек затеплился в ее холодных глазах, а тонкие поджатые губы растянулись в легкой улыбке. — Вы, верно, надумали прищучить Лиллехорна? — Я никого не хочу прищучить. Моя цель — раскрыть это дело, и только. Еще не договорив, Мэтью почувствовал укол острого ножичка правды. Да, пожалуй, он все-таки хотел «прищучить» главного констебля, как метко и едко выразилась вдова. А точнее, показать всему городу, что Лиллехорн — никчемный болван, да к тому же наверняка взяточник. — Не верю, — ответила миссис Деверик, и слова ее повисли в воздухе.