— Володька, с ума сошел! Тебе не двадцать, и во мне давно уже не три пуда. — К черту арифметику! — Пап, а пап, почему это к черту арифметику? — Это не ту арифметику, Юля, про которую ты думаешь. К черту совсем другую арифметику. Понятно? — Нет. — Вот и хорошо, что непонятно. Бежим! Мы летим сломя голову вдоль шоссе, к машине. И снова километры дороги, и снова строгие солдатские могилы по краям шоссе, снова Дорохово, Кубинка, Голицыне и наконец Москва. Дома мы первым делом настежь распахиваем окна. После бородинского приволья нам кажется, что в квартире не хватает воздуха. Мы испытываем такое чувство, будто вернулись издалека и не были в своих комнатах по меньшей мере месяца два. Выхожу на кухню. В ответ на мое приветствие Михаил Иосифович Сосновский, наш деликатнейший сосед, отвечает сдержанным кивком. — Что это вы, Михаил Иосифович, обиделись? — Да, коллега, я обижен. Именно обижен! — За что же, Михаил Иосифович? — Вы испортили всем воскресенье! Какой может быть преферанс втроем? Не предупредили, нарушили компанию. Так не поступают, Владимир Егорович. Не ожидал. Извините.— И он проходит мимо с видом глубоко оскорбленного человека. Мне очень хочется почувствовать себя виноватым, от души извиниться перед старым партнером и милейшим человеком, но я не чувствую за собой вины. Мне по-прежнему весело. Да, мне весело и на другой и на третий день, и голова не болит всю неделю. Настроение портит Женька. Портит жестоко и неожиданно... Малина—ягода полезная В пятницу утром приходит вдруг городское письмо. Конверт на ощупь подозрительно корявый. Что бы это могло значить? Обрезаю краешек конверта большими портняжными ножницами и обнаруживаю внутри весьма странное вложение. Аккуратной бухточкой свернута веревка метра полтора длиной. Разворачиваю: на одном конце— петля, ближе к другому — два узелка. Пока я с недоумением исследую непонятного назначения подарок, Аня поднимает с пола клочок бумаги: — Смотри, Володя, что из конверта выпало. Сопроводительная записка, что ли? Прочесть? — Читай. — «Володька!!! Посылаю тебе смерок с моего пуза (ориентируйся на дальний узелок). Предлагаю заключить договор на соревнование: кто первым достигнет ближнего узелка. Как идея? Пишу, так как неожиданно должен уехать в командировку. Привет Ане и ребятам! Вернусь — смеряемся! Жму лапу, старик! Твой Е. Калижнюк». Как только я остаюсь один в комнате,— опоясываюсь веревкой. Результат неутешительный. До Женькиного узелка мне еще тянуться и тянуться — сантиметров десять-двенадцать терять надо, а до контрольной точки — и вовсе пол-аршина. Признаюсь, я огорчен. Глупо? Но что делать, веревка и узелки целый день не выходят из памяти. Поднимаюсь по лестнице — думаю, нагибаюсь расшнуровать ботинок — снова думаю, прохожу между двумя тесно поставленными чертежными столами — тоже думаю... Наконец меня берет зло: что ж это такое, кто хозяин живота, я или не я? Сгоню жир! Не для Женьки — для себя, из принципа! По утрам я пью теперь только один стакан чаю. С работы возвращаюсь пешком. Делать физзарядку под аккомпанемент радио мне лень, но я рассыпаю коробочку спичек по полу и добросовестно собираю спичку за спичкой. Противно, но я упорствую. Когда никто не видит, достаю веревку и обмериваюсь. Миллиметры (не больше) медленно исчезают из окружности. Надо быть упорней! В ближайшее воскресенье решаю отправиться за город и дать себе настоящую нагрузку — такую, чтобы потом прошибло! Ребята в пионерском лагере, к Ане приехала погостить мама, так что в путь мне предстоит отправляться одному. Куда ехать? И что мне делать одному,— я не очень представляю. Спасибо теще. Мудрая старуха неожиданно подсказывает мне великолепную идею. Вечером, когда мы в сотый раз толкуем о старых и новых болезнях, о недугах временных и хронических, бабушка замечает: — От слабости нет лучше средствия, чем малина. Малина— ягода полезная, особливо лесная, с клопиком... Малина! Это идея! Еду за малиной. Поднимаюсь на рассвете, в полупустой электричке направляюсь к исходному пункту маршрута. Теперь я уже забыл, как называлась эта станция,— не то Петелино, не то Пределино,— но суть не в том. Важно, что за маленькой станцией почти сразу же начинался громаднейший смешанный лес. Теоретически в негустом, молодом лесу непременно должен быть малинник. Шагнул в тень первой шеренги деревьев и сразу же почувствовал, как лес охватил меня своим очарованием. Тихо шелестела трава под ногами, где-то наверху, в ветках, горланили птицы, солнце прорезывало рощу косыми, острыми лучами. Я шел бодро. Помнил наставление тещи: малина любит места глухие, заброшенные. А раз так — вперед! Давно уже потерялась надежно вытоптанная тропинка, под ногами вилась чуть приметная стежка, но все равно — вперед! Ботинки и концы штанин напитались росой, но какое это может иметь значение, когда у человека есть цель. Я и не заметил, как стерлась с земли стежка,— остановил овраг. Вперед ходу больше не было и малины... тоже не было. Хотелось пить. Надоела идиотская плетеная корзинка (теща наградила). Я решил отдохнуть, оценить обстановку. Присел в тени какого-то неведомого мне куста. Куст был зеленый, густой, со стрельчатыми листьями. Как он назывался, — убей не знаю! Приветливо светила стройным стволом березка, наклонившись к ней, что-то шептал дубок (его я сразу узнал — на земле лежали желуди!). Какое-то неизвестное мне дерево пыталось отогнать дубок от березки, но влюбленные не обращали на третьего лишнего никакого внимания По земле ползла черная мохнатая гусеница. Была она толстая, в бархатном платье, совсем как жена Михаила Иосифовича — соседа-преферансиста... На полянку приземлялись всякие пернатые. Мне удалось опознать ворону (каркала!), сороку (бока белые!), воробья (это просто) и, кажется, снегиря (видел его портрет в Юлиной книжке). Остальные... нет, об остальных я мог сказать не больше, чем о самолетах иностранных авиакомпаний, производящих посадку в Шереметьевском аэропорту столицы, остальные были птицами. Солнце пригревало все крепче, пора было двигаться. Я поднялся и тихо побрел вдоль крутого берега оврага. Очень хотелось пить. В просвете между деревьями мелькнули какие-то свет* лые кусты. В зелени листьев алели частые жирные точки, У меня сердце екнуло. Приближаюсь, всматриваюсь — действительно малина! Повезло. С размаху врезаюсь в малинник и, взвыв, отскакиваю. Чертова малина породнилась с крапивой. Жжется, не пускает. Спасибо тебе, Аннушка, уговорила ехать в рубашке с короткими рукавами. Тут водолазный костюм нужен, кожаные перчатки, плащ, на худой конец... Но локоть близок, и я его укушу. Выламываю длинную палку с сучком на конце. Сооружаю нечто родственное багру и приступаю к делу. Захватываю ветку малины, вытягиваю из крапивы и осторожно обираю ягодку за ягодкой. Через десять минут думаю: «Как бы ни было трудно, роптать грешно: малина — полезная». Через пятнадцать минут: «Зря мы ругаем тех, кто торгует ягодами на рынке: дерут три шкуры! Совсем это не просто набрать стаканов десять ягод». Через сорок минут. «Ну и кузовок мне всучили! Собираю, собираю, а дно никак не закрывается. Вот свинство». Через час, утирая горячий пот: «А чтоб она пропала! На кусте сколько было, столько и осталось, а в корзинке смотреть нечего». Очень хочется пить. Малину есть жалко. Съем — везти будет нечего. Надо что-то придумать. Самые дерзкие решения приходят всегда неожиданно. Искусанный крапивой и комарами, я забрасываю крючок н кусты и отступаю. Скорым шагом возвращаюсь на станцию... Всем известно, что кратчайшее расстояние между двумя точками — прямая. Но как провести эту единственную прямую, когда о местонахождении нужных точек я имею самое приблизительное представление? Беру общее направление по солнцу и несусь к станции как молния — не столь стремительно, но так же извилисто. Жарко. Рубашка прилипла к спине. Но я решил быть оптимистом и приговариваю:— Плавься, плавься, мой жирок,— приближайся узелок... Слышен гудок электрички. Ясно — курс верный. Еще десять-пятнадцать минут — и цель появится перед глазами. Петелино, или Пределино, открывается сразу, будто у леса отвалился край. Но я не спешу на платформу. План мой предусматривает небольшое отклонение от вокзала. На станционный базарчик вхожу осторожно.