Команда скоро собралась, судно обзавелось такелажем и парусами и встало на якорь в гавани, окруженное другими кораблями флотилии, что ожидала сигнала к отправлению. На борт доставили груз, и, когда трюм оказался заполнен, поступил приказ, вызвавший величайшую досаду Филипа: принять сто пятьдесят солдат и прочих пассажиров, многих из которых сопровождали женщины и дети. Филип трудился не покладая рук, а капитан только расхваливал свое судно и ни во что не вмешивался. Наконец с погрузкой было покончено, и флотилия приготовилась к отплытию. Настала пора прощаться с Аминой, которая оставалась в гостевом доме и которой Филип уделял все свободное время, когда у него выдавалась хотя бы минутка. Ожидалось, что флотилия выйдет в море через два дня, поэтому прощание решили не затягивать: Амина намерена была уехать на следующее утро. Она не сомневалась, что снова увидит мужа, а потому просто крепко обняла его на берегу, и он прыгнул в лодку, которая должна была доставить его на борт. «Да, – думала Амина, наблюдая, как все меньше и меньше становится фигура Филипа по мере удаления лодки, – да, я знаю, что мы встретимся снова, что не это плавание, муж мой, окажется роковым для тебя и для меня. Зато я почти уверена, что следующий твой выход в море, когда я присоединюсь к тебе, разлучит нас навсегда. Каким образом, я не ведаю, но именно это нам суждено. Священники твердят о свободе воли… Разве свобода воли уводит Филипа от меня? Разве не предпочел бы он остаться со мною на берегу? Увы, ему этого не позволено, он должен исполнить предначертанное. Какая еще свобода воли, если всем управляет судьба, безжалостный тиран! Мне почему-то кажется, что эти священники – мои враги. Не знаю, откуда взялось столь странное ощущение, ведь оба добры ко мне, а вера, в которой они меня наставляют, праведна и милосердна. Свобода воли, милость, любовь к ближнему… Прощай обиды, не суди других… Все это вроде бы правильно, однако сердце шепчет, что… Ой, лодка уже пристала, Филип взбирается по трапу. Прощай, прощай, мой возлюбленный муж! Хотела бы я быть мужчиной! Но нет, лучше так, как есть». Амина смотрела на судно до тех пор, пока не перестала различать силуэт Филипа. Тогда она медленно направилась в город. На следующее утро, проснувшись, Амина узнала, что флотилия отплыла с первыми лучами солнца и гавань, еще недавно полнившаяся кораблями, опустела. – Уплыл, – пробормотала Амина. – Снова ждать долгие, тоскливые месяцы… Разве это жизнь, если я оживаю, только когда он рядом? Глава 16 Оставим Амину ее одиночеству и последуем за Филипом в его скитаниях. Флотилия отплыла с отливом и горделиво двинулась по Зюйдерзее, однако не прошло и часа, как «Фрау Катерина» отстала и оказалась в миле или двух за кормами остальных кораблей. Минхеер Баренц винил то «косорукий» развес парусов, то рулевого – по его приказу матросов у штурвала постоянно меняли. Словом, виноваты были все, кроме его драгоценной «Катерины». Но поиски виноватых не помогали, судно отставало все сильнее, и становилось ясно, что его мореходные качества далеки от совершенства. – Минхеер Вандердекен, – изрек наконец капитан, – как говаривал мой отец, «Фрау» не слишком-то привычна к ветру. Такое бывает. Но вот что я вам скажу: во всем прочем не найти корабля лучше нашей «Катерины». – Вдобавок мы изрядно нагружены, – отозвался Филип, не желавший ранить чувства капитана, – а на палубе полным-полно солдат. Флотилия между тем миновала отмели, и теперь корабли держались вместе, а «Катерина» ползла еще медленнее. – Когда все так сгрудились, «Фрау» несподручно плыть быстрее, – гнул свое капитан Баренц. – Погодите, вот выйдем в открытое море, и вся флотилия будет любоваться на нашу корму. Разве этот корабль не прекрасен, а, минхеер Вандердекен? – Да, корабль отличный и очень просторный. – Что еще мог ответить Филип? Флотилия двигалась дальше, то лавируя против ветра, то ускоряя ход. Впрочем, что бы ни делали остальные, «Фрау Катерина» упорно тащилась позади всех, и прочим кораблям пришлось лечь в дрейф на закате, чтобы она успела нагнать спутников. Капитан же Баренц продолжал уверять, что единственной причиной задержек являются сторонние обстоятельства. К несчастью, у судна обнаружились и другие недостатки помимо слабых мореходных качеств: трюм протекал, парусник был неуклюжим и плохо слушался руля. Увы, капитана Баренца было не переубедить: он восхищался своей «Фрау» и, подобно всем, кто любит безоглядно, не желал видеть изъянов у предмета своей страсти. Однако окружающих слепота не поразила. Старший над флотилией, удостоверившись, что злосчастное судно и впредь будет задерживать ее, твердо решил предоставить «Катерину» собственной участи, едва флотилия минует Капский полуостров. От необходимости прибегать к столь жестокому шагу его избавил, однако, налетевший шторм, который разметал корабли. На второй день «Фрау Катерина» в полном одиночестве торила путь среди водяных валов. Корпус ее протекал столь обильно, что воду приходилось непрерывно откачивать, а ветер гнал судно левым бортом вперед, чуть ли не с той скоростью, с какой «Фрау» передвигалась самостоятельно. Так продолжалось целую неделю, и положение на борту стремительно делалось все хуже и хуже. Переполненное людьми, перегруженное товарами, судно скрипело и стонало под могучими ударами волн, а люди у насосов в трюме валились с ног от усталости. Филип трудился наравне со всеми, подбадривал утомленных матросов, требовал крепить все, что грозило отвалиться, – и почти не советовался с капитаном, который, как выяснилось, мало что понимал в морском ремесле. – Что ж, – сказал минхеер Баренц, держась за кофель-планку[42], – вы должны признать, что «Фрау» отменно противостоит непогоде. Полегче, милая, полегче, – прибавил он, когда судно кануло носом в воду и тяжко застонало, – прошу, будь осторожна! Только вообразите, каково сейчас беднягам на остальных кораблях! Ха! Минхеер Вандердекен, смею вас заверить, что мы всех опередили и они далеко от нас отстали. Согласны? – Честно сказать, минхеер, мне сложно судить, – ответил Филип с улыбкой. – Вы поглядите сами, вокруг же никого не видно! Ба! А это что такое? Вон, слева по курсу. Это корабль! Надо отдать должное капитану, он смельчак, раз идет под парусами. Глазам своим не верю! Он что, вообще ни один не убрал? Филип тоже различил очертания большого парусника, идущего по ветру в том же направлении, куда несло «Катерину». При таком ветре никакой корабль не дерзнул бы распустить верхние паруса. На самой «Фрау» зарифили и передние, и задние. Однако нежданный попутчик летел по волнам при полном парусном наборе, как будто над морем всего-навсего веял легкий бриз. Волны между тем становились все выше, ежеминутно окатывая «Катерину» с носа до кормы, но неизвестное судно, казалось, ни в малейшей степени не испытывало на себе ярости бурлящего моря – летело стремительно и уверенно на ровном киле. Филип мгновенно догадался, что это за корабль. Тот самый призрак, на котором обречен вечно скитаться его отец. – Очень странно, – произнес минхеер Баренц. Филипу стало настолько страшно и тоскливо, что он ничего не ответил. Держась одной рукой за поручень, второй он прикрыл глаза, будто не желая ничего видеть. Теперь и матросы «Катерины» заметили попутчика и, разумеется, сразу вспомнили легенду о корабле-призраке. Солдаты тоже высыпали на палубу, стоило разойтись тревожной вести, и все взоры были устремлены на потусторонний корабль. Тут налетел особенно сильный порыв ветра, раскатисто прогремел гром, и полил проливной дождь. Стало невозможно различить хоть что-то даже в двух шагах от себя. Спустя четверть часа, когда дождь стих, выяснилось, что попутчик исчез. Сколько его ни высматривали, все было тщетно. – Великие Небеса! Он, должно быть, перевернулся и затонул, – проговорил капитан Баренц. – Неудивительно, при стольких-то парусах! Даже моя «Катерина» не понесла бы такую нагрузку. Должно быть, тот капитан попросту обезумел, коли ему вздумалось нас перегнать. Что скажете, минхеер Вандердекен? Филип промолчал, и капитан принял его молчание за согласие. Сам же Филип думал, что «Катерина» обречена. При мысли о том, что погибнет множество людей на борту, его пробрала дрожь. – Минхеер Баренц, – сказал он чуть погодя, – ветер, похоже, не собирается стихать. Даже лучшему из кораблей на свете долго этого не выдержать. Я бы посоветовал вернуться в Столовую бухту для починки. Не сомневаюсь, что там нас дожидаются остальные корабли флотилии. – Моя «Катерина» ничего не боится! – вскричал капитан. – Она всем покажет, на что способна! – Проклятая лоханка! – проворчал матрос, из числа тех, что подошли ближе к Филипу, чтобы услышать разговор капитана с первым помощником. – Кабы я знал, что это за дрянная посудина, ни за что бы на нее не пошел. Минхеер Вандердекен прав, надо вернуться в Столовую бухту, пока еще не поздно. Тот корабль слева послал нам предупреждение, он не зря появился. Спросите Вандердекена, капитан, ему ли не знать? Он ведь моряк. От этих слов Филип вздрогнул. Впрочем, матросы, кажется, не подозревали о его интересе к кораблю-призраку. – Должен признать, каждая моя встреча с этим кораблем оборачивалась бедой, – произнес он. – Да чем вас напугал этот корабль? Он же сгинул потому, что не позаботился убрать паруса! – Он вообще не тонет, – пробормотал кто-то из матросов. – Точно! – загомонили другие. – А вот мы потонем, если не вернемся! – Что за чушь? – изумился капитан. – Минхеер Вандердекен, ваше мнение? – Я уже высказался, – коротко заметил Филип, которому не терпелось вернуться в порт, буде представится такая возможность. – Лучше всего для нас возвратиться в Столовую бухту. – Капитан, – прибавил тот же пожилой матрос, который раньше говорил о предупреждении, – мы все хотим вернуться, нравится вам это или нет. Так что крутите штурвал, ребята, а минхеер Вандердекен проследит за парусами. – Это еще что такое? – возмутился капитан Баренц. – Мятеж на борту «Катерины»? Что за глупости? Резвее моей «Фрау» нет никого на свете! – А еще – дряхлее и гнилее! – пробурчал кто-то. – Что?! – взвился капитан. – Что я только что услышал? Минхеер Вандердекен, заприте этого мерзавца за подстрекательство к бунту! – Да он совсем спятил, – рассудил старый матрос. – Идемте, минхеер Вандердекен, вам мы согласны подчиняться. Надо разворачиваться, прямо сейчас. Капитан продолжал браниться и топать ногами, однако Филип, не преминув отметить достоинства судна и заодно укорив матросов за страх, убедил минхеера Баренца не противиться. В итоге капитан смирился, штурвал повернули, паруса убрали, и «Фрау Катерина», тяжело развернувшись, легла на обратный курс. Ближе к вечеру ветер немного утих, небо очистилось, а море начало постепенно успокаиваться. Течь в трюме уменьшилась, и Филип твердил себе, что через день или два они окажутся в безопасности Столовой бухты. Мало-помалу волнение улеглось, и вскоре уже ничто не напоминало о недавней буре, не считая длинного пенного вала, что катился на запад за кормой судна, как бы норовя нагнать «Фрау Катерину». Изнуренные матросы, солдаты на палубе и пассажиры, вымокшие до нитки, – все вздохнули с облегчением. Люди высыпали на верхнюю палубу. Матери наслаждались переменой погоды и подставляли своих детишек согревающим лучам закатного солнца. Все снасти оказались увешаны мокрой одеждой, которую вынесли просушиться, а матросы принялись на скорую руку чинить повреждения, нанесенные бурей. До Столовой бухты, по общим подсчетам, оставалось не более пятидесяти миль, и вот-вот должен был показаться южный мыс на ее оконечности. Все снова радовались и веселились, явно решив, что счастливо избегли опасности. Все, кроме Филипа. Второй помощник, бывалый моряк по фамилии Кранц, пользовался уважением Филипа, который убедился, что может положиться на этого человека. Днем они с Филипом ходили по палубе и беседовали. – Как по-вашему, Вандердекен, что за корабль мы видели? – Я уже встречал его раньше, Кранц, и… – Что? – Любая встреча с ним сулит беду. Никому и никогда не удавалось вернуться в порт целым и невредимым. – Это что, призрак? – Мне так говорили, и я слышал немало других историй об этом корабле. В общем, уж поверьте: с нами непременно что-нибудь да случится, прежде чем мы достигнем порта, пускай теперь все выглядит безмятежным, а до порта рукою подать.