Она была еще бледна, однако в глаза уже вернулся озорной огонек: что бы там ни рассказывал ей Грейтхаус, она раскусила трюк Мэтью. Хозяин дома опустил шпагу, однако не спешил прятать ее в ножны. Мэтью принял это за комплимент. На суровом и морщинистом лице Грейтхауса с крючковатым носом застыло недоуменное и растерянное выражение, каковое порой искажает лица пассажиров, сходящих с борта корабля на твердую землю после полугодового путешествия по морю. — Позволите вручить вам конверт? — спросил Мэтью. — Да я уже его взял! — прорычал Грейтхаус. — Да, сэр, но… нет, сэр. То была подделка. — Мэтью скинул сюртук, сунул руку за спину под жилет и вытащил из-за пояса бриджей требуемый конверт. — Прошу меня извинить, он слегка влажный от пота. Грейтхаус повертел конверт в руках и увидел нетронутую сургучную печать с оттиснутой буквой «Г». — Не может быть! Я своими руками взломал печать, когда выудил конверт у него из кармана! — Верно, сэр, печать вы взломали. Оттенок красного у этого сургуча на пару тонов светлее, чем у того, которым пользуются в конторе мирового судьи Пауэрса, куда я заглянул, прежде чем отправиться в путь. Но я рассудил, что это не имеет большого значения. Полагаю, миссис Герральд, что вы покупаете конверты там же, где ратуша, — то есть в канцелярской лавке мистера Эллери на Куин-стрит. А даже если нет, конверты практически одного размера. — Он перевел взгляд с миссис Герральд на Хадсона Грейтхауса и обратно. — Разумеется, подделать оригинальную печать я не мог, — сказал Мэтью, смакуя их молчание. — Поэтому мне пришлось слегка отвлечь мистера Грейтхауса, когда он изучал конверт, — не позволить ему рассмотреть печать как следует. Впрочем, даже если бы он увидел, что там нет буквы «Г», и выразил бы свое недовольство, этим бы он сразу выдал ваш замысел — еще прежде, чем якобы разглядел подписи важных лиц на совершенно чистом листе. — Неужели? — Глаза миссис Герральд вспыхнули: она явно получала большое удовольствие от происходящего. — Да, мадам. Пусть он и сделал шесть шагов назад, дабы я не увидел чистого листа, я уже и без того знал, что он чист. Когда «разбойник» увидел «подписи» и похвастался «друзьями-каллиграфами из Бостона», Мэтью стало так смешно, что ему пришлось прикрыть ладонью ехидную улыбку. Это ж каким каллиграфом надо быть, чтобы подделать несуществующую подпись! — А как вы поняли, что я не настоящий разбойник? — спросил Грейтхаус. — Откуда вы знали, что я не пробью вам башку, обнаружив в конверте чистый лист? Мэтью пожал плечами: — Я этого не знал. Но вы уже отобрали у меня кошелек и часы — с чего бы вам яриться из-за каких-то документов? Миссис Герральд кивнула: — Стало быть, вы подготовились заранее — нашли конверт и запечатали его сургучом. Умно! Затем направили вора по ложному следу, дотронувшись до кармана. Тоже умно! А мистеру Грейтхаусу, конечно, следовало разгадать ваш приемчик, он ведь стар как мир. Скажете нам еще что-нибудь? — Да, мадам. Я сразу понял, что вы скоро прибудете в имение. Мистер Грейтхаус бросил смятый конверт на дорогу — то был сигнал для вас на тот случай, если я забреду слишком далеко в поисках лошади и разминусь с вами. — Верно. Все верно. Но у нас осталось одно важное дело, молодой человек. Мистер Грейтхаус, будьте так добры, откройте доставленный вам конверт. Он взломал печать и открыл конверт. В уголках его рта заиграла улыбка. — А! Смотрю, дополнения к договору подоспели. Он поднял официальный документ, написанный широким размашистым почерком и заверенный полудюжиной жирных подписей. — Да, они пришли за два часа до нашей встречи с мистером Корбеттом, — сказала миссис Герральд, по-прежнему обращаясь к Грейтхаусу. — Я, к сожалению, не успела сообщить вам, что нашему посыльному будет поручено доставить в целости и сохранности настоящий — и весьма ценный — документ. Мэтью опустил взгляд на дубовые половицы, вдруг ощутив во рту кисловатый привкус пирога с треской из «Золотого компаса». — Что ж, подпишу его прямо сейчас. Миссис Герральд взяла пергамент, села за стол, макнула перо в чернильницу и поставила внизу страницы свою величавую подпись. — Так дом ваш?.. — спросил Мэтью. — Да. Осталось несколько вопросов о земельных владениях, но все они будут улажены, как только этот документ доберется до Лондона. — Она улыбнулась. — На почту я его отнесу сама. — Ну, ты меня разделал, юнец! — взревел Грейтхаус и отвесил Мэтью такой могучий шлепок по спине, что тот едва не вылетел кувырком в сад. Он широко улыбался, — казалось, его квадратные белоснежные зубы были вытесаны на этой самой каменоломне. — Молодчина! Через некоторое время Мэтью наконец отдышался и обрел дар речи: — Простите, миссис Герральд, но… ваш план заключался в том, чтобы меня подстерегли на дороге и отобрали конверт. Позвольте узнать, с какой целью? Пару мгновений она молчала, складывая пергамент, а затем подняла глаза, в которых Мэтью увидел одобрение совсем иного рода… Прямо-таки уважение. — Ваше прошлое мне известно — Натаниел Пауэрс все мне рассказал. Я также знаю, что двигало вами в Фаунт-Ройале, и ваше стремление к успеху для меня не секрет. Однако я не знала, как вы справляетесь с неудачами. — Она встала напротив и посмотрела ему в глаза. — Как сотрудник бюро «Герральд», вы, разумеется, будете всеми силами стремиться к победе. Однако порой вам придется терпеть поражение — ничего не поделаешь, такова природа вещей и правда жизни. Что же вы станете делать, когда найдете лошадь, — поворотите назад или двинетесь вперед? Вот что мне важно было узнать. Добро пожаловать в бюро! — Миссис Герральд протянула ему руку. Мэтью осознал, что стоит на важном распутье и должен как следует обдумать свои дальнейшие действия. Одно дело, если бы ему и дальше пришлось иметь дело с ряжеными разбойниками. Но ведь совершенно ясно, что давешнее происшествие на дороге — пустяк и служба ему предстоит крайне опасная. Впрочем, это шанс найти применение своему уму и чутью, продвинуться в том, ради чего судья Вудворд вызволил его из приюта, добиться успеха в этом беспутном и мятежном мире… Разве не стоит хотя бы попытаться? Стоит, решил он, хотя на самом деле знал это уже тогда, когда выезжал на почтовый тракт. Конечно стоит. Он пожал руку миссис Герральд и тут же получил очередной хлопок по спине от Хадсона Грейтхауса. Еще одно такое поздравление, подумал Мэтью, и поздравлять станет некого. — Вы остаетесь на ужин, — объявила миссис Герральд. — Мистер Грейтхаус приготовит свое знаменитое ирландское рагу с говядиной, тушенной в эле. Сдается, ваша лошадь привязана где-то неподалеку, так что предлагаю вам привести ее сюда, поставить в стойло и задать ей корм. Ключи от ворот висят на крючке рядом с входной дверью. — Она махнула рукой. — Ну, ступайте! Грозовые тучи все росли и толстели по мере того, как сгущались сумерки, и наконец озорные летние ливни сменились настоящим затяжным дождем. В столовой дома миссис Герральд горели свечи, а дождь все хлестал в окна. Мэтью сидел за лакированным столом орехового дерева. До него понемногу доходило, что рагу Грейтхауса знаменито не столько говядиной, сколько элем, который наливали в котел целыми кувшинами. Мэтью не стал налегать на еду, миссис Герральд съела и того меньше, зато мистер Грейтхаус запил свой тушеный эль еще кружечкой эля и при этом ничуть не опьянел — разве что говорил теперь громче, вознамерившись, как видно, заполнить своим голосом весь дом. Никто не сказал ему этого прямо, однако Мэтью, прислушиваясь к беседе миссис Герральд и Грейтхауса — о состоянии города, новом губернаторе, главном констебле и прочих подобных вещах, — пришел к выводу, что их связывают не только профессиональные отношения. Она — не просто его начальница. Не то чтобы тут имеет место личная связь, скорее… Какое бы слово выбрать? Духовные устремления? Общая цель? Безусловно, они друг друга уважают, это совершенно ясно по их ответам и используемым оборотам речи, но есть еще что-то сверх уважения. Мэтью подумалось, что Грейтхаус — правая рука миссис Герральд, а может, и второй человек во всем бюро. В любом случае она очень внимательно его слушала, он отвечал ей тем же, и профессиональная любезность тут была ни при чем, скорее — глубокое единение родственных душ. Пока Грейтхаус хлебал эль и рассказывал о том, как они с миссис Герральд пытаются выбрать помещение для будущей конторы — подходящие места нашлись на Стоун-стрит и Нью-стрит, — Мэтью внимательно разглядывал его и гадал, чем он живет, какова его история. Закатанные до локтей рукава белой сорочки, густые седые волосы, заплетенные в косичку и перевязанные черной лентой… Грейтхаус вполне мог сойти за директора школы, излагающего законы геометрии. Однако слышалось в его голосе что-то военное; уверенность и безотлагательность, необходимые для командования войсками. Габариты его и поразительная ловкость также свидетельствовали об активном образе жизни, как и рваный шрам на левой брови и прекрасное владение шпагой. И еще одна примета говорила в пользу того, что Грейтхаус привык орудовать клинком: правое его предплечье было толще и мускулистее левого. Он производил впечатление человека, который хочет казаться грубее и неотесаннее, чем есть, решил Мэтью. Порой Грейтхаус уже тянулся за салфеткой, но вовремя себя одергивал, а в пылу разговора, забывшись, все же отирал рот. Человек с прекрасным воспитанием и манерами зачем-то играл роль простака. Мэтью пришло в голову, что он вырос в богатой аристократической семье, но по какой-то причине чувствовал себя уютнее при свечах попроще. Он, кажется, был немного моложе миссис Герральд — Мэтью дал бы ему лет сорок пять или чуть более. Уж что-что, а вести беседу он умел. — Вы знали, — сказал он, — что мы находимся недалеко от того самого места, где остров получил свое название? Первые поселенцы привезли индейцам несколько бочек бренди, и те устроили ритуальный пир, превратившийся в попойку. Когда поселенцы спросили аборигенов, как называется сей остров, те с ходу придумали название: Манахактантенк. На их наречии это означало «остров, где все напились». — Грейтхаус поднял в воздух кружку. — За Манахактантенк! — возгласил он и залпом допил эль. Ближе к концу ужина, когда на улице стояла полная темнота, а дождь по-прежнему барабанил в окна, миссис Герральд сказала: — Мэтью, я хочу узнать ваше мнение по одному вопросу. Я на минутку отлучусь. Она встала — оба джентльмена тоже, разумеется, поднялись — и ненадолго вышла из комнаты. А вернулась, к вящему удивлению Мэтью, с предметом до боли ему знакомым. Она вновь села и положила перед собой номер — один из первых экземпляров, скверно напечатанный и смазанный, но все же читаемый, — газеты «Клоп». — Меня очень заинтересовало это издание. Хотела спросить, не знаете ли вы имя печатника. — Знаю. Его зовут Мармадьюк Григсби. К слову, я помогал ему с набором и печатью. — Да вы, я смотрю, прямо мастер на все руки, — сказал Грейтхаус, принимаясь за очередную порцию знаменитого рагу. — Нет, я просто решил помочь другу. А в чем дело? — Мне надо знать, сколько экземпляров он может напечатать и когда выйдет следующий номер. Вы в курсе? — Кажется, у этого номера тираж был триста экземпляров. — О да, многострадальные мышцы его плеча запомнили каждую из шестисот страниц, ведь для печати каждой стороны ему приходилось давить на рычаг изо всех сил и удерживать пресс в таком состоянии целых пятнадцать секунд. — Мистер Григсби собирался напечатать следующий номер в течение нескольких дней, если получится. — Хотя мы еще находимся в поисках помещения, я думаю попросить вашего друга напечатать заметку о нас. Ничего эдакого. Просто упомянуть, что скоро состоится открытие бюро «Герральд» и что наша специализация — поиск… — она помедлила, — того, что пропало. И поиск ответов на щекотливые вопросы. — Хотел бы я увидеть реакцию людей на такую заметку! — воскликнул Грейтхаус, громадной ручищей прижимая к уголкам губ салфетку. — Фермер Джонс желает узнать, почему его дочь Лови приходит к ужину с сеном в волосах. — Надо же с чего-то начинать, — пожав плечами, ответила миссис Герральд. — Верно? — Этот вопрос был адресован Мэтью. — Верно, — кивнул он, — но я в самом деле удивлен, что вы выбрали для открытия конторы это место и это время. Понимаю, через Нью-Йорк проходит немало ценных грузов и здесь останавливаются пассажиры с ценным багажом. Однако Нью-Йорк — далеко не Лондон. Могу вас заверить, что здешней судебной системе пока удается держать преступный мир в узде. — Он поймал себя на том, что вторит главному констеблю Лиллехорну. — Почему Нью-Йорк? Миссис Герральд посмотрела ему прямо в глаза. Мэтью стало немного не по себе: в ровном свете десятка свечей она излучала почти сверхъестественные для женщины безмятежность и целеустремленность. Интересно, окружение королевы Анны ощущает на себе такие же волны хладнокровной решимости, какие исходят сейчас от Кэтрин Герральд? Мэтью даже пришлось немного отпрянуть, словно его ткнули кулаком в грудь. — Ну, вы сами напросились. — Грейтхаус встал. — Хотите вина? — Нет, спасибо. — А я себе плесну, пожалуй. Вы разговаривайте, не ждите меня. Он потопал в чулан, находившийся в дальней части дома. Не сводя глаз с Мэтью, миссис Герральд произнесла: — Мэтью, Нью-Йорк — наш город. — Да, мадам, мы в нем живем. — Нет, я не в том смысле. Это город, который нам нужен. Я слежу за всеми колониями. Городов здесь немало — в Массачусетсе, Пенсильвании, в Виргинии и Каролине. Я ознакомилась со множеством донесений, приходящих из Нового Света в Старый. Данные переписей. Портовые журналы. Документы о кредитах и платежах, над которыми так трясутся все королевские счетоводы. У меня есть друзья как в верхах, так и в низах, Мэтью, и все они говорят то, что ясно и так: Нью-Йорк — наш город. — Простите, мадам, но я не вполне слежу за ходом вашей мысли. — Будущее здесь, — терпеливо ответила миссис Герральд. — В Нью-Йорке. Прошу понять меня правильно, Бостон, несомненно, тоже станет великим городом, равно как и Филадельфия. Даже, вероятно, Нью-Рошелл и Оринджберг. Но я смотрю на Нью-Йорк и вижу город, которому не будет равных на всем побережье. Бостон растет не по дням, а по часам, это правда, однако климат там более суровый и всем до сих пор заправляют пуритане. Филадельфия вполне может стать международным портом, но тамошнее Свободное торговое общество уже двадцать лет как обанкротилось и никакой ясности до сих пор нет. Голландцы создали в Нью-Йорке организованную систему международной торговли, и мы, англичане, ее переняли. Мне кажется, голландцы были даже рады избавиться от колонии. Они по-прежнему могут вести здесь дела и зарабатывать деньги, а не тратить их на содержание колонии. — Понимаю, — сказал Мэтью, хотя сам все еще ждал пояснений. И миссис Герральд их предоставила: