Мэтью спешился, придерживая поводья. Разбойник последовал его примеру и оказался широкоплечим верзилой ростом около шести футов трех дюймов. Из-под треуголки выглядывали седые волосы и часть морщинистого лица, переносица грозного носа и глубоко посаженные черные смоляные ямы глаз. Левую бровь цвета серого угля рассекал жуткого вида шрам. — Что у тебя есть? — спросил он, прикладывая дуло к левому уху Мэтью. — Ничего! — только и сумел выдавить тот, хотя понимал, что должен держаться смелее. — И почему все так говорят? Впрочем, нет, не все. Иные, когда прострелишь им ухо, прямо умоляют взять их деньги. Ну, попробуешь ответить на мой вопрос еще раз? — У меня есть немного денег. — Ох-хо! Было ничего, а стало немного! Уже лучше. Глядишь, скоро ты у нас станешь богаче Мидаса. Ну и где твои жалкие гроши? — В седельной сумке, — ответил Мэтью с большой неохотой, поскольку знал, что́ еще там лежит. В дуле пистолета, приставленном к его уху, казалось, шумело море. — Открывай. Разбойник взял Сьюви за поводья и отшагнул назад. Мэтью сделал вид, что долго возится с кожаными ремнями, однако грабителю это не понравилось. — Я так и так тебя обчищу — хорош канителиться! Когда Мэтью наконец расстегнул сумку, разбойник велел ему сойти с дороги, залез рукой в сумку и вытащил оттуда кошелек, а с ним и… вот позор!.. подаренные два часа назад серебряные часы. — Блестят! — заметил разбойник. — Очень славные, большое спасибо. Отточенным и ловким движением он спрятал часы за пазуху, после чего развязал кошель, и на сей раз верхняя половина его лица грозно скривилась. — Ты кем работаешь? Никак попрошайничаешь? Почему у тебя дорогие серебряные часы, а в кошельке ветер свистит? — Так уж сложилось, — ответил Мэтью. — Часы не мои. Разбойник смерил его равнодушным взглядом, заглянул напоследок в седельную сумку и с размаху шлепнул Сьюви по крупу, отчего та взвизгнула, как дитя, и диким галопом кинулась вперед, выпучив глаза и прижав уши к голове, — в сторону имения Деконти. Гнедой разбойничий конь при этом прыснул, и Мэтью явственно услышал в этом звуке злорадный смешок. Мэтью медленно выпустил воздух, давно застрявший в легких. Он прекрасно понимал, что вновь очутился по самые уши в той же субстанции, куда его сунули лицом двое суток назад. — Расстегивай сюртук, — прозвучала очередная команда. Пальцы Мэтью инстинктивно взлетели к тому карману, где у него лежал конверт. Он поморщился и уронил руку — словно ее ожгло неземным пламенем. — Расстегивай, я сказал. Разбойник подошел к нему почти вплотную. Смоляные ямы глаз блеснули, и дуло пистолета легло на плечо. — У меня больше ничего нет… В следующий миг одна ручища схватила его за грудки, вторая — рванула сюртук в стороны, и тут же изнутри отлетела пуговица, а конверт был извлечен наружу быстрее, чем пуговица упала в траву. Разбойник поискал на одежде Мэтью еще карманы, но маленький кармашек жилета оказался пуст, равно как и карман бриджей. Тогда головорез сделал два шага назад, взглянул на конверт и повернул его сургучной печатью вверх. — Послушайте, — едва ли не срывающимся голосом затараторил Мэтью, — вас это не касается! Это официальный документ, поправки к договору, вам от них никакого толку. Прошу вас, верните конверт и отпустите меня с ми… Коварно ухмыляясь и глядя ему в глаза, разбойник сломал печать — кусочки красного сургуча брызнули в траву — и сделал еще шесть шагов назад. Дуло его пистолета по-прежнему смотрело на Мэтью. Разбойник извлек из конверта документ, развернул и какое-то время изучал. С обратной стороны пергамента ничего не было, а вот спереди, по всей видимости, обнаружилось нечто интересное, — Мэтью это понял по волчьей ухмылке бандита, различимой даже под платком. — Надо же, какие тут подписи любопытные стоят! Знать, они придутся по вкусу моим бостонским друзьям-каллиграфам! Мэтью прикрыл глаза ладонью. Затем ладонь медленно сползла на губы, а взгляд похолодел. Разбойник смял конверт и бросил его на дорогу, а сам документ сложил и спрятал за пазуху: — Благодарю вас, молодой человек. Вы изрядно скрасили хмурый день сему скромному путнику. Он сунул пистолет в кобуру и, взявшись за поводья, легким и отточенным движением запрыгнул на пегого коня. На западе вновь зарокотал гром, и бандит навострил уши. — Я бы на твоем месте долго тут не торчал, — посоветовал он. — Небезопасно это. Он выехал на почтовый тракт и галопом поскакал в направлении Бостона. Мэтью бросил взгляд в ту сторону и подумал: надо же, два конских зада, один на другом. Он прислушался к птичьему пению. Воздух был напоен теплом и ароматами прекраснейшего летнего дня. Ну и денек, черт подери! Спустя несколько мгновений он отер пот галстухом и уставился на смятый конверт. Поглядел на юго-запад, в сторону Нью-Йорка, и снова на конверт. Хм, любопытно. Конверт он подбирать не стал — что толку? Смятая бумажка теперь казалась ему трупом. Мэтью повернул на северо-восток и пустился в путь — поначалу неспешно, затем все быстрее. Идти, конечно, далеко, и выматываться раньше времени не стоит, но и медлить нельзя. Быть может, он даже нагонит Сьюви, если та остановилась попастись на какой-нибудь полянке. Шагая по дороге, он не только смотрел вперед, но и назад тоже поглядывал — чтобы при необходимости в любой миг нырнуть в кусты. Да, он шел один, однако собственное стремление к цели составило ему отличную компанию. Глава 11 Предвечерние тени легли на Манхэттен, расписав лесистые холмы темно-зеленым и золотым. Уставший, но по-прежнему не растерявший решимости, Мэтью одолел последнюю четверть мили по извилистой лесной дороге и наконец разглядел за деревьями невысокий каменный забор имения Деконти. Кованые ворота преграждали путь к дому, которого было не видно за густой листвой. Мэтью повел Сьюви с дороги в лес. Какое счастье, что она пробежала каких-то полмили и остановилась поесть яблок в саду! И что после столь грубого обращения — шлепка по крупу — все же милостиво согласилась принять наездника. Что ж, пора кое с кем поквитаться. Мэтью тихо сказал: «Тпру, девочка!» — и натянул поводья. Затем спешился и повел лошадь вглубь леса, где ее никто не заметит с дороги. Там он накрепко привязал ее к дереву, угостил яблочком из седельной сумки и двинулся дальше. Ворота лучше обойти стороной, решил он. Все равно они наверняка заперты; надо поискать другой способ пробраться в имение. Мэтью пошел вдоль стены, памятуя, что дом стоит вдали от дороги и окружен садом с тюльпанами — детищем и гордостью миссис Деконти. Спустя несколько минут он перелез через стену, помяв свой лучший сюртук, и спрыгнул в тщательно подстриженные кусты. Присев на корточки, Мэтью подумал, что если владения мистера Хадсона Грейтхауса охраняет какой-нибудь мастиф или волкодав, то измятым сюртуком не отделаешься… Впрочем, никакого звериного рыка или лая не последовало, никто не примчался отгрызать ему голову, поэтому Мэтью встал и — тихонько, крадучись — пошел по зеленому раю, где бабочки порхали средь цветочных морей и гравийная дорожка вела к каменному колодцу. Поразительно ухоженное имение, подумал Мэтью, а потом заметил на холме четырех пасущихся овец. Ах вот почему трава такая невысокая! Поднявшись мимо овец еще выше, Мэтью увидел, что отходившая от основной дороги тропинка ведет к дому, стоявшему в окружении громадных дубов. Дальняя сторона дома, насколько он помнил, выходила на реку. Сам двухэтажный особняк — судя по стенам из темно-коричневого и бежевого камня и кровле из серого сланца — явно был построен зажиточным хозяином каменоломни. Крышу венчал коричневый купол с медным флюгером в виде петуха. Входная дверь представляла собой глыбу из толстой цельной доски чайного цвета, а дверной молоток был размером с кулак того верзилы-разбойника. Мэтью вспомнил, что за домом есть амбар и каретный двор, а вдоль реки имеется еще один сад, где в минувшем году проходил торжественный прием. На ту сторону выходили также высокие стеклянные двери кабинета мистера Деконти, где он пространно рассказывал всем желающим о различных сортах древесины. Оный зал просвещения и стал теперь предметом интереса Мэтью. Обходя дом, он услышал отдаленный металлический лязг: кто-то открыл ворота. Так, надо торопиться. Мэтью быстро миновал коновязь в тени заросшего зеленым мхом дуба и сделал себе мысленную заметку: если впредь ему предстоят подобные вылазки, надо обзавестись обувью покрепче. Каблуки и подошвы его нынешних ботинок стерлись почти до дыр. Внизу, у подножия довольно высокого холма, мерцала речная гладь, за которой расстилался бескрайний лес. Мэтью обнаружил те самые двойные двери кабинета. Они были закрыты, да. Но не заперты на замок. Медные ручки легко поддались. Вход оказался задернут тяжелыми бордовыми портьерами, сквозь которые ничего было не разглядеть. Мэтью оставалось лишь надеяться, что в кабинете никого нет. Он раздвинул портьеры, вошел в пустую комнату и тихонько затворил за собой двери. Внутри, вдоль обшитых темным деревом стен, стояли книжные шкафы, письменный стол с перьями и чернильницей, подле — стул и еще два стула в сторонке. На спинке одного из них висела в кожаных ножнах шпага с белой костяной рукоятью, металлической гардой и навершием без намека на резьбу или иные украшения. Оружие для дела, а не для пустых угроз, подумал Мэтью. На крючке в дальнем конце комнаты, рядом с закрытой дверью, висел мужской плащ. Тут из-за двери раздались голоса, и Мэтью счел разумным спрятаться за шторы и стоять там настолько тихо, насколько позволят рассудок и нервы. — …Даже досадно, право, — сказал приглушенный мужской голос. — Он так легко с ним расстался! — Тут дверь открыли, и голос зазвучал отчетливо: — Практически сам указал, куда его спрятал. — Это как же? — спросила женщина, вошедшая в кабинет следом за мужчиной. Мэтью не сумел сдержать легкой улыбки. Похоже, миссис Герральд и сама не поспеет в гостиницу к семи часам. — Дотронулся до кармана сюртука, — ответил разбойник, чей голос теперь звучал совсем не по-разбойничьи. Скорее, так мог говорить английский аристократ. — Снаружи, вот так. — Он изобразил упомянутое движение. — А стоило мне взять конверт в руки, как он тут же выдал, что именно лежит внутри. Начисто лишился самообладания. У Мэтью едва не вырвалось: «Это лучше, чем лишиться коленной чашечки», однако в последний миг сделал выбор в пользу более эффектного выхода. Он распахнул шторы, шагнул вперед, и… тут почти одномоментно случилось две вещи. Миссис Герральд, снявшая к тому времени шляпку-амазонку, испуганно вскрикнула. А предполагаемый бандит — такой же высоченный, даром что без разбойничьего костюма, — с нечеловеческой скоростью метнулся к шпаге. Зашипели ножны, выплевывая стальной клинок, дугой мелькнуло по стенам отраженное от металла солнце, и почти сразу Мэтью почувствовал у себя на горле — в том самом месте, где ощущалось биение жизни, — острие тридцатидюймовой шпаги. Он окаменел. Человек со шпагой тоже превратился в статую, равно как и миссис Герральд, однако острие клинка не дрогнуло ни на волосок. — Сдаюсь! — выдавил Мэтью, медленно поднимая руки. — Господи! — прогремел хозяин дома так, что задрожали стекла в дверях. — Вы с ума сошли? Я едва не проткнул вам шею! — Сердечно благодарю вас за промедление. — Мэтью хотел сглотнуть слюну, но понял, что это не сулит ничего хорошего его кадыку. — У меня письмо для мистера Хадсона Грейтхауса. — Письмо? Да вы… — Мистер Грейтхаус, — тихо произнесла миссис Герральд. — Пожалуйста, уберите клинок от горла нашего посыльного.