Когда мы подъехали к воротам санатория, мама уже ждала меня там. Уж не знаю, о чем они беседовали с тетей, но только она внимательно рассмотрела Каратаева. Он неожиданно церемонно представился ей, уселся в машину, договорившись о том, что вернется за мной в шесть часов вечера, и отбыл, провожаемый нашими взглядами. Мы с мамой тихо шли по аллее. Я расспрашивала ее о самочувствии, о соседке по комнате, о том, как их кормят… Мама взяла меня за руку и неожиданно спросила: — И сколько лет твоему Александру Алексеевичу? — Сорок два. Но он — вовсе не мой! Мама грустно улыбнулась: — Мне он тоже понравился. Я понимаю, он старше, от него исходит уверенность в себе, опять же немалую роль в этой уверенности играют руководящее положение, дорогая одежда и машины, его деньги… Я оскорбленно завопила: — Мама, что же я, по-твоему, из-за денег? И вообще, вы с тетей все-таки все неправильно поняли. Ему до меня и дела нет! Он со мной и не разговаривает никогда, и видимся мы только по необходимости… Она кивнула: — Это означает только одно: он тоже понимает, что тебе не пара. Он, наверное, и в самом деле очень хороший человек, этот Каратаев. Упавшим голосом я подтвердила: — Очень. Мама улыбнулась мне: — Ты же знаешь, что мы с Ириной хотим, чтобы ты была счастлива. Ты уже достаточно взрослая, чтобы сама распоряжаться своей судьбой, но житейского опыта у тебя нет вовсе. Я очень надеялась, что ты встретишь и полюбишь своего сверстника, у вас будут общие воспоминания, вы будете вместе взрослеть. И, может быть, у меня будет внучка, похожая на тебя… Я умоляюще попросила: — Мамочка, давай не будем об этом, ладно? Ничего непоправимого в моей жизни не случилось, и я тебе первой расскажу, если будет что. Договорились? Мама кивнула мне и вздохнула: — Ну, кому же счастье, как не тебе, девочка… Мы погуляли с мамой в парке, а потом устроились в беседке около пруда. Лебеди и дикие утки подплывали к самой кромке воды, и мы бросали им кусочки хлеба. Утки затеяли веселую возню у берега, и мы смеялись, наблюдая за ними. Мама отправилась на очередные процедуры, а я осталась ждать ее у главного крыльца лечебного корпуса. До назначенного времени оставался почти час, но около ворот я заметила знакомую машину. Впрочем, Каратаева в ней не было. Повернув назад, я увидела его дружески беседующим с высоким крупным мужчиной, но подходить не стала. К этому моменту ко мне вышла мама. Она тоже заметила Каратаева и сказала, кивнув на его спутника: — Это директор санатория. Представь, он сам меня смотрел и сделал все назначения. Каратаев, наконец, увидел, что мы рассекретили его присутствие, и простился со спутником, дружески пожав ему руку. Подойдя к нам, объяснил: — Однокурсник нашего Михаила Андреевича. Я приехал чуть раньше, чтобы вручить ему подарок от друга. Мама улыбнулась: — Пожалуйста, передайте от меня привет Михаилу Андреевичу. Мне гораздо лучше, и лечение явно идет на пользу. Правда, очень скучаю за девочками, но телефонная связь здесь хорошая, и мы каждый день перезваниваемся. Мы подошли к машине, и мама повернулась к Александру Алексеевичу: — Спасибо вам за все. За помощь Полинке, за внимание ко мне… Каратаев исподлобья глянул на нее, и решительно прервал: — Екатерина Васильевна, давайте все-таки объяснимся: Полина у нас работает больше полугода, и никто о ней худого слова не скажет. То, что я делаю для Полины, сделал бы для любого работника, которому нужна моя помощь. В бюджете предприятия для этого заложены определенные средства, например, ваше пребывание в санатории мы оплатили за счет средств социального страхования. А Полина у нас на хорошем счету. Понимаете, мы на работе проводим иногда больше двенадцати часов в сутки, и хочется, чтобы люди, которые находятся рядом, были тебе симпатичны, чтобы у них было все хорошо. Уверяю вас, работать так значительно легче. Так что особых своих заслуг не вижу, и благодарность вашу принимаю, но не только на свой счет. — Он посмотрел мне в глаза и строго сказал: — Я немного знаю вашу дочь, и мне не хотелось бы, чтобы она отрастила непомерное чувство благодарности. Мы с мамой переглянулись, и я первой прыснула, представив себе эту отросшую благодарность в виде лосиных рогов. Отсмеявшись, мама махнула рукой: — А, да разбирайтесь вы сами… Отъезжая, мы посигналили ей. Несмотря на то, что ехали мы с приличной скоростью, в пансионат въехали уже затемно. Охранник, увидев нашу машину, распахнул ворота, и мы проехали к коттеджу, который Лена показывала мне в прошлый раз. — Мы останемся здесь? — спросила я. Каратаев кивнул. — В доме несколько спален, так что превосходно разместимся. Выбирай любую. Я помогла ему забрать из машины коробки и огромный букет роз, явно предназначенные юбиляру. На втором этаже все комнаты были стандартными, и я выбрала ту, что выходит на балкон. С него открывался изумительный вид на сосновый лес и берег озера. Разобрав свою сумку, разложила на постели вечернее платье. С этим платьем вышла целая история. После предупреждения Каратаева, что мне понадобится вечерний наряд, я приуныла. В моем гардеробе, ввиду полной ненадобности, подобного не водилось. Надоумила меня Зинаида: — Звони Ленке. Вы с ней одного роста, пусть подберет тебе что-нибудь. Ленка мгновенно прониклась проблемой, и после придирчивых и утомительных примерок подруги, не сговариваясь, воскликнули: — Вот! Это то, что надо! Темно-зеленое шелковое платье, отделанное атласом и тугими кручеными шнурами, оттеняло невесть откуда взявшиеся золотые искорки в моих волосах и сидело просто замечательно. Я глянула на Ленку: — И не жалко тебе такую красоту? Она фыркнула, и вместе с Юлькой полезла на антресоли, искать коробку с туфлями. Если честно, туфли, конечно, здорово подходили к платью, но мне были чуть великоваты. Зина подвела итог: — Ничего страшного, засунешь в носок вату! Мои раздумья над платьем прервал Каратаев. Он стукнул согнутым пальцем в приоткрытую дверь, заглянул в комнату и спросил: — Часа тебе на сборы хватит? Я кивнула. Гостиничный комфорт радовал: в каждой спальне была душевая комната. Управилась я довольно быстро. Уже в платье и с тщательно уложенными волосами я покрутилась около зеркала и осталась собой довольна. Тут же обнаружилась проблема с туфлями. При ходьбе они соскальзывали с ноги и хлопали по пятке. Вата, всунутая в носки туфель, помогла мало, обувь была мне широковата, и я дважды очень неприятно подвернула ногу. Решение нашлось неожиданно: вечер был довольно теплый, под длинным подолом платья никто ничего не заметит, и я сняла колготки. Туфли на босу ногу держались гораздо лучше, и я рискнула оставить все так, как есть. Я спустилась вниз и застала Каратаева уже полностью одетым. Он стоял у камина и рассматривал высокий серебряный кубок, вынутый из коробки.