Демьян сделал растерянное лицо и развел руками. – Ну, я не знаю. Можно выйти в город, в Париж. Может пойти на рынок Мортен. – Рынок это хорошо, – засмеялся Сема, – я на нем начинал свою трудовую деятельность, барыг ломил и блат-каинов на бабки ставил. Полкан, помнишь те барные[66] времена, – он хлопнул его рукой по плечу, – иногда вспоминаю молодость, аж слеза ностальжи прошибает. – А то, – подхватил Полкан, – мы, когда на рынок заходили, так все барыги, еще не видя нас, уже на полусогнутых богонах[67] навстречу бежали, дары несли в клешнях. По запаху чуяли: братва в заповедник зашла. Бандиты весело засмеялись. «Это хорошо, – подумал про себя Демьян, – расслабились». – Давай, начинай экскурсию. Они вышли на улицу. Сема и его люди озирались по сторонам с детским любопытством, рассматривали окружающий мир. – Так, хватит брызгать лупетками[68], давай, Дема, веди на рынок к местным барыгам, бубновый заход сделаем[69]. Мимо прошли двое горожан, с удивлением косясь на спутников Демьяна, с которым они почтительно поздоровались, сняв войлочные шапки. Тоже самое сделал крестьянин и женщина с корзиной шедшая с рынка. – Да ты, духарик, здесь в авторитете! – захохотал Сема, – нам здесь серьезные подвязки будут нужны! Бандиты окончательно потеряли бдительность и вели себя, как на аттракционе, что Демьяну было и нужно. Наконец, они вышли к рыночной площади. Вся компания замерла, как когда-то замер ошарашенный Демьян, обозревая средневековый Париж. – Да ты… Дема, вол[70]… Лапшу не вешал… Твою мать… Сема повернулся к нему, но Демьян, воспользовался общей растерянностью и отошел немного от них в сторону. Бандит внимательно посмотрел на него. – Ты чего, гнедой[71], удумал? – с подозрением спросил он. Демьян медленно попятился. – Ты чего, сука-а? – прошипел Сема Молоток. – Соскочить решил? Глаза у Семы забегали. Он поднял руку, подзывая его, но Демьян продолжал пятиться. «Да где же этот святоша Томазо?», – лихорадочно соображал Демьян, – «Бруно, мерзавец, неужели ты меня снова предал?!» Неожиданно Сема и Демьян одновременно увидели в толпе снующего рыночного люда лицо Бруно. Он стоял невдалеке и скрестив руки на груди беззаботно улыбаясь утвердительно кивал своему другу. Бандит перевел взгляд на Демьяна. – Братва! – произнес Сема Молоток. Он все понял – этот духарик затащил его в какую-то ловушку. Но было уже поздно. Неожиданно за его спиной раздался голос. – Именем святой инквизиции! Сема резко развернулся. Перед ним стоял преподобный Томазо рядом справа и слева грозные стражники в латах вооруженные алебардами. – Ты что еще за клоун?! – удивленно протянул Сема Молоток, еще не понимая, что происходит, но уже чувствуя смертельную угрозу. – Именем святой инквизиции и данной мне властью приказываю, схватить богомерзкого колдуна и препроводить в Большое Шатле для проведения дознания в колдовстве, ереси и других богохульных действиях, – повторил преподобный Томазо. – Тебе что надо, водолаз?[72] – растерянно спросил Сема, отступая. – Молоток, надо вязать концы,[73] – прошептал Полкан. Но он и без него своим нутром понял, что дело плохо, как поняли и его бандиты. Но не успели они пуститься в бегство, как вокруг них появились еще несколько стражников, взяв их в кольцо. Преподобный Томазо хорошо знал свое дело. – Дема, сучонок, ты думаешь, тебе помогут эти аборигены?! Ты заблуждаешься-я-я…, – закричал, подвывая от бессильной злобы, Сема Молоток. Он огляделся вокруг. – Братва! Атанда! Оголяй волыны, вали аборигенов! Я тебя сейчас на куски порву, сука! – заорал Сема Молоток и бросился в сторону Демьяна. Но один из стражников сбил его древком алебарды с ног. Сема перекатился, вскочил и, упорно вытянув руки, ринулся к Демьяну. Стражник снова коротко замахнулся древком алебарды. Один из «быков» вытащил пистолет и выстрелил в стражника. Пуля со щелчком пробила латы на груди, и он осел, на землю, удивленно глядя, как из маленькой дырочки тонкой струйкой потекла кровь. Его товарищ быстро сообразил, что нужно действовать решительно, он молниеносно ударил острой пикой алебарды в грудь бандита. Раздался хруст проломленной грудины, и бандит, издав крик боли, повалился на землю. Второй бандит преодолел растерянность и вытащил пистолет, но выстрелить, не успел, так как один из солдат стражи отрубил ему руку мечом, едва он успел ее вытянуть и прицелиться. Бандит целой рукой ухватился за культю и, воя от ужаса и боли, упал на колени, стражник одним быстрым движением обезглавил его. Полкан и Сема попытались бежать, прорываясь через кольцо солдат, пока они расправлялись с двумя «быками». Полкан вытащил пистолет и выстрелил, дважды попав одному в голову, тяжело ранив его, а другому попал в плечо. Но к раненым солдатам стражи подоспели товарищи, один замахнулся алебардой, намереваясь зарубить бандита, но преподобный Томазо скомандовал. – Живьем брать демонов! (Конечно же, преподобный Томазо не смотрел фильм Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию», хотя… – прим. автора). Солдат перехватил алебарду, но такая заминка едва не стоила ему жизни. Он упал, раненый в живот. – Завалю, суки! – вопил Полкан, стреляя из пистолета в разные стороны. Часть людей на рынке в страхе побежали в разные стороны, а часть бросилась на помощь стражникам и преподобному Томазо. Полкана сбили с ног и один из солдат тупым концом алебарды по голове оглушил его. Сема Молоток смог улизнуть из кольца стражников, но, не зная куда бежать, очутился у крепостной стены, где метался, как загнанный зверь, в окружении солдат, которые удерживали его от побега, направив на него острые концы пик наконечников алебард. Он прыгал из стороны в сторону, хватался за древки алебард, пытаясь их отклонить, но каждый раз его отбрасывали к стене. Горожане присоединились к его травле. В Сему полетели камни, подгнившие кочаны капусты и яблоки. – Дема, сука-а! Я буду зубами тебя рвать! На заманку взял, лакшовка грязная! Ты не уйдешь от меня, вошь поднарная! Я клянусь, доберусь до тебя! Я лично с тебя шкуру живьем сниму, сука-а-а-а! Из-за спин солдат стражи решительно вышел преподобный Томазо с вытянутым в руках распятием. – Именем Бога нашего Иисуса Христа заклинаю всех демонов сидящих в этом человеке подчиниться его воле и… Но не успел он договорить, как Сема прыгнул к нему как ягуар и, схватив его за шею, зажал в локтевом зажиме. Преподобный Томазо захрипел и покраснел от натуги, глаза безвольно сошлись к переносице. – Отойдите суки! Иначе я ему шею сверну, как петуху дырявому! Слово даю, я ему галстук повешу,[74] опомниться не успеете. Дайте дорогу, волки позорные… Но не таков был преподобный Томазо. Он поднапрягся и со словами “Смирись, демон, перед волей Господней!”, одним быстрым движением разъединил деревянное распятие. Его нижняя часть оказалась ножнами острого тонкого кинжала, и, схватив за верхнюю часть, где находилась голова страдающего Иисуса, воткнул в ногу бандита. Тот завопил от боли и, отпустив священника, упал. Стражники тут же несколькими ударами оглушили Сему Молотка. Когда он уже перестал двигаться, они оттащили его обмякшее тело к лежащему без сознания Полкану. Демьян вздохнул. Все было кончено. «Ну, вот и все, Сема, кончилась наша с тобой старая дружба. Теперь ты молись». Но Демьян не видел, как на пороге своей аптеки стоял, глава цеха аптекарей Франсуа ле Бертран и с интересом смотрел на разворачивающуюся драму. И Демьян еще не знал, что, пока он общался с Семой Молотком в своем времени, кардинал Франции Жорж де Амбуаз скончался. Глава цеха аптекарей улыбнулся каким-то своим мыслям и зашел в аптеку, довольно потирая руки. Глава 27. Цена за любвь и ненависть – Все, братишка! Все! Бруно, приплясывая, подбежал к Демьяну и обнял его. – Все, конец упырю! Он полжизни из тебя кровь пил, а ты все никак решиться не мог придумать что-нибудь! А теперь баста! Демьян и Бруно чувствовали, что произошло что-то, что коренным образом изменит все их существование. Еще бы: Сема Молоток в руках инквизиции, глава цеха аптекарей их больше не побеспокоит. Демьяну казалось, что дышать стало легче. Но какая-то мелкая заноза сидела в его сердце, не давая покоя. Он, в отличие от своего друга прекрасно понимал, что ждет Сему Молотка. Он уже не сомневался, что бандит и его консельери висят на дыбе с вывернутыми руками в пыточной мастера Жиля. Он даже вздрогнул от этой мысли. Нет ему их было не жаль, он просто вспомнил себя. – Братишка ну ты чего насупился? – растормошил его Бруно. – Да так ничего… Что-то нашло, – он попытался улыбнуться, но вышло как-то криво и неестественно. – Слушай, я знаю, что нужно! – Бруно загадочно подмигнул ему, – надо хорошенечко отметить. Давай закроем на пару деньков нашу богадельню и закатимся куда-нибудь поклубиться. Тем более я уже давно обещал Анечке показать что такое настоящий клуб…. Ну там танцпол и все такое. Демьян вздохнул. – Вот мало у нас было проблем, которые нам могли стоить жизни, так ты еще одну, не отходя от кассы, нам устроил. – Да ладно тебе, все же нормально. Анечка опять, типа того, в гостях у тетушки в Нормандии, ухаживает за старой бабкой. Выжившая из ума старуха бездетная. Она родная сестра умершей при родах жены Жанна Хромца. Любит свою племянницу больше всего на свете и завещала ей все. Мы к ней на пару тройку дней засветиться, типа мы там, а потом на пару дней клубиться. А как тебе такое? Демьян молча смотрел на него с укором. – Ну, давай… Виски, кола, королева танцпола…, – запел, соблазняя его Бруно, – тем более ты был-то всего в клубешнике один раз. – И мне не понравилось, – отнекивался Демьян. – Фу, какой ты мрачный и черствый, – разочарованно протянул Бруно, – ну хорошо, как говорится лишний рот хуже пистолета. Ну, нам-то можно босс? А? Демьян понимал всю опасность променадов Бруно и Анны, но ему очень хотелось побыть одному. Он знал, что ему так или иначе придется принимать участие в процессе обвинения Семы Молотка и хорошо бы, чтобы Бруно в эти дни не было рядом. – Хорошо, – кивнул он, – только я очень прошу, будь осторожен. Не хватало нам еще попасться и выяснять отношения с ее пятью братьями. – Не очкуй братишка, все будет айс! «Ну да», – подумал про себя Демьян, – «все будет именно ай!» – Так, все, вали, пока я не передумал, – улыбнулся он, но на душе кошки скребли. Оставшись один, он не мог найти себе места. Что-то угнетало его. Как бы ему сейчас хотелось увидеть Изабелль. Смотреть в ее глаза, говорить с ней…. Однажды он нечаянно коснулся ее руки, но она ее не убрала, лишь опустила глаза. Его рука лежала на ее руке, и он чувствовал, как она подрагивает.