– Никуда ты не пойдешь! – рявкнул он, вновь впившись в меня взглядом. – Никуда, покуда не разберешься… во всем этом! – Пустите… пожалуйста. Мне больно. Видимо, он не сразу сообразил, что вцепился в мои пальцы словно клещами, а когда понял, резко отдернул руку и отвернулся. – Я… – теперь его было едва слышно. – Прости меня. Пожалуйста. Я не хотел тебя испугать. Торопливо поднявшись, я аккуратно задвинула стул. – Я пойду… – Останься. Он стоял, повернувшись ко мне спиной, и я видела, как тяжело вздымаются плечи. – Я вас расстроила, – сказала я тихо, – вы столько времени на меня тратите, а я… бестолочь. Винсент медленно повернулся, и я поразилась тому, какой он бледный. – Ты не бестолочь, Ильса. Но вот это твое «ничего не понимаю» напомнило мне сестру, которую я любил слишком сильно для того, чтобы возненавидеть. Она всегда так говорила. Не понимаю – и все. Вместо того чтобы сидеть и разбираться, до тех пор, пока не станет понятно. – Простите, не хотела вас огорчать. – Я опустила голову. – Сядь, – резко приказал он. – Ты уйдешь только после того, как мы разберем это сложение. Но это же сон, верно? Вздыхая, я отодвинула стул, снова уселась за стол, выжидающе смотрела на Винсента. Интересно, имею ли я право спрашивать?.. – Почему вы должны были возненавидеть свою сестру? – спросила кротко. Он обошел стол, остановился за моей спиной, помолчал, а затем вдруг взял в свои руки мою, пострадавшую, с оставшимися красными пятнами на кисти. Я окаменела. Никогда… он никогда так не делал. И сердце замерло в груди, когда Винсент чуть наклонился и оставил на тыльной стороне моей ладони легкий поцелуй, словно пытаясь загладить свою вину. – Потому что, – едва слышно сказал он, – она изменилась. Потом он взял себе стул, сел рядом со мной, чуть сзади, достал новое перо из ящика. – Давай писать, Ильсара. Хочешь ты того или не хочешь, но складывать числа ты будешь. Чувствуя, как от волнения немеют пальцы, я подтянула к себе лист бумаги, обмакнула перо в чернильницу – и вздрогнула, когда Винсент, положив руку поверх моей, стал сам выводить цифры, медленно диктуя и поясняя, что именно он делает. Его теплое дыхание щекотало затылок, а у меня, казалось, последние мозги расплавились и поплыли вдаль. Все ощущения собрались в тугой узел там, где были его твердые пальцы, направляющие скольжение пера. И сонм невесомых крылышек, трепещущих где-то под ребрами. …Но сложение, как ни странно, я осилила. И уже потом, отпустив мою руку, Винсент как бы невзначай задел пальцами мое лицо. Даже не задел, легонько погладил по щеке, по виску, затем по шее. – В замке Бреннен ученикам всегда выдавали ландышевое мыло. А от тебя пахнет розами. – Это… соседка мне подарила, – пролепетала я, совершенно утратив понимание, что же происходит. – Она тебя не обижает? – Еще одно, практически невесомое прикосновение к шее, словно бы поглаживание. – Нет… нет, что вы… – Ты. Я вздрогнула. – Я был не так уж тебя старше, когда попал сюда, – пояснил он, – и здесь поток времени меня не касается. Так непривычно… – Она хорошая девушка, Габриэль, – сказала я, – да и остальные… Альберт, Аделаида. Они хорошо ко мне относятся. Только вот Тибриус ар Мориш… – Что опять натворил ар Мориш? Я поерзала на стуле. Дело в том, что легкие поглаживания по волосам и по шее не прекратились. Винсент сидел за мной, и я не могла видеть его лица, а повернуться почему-то стеснялась. И эти прикосновения… внезапно будили во мне что-то новое. Тело постепенно утрачивало вес, я начинала себе казаться вылитой из воска фигуркой, которая плавает на теплой воде. – Вчера в меня дохлую мышь бросили, – прошептала я, краснея, – но это ничего… я не боюсь мышей. В амбаре их много было, и я не боялась. – Носи с собой мой кулон, – промурлыкал Винсент, – если этот ар Мориш что-нибудь задумает, ему не поздоровится. И повторил: – Прости меня, я… я никогда тебя не обижу. Но иногда, знаешь, накатывает. – Почему ты здесь? Почему не вернешься в мир людей? Молчание. Я обернулась и невольно отшатнулась. Глаза в этот миг у Винсента были совершенно сумасшедшие. – Я не могу сейчас, – вот что он ответил, – не спрашивай больше. * * * Шагая на индивидуальное занятие с Ригертом Шезми, я откровенно трусила. Это оказалось сюрпризом для всех, то, что мне доведется первой отработать привязку и поиск человека, ушедшего в Долину Сна. То есть, как мне объяснили, второй брат Шезми, Рокрет, уйдет в Долину и где-нибудь спрячется, подальше от временных аномалий и хоршей, а мы с Ригертом отправимся его искать, но до этого мне придется реализовать привязку к Рокрету по оставленному им предмету, за чем внимательно будет следить Гвейла Шиниас. Меня смущало то, что из группы новичков выбрали меня. Наставник Брист объяснил, что именно я, с моим порогом чувствительности, совершенно готова для подобных занятий. Следующим должен был идти Альберт, и только потом – Тибриус ар Мориш и Габриэль. Когда этот порядок объявили, ар Мориш на меня так посмотрел, что стало ясно: это последняя капля в чашу его ненависти. Мало того что деревенщина учится рядом с ним, так еще и во всеуслышанье объявлена более способной! Что ж, сторониться мне его до окончания учебы, это точно. Трясясь и стискивая пальцы, я торопилась во внутренний двор замка, на тот участок, что между внешним и вторым кольцом стен. Там было организовано нечто вроде тренировочных площадок, каждую из которых – на всякий случай – еще и огородили высоким плетеным забором из толстой проволоки с колючками и даже накрыли сверху плетеной решеткой. Из-за этого площадки смахивали на огромные плетеные кубы, и до сих пор мы смотрели на них издалека. Да и подходить не особенно хотелось, эти клетки мне напоминали мрачные вороньи гнезда, что чернели на высоких акациях вокруг деревенского кладбища. В груди царапалось дурное предчувствие, что ничего хорошего внутри такого гнезда просто не может случиться, и, если бы я могла, то обязательно бы отказалась, но… Было еще кое-что, отчего я немного волновалась. Мелочь, конечно, но душевного равновесия она меня лишила: рано утром служанка принесла мне мужской костюм, самые настоящие штаны, рубашку и жилетку, все серое, только штаны и жилет из плотного сукна, а рубашка тонкая, батистовая. И все бы ничего, но я ни разу в жизни не одевалась как мужчина. Если бы я выкинула что-то подобное в нашей деревне, меня бы точно камнями побили или выгнали на мороз, да так и оставили замерзать. А теперь, когда я шагала через внутренний двор замка, мне постоянно казалось, что все, кого бы я ни встретила, беззастенчиво пялятся на мои не прикрытые подолом бедра. Стыд, да и только. Впрочем, стоило подойти к «клеткам», стало ясно, что переживала я совершенно зря: у входа в крайнюю тренировочную площадку, тихо беседуя, меня поджидали Шезми и Шиниас. Гвейла Шиниас была тоже наряжена в мужской костюм, и это, казалось, никоим образом ее не смущает. Да и мастер Шезми, надо сказать, совершенно не обращал внимания на привлекательные формы коллеги, затянутые в штаны. Он заметил меня первым, махнул рукой, подзывая. – А! Вот и вы, Ильсара. Ну что, готовы? Рокрет уже спрятался. Мы с вами пойдем искать. Я по привычке слегка поклонилась, самую чуточку, все еще нервно разглаживая полы жилетки и неосознанно пытаясь натянуть ее пониже. Гвейла, заметив мой жест, усмехнулась. – Подходите сюда, Ильсара, – она поманила меня точеным пальчиком, – для вас уже все заготовлено. Будем повторять, какие шаги необходимо сделать, чтобы создать привязку, или так вспомните? Я вздохнула. И решила, что не буду пытаться выглядеть самой умной и уверенной в себе. – Давайте лучше повторим, – попросила нерешительно. – Ну хорошо, давайте. – В голосе мастера Шиниас я не услышала ни толики насмешки, наоборот, кажется, он стал звучать теплее. Я зажмурилась на минуту, чтобы не видеть эти уродливые «плетенки». – Сперва мы должны удостовериться в том, что искомый объект не мертв, – начала я, – то есть предмет, ранее ему принадлежащий, не производит холодных волн. – Это в случае, если в Долину ушел человек, – напомнила терпеливо Шиниас, – а что, если только душа, которую еще можно вернуть? – Возможно чередование, и чем дальше ушла душа, тем больше будет холода, и… – И-и? – Мы обязаны пытаться его вернуть, если на протяжении часа придет хотя бы одна теплая волна, – сказала я. – Но сейчас… Мы будем пытаться привязаться к мастеру Шезми, он точно жив, и поэтому я ожидаю только тепло, короткие пульсирующие волны, как бьется сердце. – А привязка? – Гвейла прищурилась, склонила голову к плечу. – Чтобы создать привязку, я должна обратиться к частице Энне-аша и почувствовать всю ее необъятную ширину. Она тоже подобна волне и катится вперед, позволяя ощутить искомый объект, владельца вещи. Привязка происходит тогда, когда волна возвращается обратно. Мое сердце связывается с сердцем того, кого мы ищем. – Идите, – видимо, мой ответ вполне удовлетворил мастера Шиниас, – ты вполне готова. Я, честно говоря, удивлена тем, как быстро ты все усваиваешь, но… видимо, есть в тебе что-то… И умолкла задумчиво. А я подумала, как хорошо, что никто не знает о том, что Винсент мне помогает, иначе неприятностей не миновать. Ригерт учтиво распахнул передо мной дверь в проволочную клетку, и я храбро шагнула вперед, навстречу опасностям. Сразу же стало сумрачно, проволочное плетение было настолько густым, что сквозь «крышу» проглядывали только мелкие осколки летнего неба. Я невольно обхватила себя руками, когда Ригерт прикрыл проволочную дверь. – Зачем это, мастер Шезми? – Что – это?