33 Имя Марали Пускай береговики и не желали сражаться бок о бок с Клыками, но за собственную шкуру они всегда дрались жестоко. Первые Клыки, вбежавшие в комнату, встретили бесславную смерть от ножей (а кое-кто и от зубов). Но судя по доносящемуся снаружи рычанию, Клыков было очень много. Не говоря уж о том, что береговики с Западной излучины почему-то схватились с береговиками со Средней, а береговики с Восточной и Средней излучин дрались с обитателями Западной. Марали решила, что пора бежать. Она кое-как встала на колени и осмотрелась – нет ли укромного уголка, чтобы достать один из спрятанных ножей и перерезать верёвку на ногах. В другом конце комнаты стоял стол, под которым она бы вполне поместилась… Но тут девочка с ужасом заметила, что Клакстон неотрывно следит за ней. Они долго сверлили друг друга взглядом – а потом Клакстон, расталкивая Клыков и береговиков, стал пробираться к дочери. Марали поползла к ближайшей двери, увёртываясь от мужчин, женщин, ящеров и ножей и молясь о том, чтобы ручищи Клакстона её не коснулись. Она плечом распахнула дверь, вывалилась в коридор и обнаружила нескольких береговиков, застрявших в кухонном окне. Царапаясь и ругаясь, они отчаянно пытались выбраться. Краем глаза Марали заметила, как захлопнулась дверь кладовки, и услышала за ней шаги. Очевидно, там был вход в тайник. Она запрыгала к двери – слишком боясь Клакстона, чтобы остановиться и разрезать верёвки, – и повернула ручку обеими руками. Посреди разбросанных мешков с мукой и разбитых горшков зиял люк. Марали впрыгнула в кладовку, закрыла за собой дверь и, стараясь не обращать внимания на рёв Клакстона, села, свесив ноги в тёмную дыру. Марали знала, что Клакстон идёт за ней по пятам, но может, ей удастся урвать минутку и разрезать верёвки… Она обязана рискнуть. – Ой! – воскликнул кто-то. В туннеле под ногами у Марали мелькнула полоска света, озарив голову, на которую она случайно наступила. Несколько береговиков спускались по лестнице. Марали последовала за ними, цепляясь за ступеньки связанными руками. Когда она спустилась, сверху донёсся крик Клакстона: – Марали! У тебя нет отца кроме меня! Береговики побежали прочь, унося фонари, а Марали прислонилась к стене, нащупывая нож и со страхом ожидая, что тень Клакстона вот-вот заслонит собой люк. – Марали! – загремел он. Девочка отчаянно пыталась дрожащими пальцами вынуть нож, однако верёвка крепко его держала. В шахту упал луч света, и появился силуэт Клакстона. Мужчина принюхался: – Ты там, девчонка? Я чую запах мыла! Марали затаила дыхание, закрыла глаза и принялась дёргать туда-сюда рукоятку ножа. Он поддавался, но слишком медленно – она не успела бы его вытащить. Её безумный отец был уже рядом. Ей хотелось спрятаться, но деваться было некуда, поэтому Марали прижалась к земляной стене и замерла. Стук сапог Клакстона по лестнице смешивался с грохотом, треском и криками в доме. Вскоре все эти звуки зазвучали в такт с биением сердца Марали. Где Гаммон? Он обещал спасти её – но куда же он пропал? Марали вдруг стало душно, и она поняла, что вот-вот разрыдается. Она и забыла, когда плакала в последний раз. Ей никогда ещё не было так страшно и так грустно. Клакстон спустился и повернулся, принюхиваясь. Слабый свет, падающий из кухни, освещал его лоб, переносицу, круглые щёки и грязную бороду. Клакстон улыбался. Непривычная грусть нарастала в душе Марали, пока не вытеснила страх. Этот человек – сущее чудовище – должен был её любить. Когда-то она принадлежала ему, а отцы должны заботиться о дочерях, даже на берегу. Неужели она совсем не достойна любви? Неужели в глазах отца Марали стоила не больше паршивой собаки, которую нужно укрощать, ловить и сажать в клетку? Клакстон стоял над девочкой, сложив могучие руки на груди, и его грязная борода тряслась от зловещего смеха. И Марали дала волю слезам. Она всхлипывала, сама удивляясь этим нечеловеческим звукам. Может быть, она и впрямь всего лишь животное. Как её отец. Кто-то сунул голову в люк. – Не ходи сюда, – рыкнул Клакстон. – Здесь повсюду Клыки! Беги! Береговик с воплем исчез, захлопнув люк и погрузив Клакстона и Марали во мрак. – Ну вот, – зловеще произнёс Клакстон. – Теперь мы одни. Он чиркнул спичкой и зажёг стоящий за лестницей фонарь. Марали опустила голову и зарыдала так, как не рыдала никогда в жизни. Вряд ли Клакстон убьёт её. В конце концов, он потратил столько сил, чтобы вернуть дочь. Но она хорошо знала его кулаки. Знала силу его гнева. – Почему ты меня не любишь? – спросила Марали. Клакстон поставил фонарь на пол между собой и дочерью и хрустнул костяшками. Он сел на корточки и погладил бороду: – А с какой стати? Глаза у Марали были закрыты, но она знала, что Клакстон улыбается. Он схватил дочь за шиворот, поднял её на ноги и прижал к стене, держа за горло. Девочка взвизгнула. – Потому что… ты… мой отец, – выговорила она, брыкаясь и царапаясь. Клакстон невозмутимо улыбался. – А я думал, твой отец Гаммон, – сказал он, и его улыбка превратилась в злобную усмешку. Слова у Марали иссякли. Она перестала бороться и едва могла дышать. Закрыв глаза, она ждала наказания и думала о Гаммоне, Саре и проведённых с ними счастливых днях. – Твои дружки тебя избаловали. Ты научилась хныкать как грудной младенец. Береговики не плачут, Марали. – Я не береговик, – ответила она, глядя ему в глаза. – Так я сделаю из тебя береговика! – рявкнул Клакстон. – В твоих жилах течёт моя кровь, девчонка, и так будет всегда! Моё имя написано у тебя на лбу, Марали Ткач. Мойся сколько влезет, ешь булочки, хихикай со своей подружкой – но ты до самой смерти будешь помнить, что родилась в грязи, на берегу, подле Блапа! И раз уж ты в этой грязи вывозилась, ничто её не смоет! Клакстон, очевидно, знал самый большой страх Марали и намеренно бил по больному. Сколько ночей она пролежала без сна, внушая себе, что Гаммон любит её искренне, что перемены, которые она ощутила в себе – лёгкость на душе и почти мучительная радость, – ей не мерещатся. Она вспомнила день битвы за Кимеру, когда Гаммон протянул ей руку и попросил позволения заботиться о ней. Тогда что-то всколыхнулось на дне иссохшего колодца её души – и за минувшие месяцы этот источник медленно наполнился. С приходом весны Марали наконец позволила себе поверить, что вода в нём очистилась, – но каждое слово, которое выплёвывал Клакстон, отравляло эту воду, мутило её, пачкало, и теперь Марали казалось, что она тонет в грязи. – Я дам тебе последний шанс, девчонка. У тебя один отец – либо Клакстон, либо Гаммон. Ты от природы связана только с одним из нас. Подумай хорошенько – и ответь. Кто твой отец? Марали покачала головой и заплакала. Она мечтала, чтобы появились Клыки или береговики, – надеяться на Гаммона она уже перестала. Чудесные спасения бывают только в сказках. – Кто твой отец?! – взревел Клакстон и ударил дочь по лицу. У Марали из глаз посыпались искры, и она ощутила на губах вкус крови. – Ты береговик до мозга костей, девчонка! Кто твой отец? Что течёт в твоих жилах? Марали шевельнула губами. – Что? – крикнул Клакстон, крепче стискивая горло дочери. Марали сморгнула слёзы, с трудом сделала вдох и гневно посмотрела на отца: – Любовь. – Любо-о-овь, – презрительно передразнил Клакстон и захохотал. Марали шмыгнула носом и сказала: – Любовь сильнее крови. Сильнее природы. – Ах ты, тварь! – Клакстон сжал кулак и размахнулся. Марали улыбнулась сквозь слёзы. Она знала, что сделала правильный выбор. Ведь её тоже выбрали. Она не сомневалась, что Гаммон сейчас сражается за неё и что его любовь сильнее руки, которая держит её за глотку, и кулака, готового нанести удар. Девочка закрыла глаза и собралась с духом. Но удар так и не настиг Марали. Клакстон ахнул и булькнул; рука, сжимающая шею девочки, ослабела. Марали рухнула наземь, в замешательстве глядя на Клакстона. Тот зашатался и повернулся, и Марали увидела у него в спине воткнутый по рукоятку нож. – Да простит тебя Создатель, сынок, – произнёс дрожащий женский голос. – Да простит меня Создатель. Нургабог, согнувшись пополам, стояла на лестнице, одной рукой держась за ступеньку, а вторую прижимая к больному боку. На обращённом к свету лице было выражение полного муки торжества. – Лишь одного человека на свете я люблю больше, чем тебя, – прохрипела она. – Твою дочь. – Но… но я король берега, – с трудом выговорил Клакстон и, рухнув на колени перед матерью, протянул к ней руки. – Ты не смеешь меня тронуть. – А ты не тронь девочку, – с усталой улыбкой произнесла Нургабог. – Больше никогда… Она подковыляла к сыну и обняла его. Оба повалились на землю, не размыкая рук. Клакстон уткнулся лицом в плечо матери и судорожно закашлялся. – Беги, внучка, – велела Нургабог. Она дышала слабо и прерывисто. – Клыки близко. Беги! Марали достала нож и перерезала верёвки на лодыжках. Кое-как поднявшись на ноги, девочка слепо бросилась в темноту. – Гаммон! – закричала она. – Гаммон, я иду!