Не готова я к этому разговору, но что поделаешь. Кивнув, я разжала пальцы, выпуская локоть Габриэль, потом, опомнившись, обернулась: – А ты? Как же ты? – Меня проводит Тибриус, – с ледяным спокойствием объявила Габи. – Так ведь, Тибриус ар Мориш? Брюнет пожал плечами. – Отчего нет? Идемте, Габриэль. Они ушли, и мы с Альбертом остались одни в широком коридоре, в вязкой и неприятной тишине, которую нарушало лишь потрескивание факелов в подставках у стен. – Ильсара, – он чуть наклонился ко мне, – пойдем на замковую стену? Там спокойно, можно поболтать без свидетелей. – Хорошо, – сказала я, – пойдем. Альберт на удивление, хорошо ориентировался во всех хитросплетениях коридоров и лестниц, и вскоре мы оказались там, куда и хотели попасть. День был ясный, жаркое солнце лохматым клубком белого огня палило в небе, но здесь, на широкой стене, с моря дул свежий ветер. И пахло, на удивление, вовсе не солью или рыбой, а легкой, едва ощутимой сладостью, от которой приятно защекотало в груди и захотелось по небу добраться до самого горизонта, туда, где синие воды смыкаются с легкой сиреневой дымкой. Живя в полудне езды от моря, смешно сказать, я никогда его не видела. Меня никогда никуда не брали с собой. Только слышала о том, что море – есть. А тут вдруг, стоя на замковой стене, с размаху окунулась в эту безбрежную синь, вблизи украшенную гребешками белой пены. Мне в самом деле захотелось раскинуть руки, и чтобы свежие порывы ветра подхватили меня, понесли над волнами, а я бы ловила соленые брызги и смеялась от радости и одуряющего ощущения свободы… – Нравится? – Голос Альберта над ухом вернул меня на землю. Я резко повернулась к нему, одновременно пятясь, восстанавливая дистанцию. В моих глазах он по-прежнему оставался высокородным господином, аристократом, и я недоумевала, почему он поступил так, как поступил. – Ильса… Я сглотнула. Нет, невозможно вот так, молчать. – Зачем ты сказал, что мы… ну… – Что ты – моя девушка? – На ярком свету его глаза были темно-карими, как тот кофе, которым меня угощал Клайс. – Да, наверное, мне стоит объясниться. Пойдем. Мы пошли по стене. Альберт не делал попыток ни обнять, ни взять за руку, что меня радовало. Мне… было так неловко смотреть на него, и потому я смотрела на море. – Ты хорошая девушка, Ильса, – проговорил Альберт. – Я подумал, что тебе ни к чему лишние враги. И без того Тибриус на тебя зуб точит. – Кому я помешала? – Мне сделалось горько. – Я тут поспрашивал старших учеников, – голос Альберта стал звучать совсем тихо. – Видишь ли, да, у мастера Клайса, похоже, и впрямь была интрижка с убитой. А до этой девушки он… тоже имел некоторые отношения… угадай, с кем? – Не знаю, – простодушно ответила я, все еще любуясь раскинувшимся внизу морем. – С мастером Шиниас, – весело ответил Альберт. – Что?!! Тут я не выдержала и все же уставилась огорошенно на Альберта, а он весело рассмеялся. – Какая ты неиспорченная, Ильса. Это надо срочно исправлять. Удивляешься таким простым вещам… Ну, казалось бы, что такого, что Гвейла Шиниас была любовницей Клайса? Но нет же, для тебя это просто небывалое событие! Да у вас там, в деревне, что, никто ни к кому не ходил на ночь? Я только губу прикусила. Нет, ничего такого не припомню. А может быть, просто не замечала за всеми этими свиньями, коровой и грядками. И тут меня осенило. – Альберт, – тихо спросила я, – так ты это специально сказал, чтобы мастер Шиниас не подумала, будто бы я… и Клайс… Ну, что я, возможно, специально обратила на себя внимание главы замка? – Ты просто гений, Ильса. – Он криво улыбался. А я вновь подумала: отчего у него такое странное и перекошенное лицо? Хотелось спросить, но сдержалась. Наверное, Альберту неприятно говорить об этом. – Так, может, это она и убила девушку? – пробормотала я и сама испугалась того, что произнесла. Улыбка медленно сползла с лица Альберта, он пятерней смахнул упавшие на глаза соломенные волосы. – Я не знаю. Именно поэтому, Ильса, я и сказал то, что сказал. Ты мне ничем не обязана, понимаешь? – Я уже обязана – хотя бы оттого, что ты защищаешь безродную крестьянку. – Нет, не надо так ни думать, ни говорить, – теперь Альберт был очень серьезен, – если хорошим людям не помогать, их совсем не останется. – Но я вряд ли смогу помочь тебе в ответ, – вздохнула я. – Я не очень хороший человек, Ильса. Мне помогать необязательно, поверь. Потом мы еще некоторое время погуляли по стене, любуясь белыми баранчиками на волнах, нежно-голубым, разморенным на солнце небом. Далеко виднелись паруса, ближе – черные щепки рыбацких лодок, а мы все бродили и бродили, болтая о всяких пустяках, и это было так странно, что я, не обученная грамоте, вот так запросто разговариваю с благородным господином… Но Альберт умел спрашивать о том, о чем я могла рассказать. О чем? О том, как прорастает пшеница, и о том, какими красивыми бывают цветки мальвы, и о том, какие лечебные травы можно собрать, когда болит горло, и даже о том, как правильно готовить говядину в горшочке, чтобы она была мягкой и ароматной. Под конец я даже почти забыла, какая между нами пропасть, и смеялась его шуткам – а они в самом деле были забавными. Но потом Альберт вспомнил, что скоро обед, а перед этим ему нужно сделать кое-какие дела… В общем, он, как самый настоящий галантный кавалер, предложил мне руку и повел вниз, в женское крыло. А я так и не спросила, что же он делал вечером в том крыле замка, где мы встретились, и почему был одет так, чтоб его не было видно в темноте… * * * На обед давали прекрасный гороховый суп с копчеными ребрышками и ароматный ситный хлеб. К слову, Габриэль изголодалась за первую половину дня, так что Аделаиде, которая намеренно подсела к нам поближе, ничего не досталось. Но она все равно развлекала нас сплетнями, а из них я почерпнула нечто новое и полезное, о чем нам пока не торопились рассказывать. Оказывается, куколка того сноходца, бывшего владельца замка, находится на нижних уровнях замковых подвалов. Аделаида, страшно округлив глаза и не забывая работать ложкой, расписывала каменный гроб, где и находится то, что осталось от мужчины. Правда, выяснилось, что это не сама она видела, а девочки рассказывали. Что, мол, даже превратившись в пустую куколку, этот несчастный очень красив и что если подойти ближе, то можно увидеть, как по щекам его текут слезы. – Стоп, – сказала тут Габриэль, – я никогда не слышала, чтоб куколки плакали. Они же высыхают, и внутри пустые. – Его душу держит в плену Урм-аш, проклятый дух Сонной немочи, – без тени сомнения уверила Аделаида. – Его еще можно спасти. – Прямо спящий принц какой-то. – Габриэль усмехнулась, но было заметно, что она задумалась. А мне показалось, что все, рассказанное Аделаидой, – сущие выдумки, и эти байки о том, что глубоко в подвалах спрятан каменный гроб с куколкой, – из числа страшных историй, которые иногда рассказывают в ночь Всех. Если бы здесь и нашли куколку того несчастного, вряд ли бы ее оставили где-то под фундаментом. Наверное, просто предали бы огню, ведь куколка – это не более чем пустые останки, покинутые душой уже навсегда. После обеда нам было выделено время на стирку и уборку. Габриэль, конечно, повздыхала над нижними сорочками, но мужественно прополоскала их в тазу. А я… я сперва думала, не предложить ли ей свою помощь, но потом решила, что все-таки не хочу быть вечной прачкой. Впрочем, мы все это делали, весело болтая, и стало понятно, что Габриэль от меня ничего такого и не ждала. Потом я отправилась в библиотеку, на занятия с мастером Бристом, и мы просидели за книгами до самой ночи. Чтение… давалось мне тяжело. Не потому, что я была глупа, как мне об этом частенько говорила матушка, а потому, что время было упущено, и теперь, как сказал мастер Брист, мне все будет тяжело – даже то, что легко осваивают дети. Но я честно старалась. И под конец расплакалась оттого, что буквы сплетались корешками-закорючками, и я терялась средь них, как путник, забредший в лесную чащу. Тогда мастер Брист смилостивился, заявил, что я и так делаю прекрасные успехи, и предложил проводить до комнаты, потому что за окнами давно стемнело, а по известным нам причинам по замку лучше ходить парами. Пока мы шли по темным коридорам, Орнус Брист молчал, только уже на подходе к женскому крылу осторожно тронул меня за локоть. – Ильсара… – Да? Мы остановились напротив двери в мою комнату, и некоторое время наставник молча меня рассматривал, явно что-то обдумывая. Затем, наконец, сказал: – Будьте осторожны и осмотрительны. Порой люди, которые нас окружают, могут оказаться совсем не тем, чем кажутся. Я моргнула. Что – или кого – он имел в виду? Кодеуса Клайса? Гвейлу Шиниас? Кого? – И не забывайте принимать на ночь настойку, – добавил он уже с улыбкой, – с вашим низким порогом чувствительности это просто необходимо. Настойка, да… Которой у меня больше нет. – Спасибо, мастер Брист. – Я торопливо склонила голову, чтоб он не прочитал чего лишнего в моих глазах. – Доброй ночи, Ильсара. Он тоже кивнул, обозначив учтивый поклон, и пошел прочь. А я нырнула к себе в комнату, чувствуя, как холодеют пальцы. Все же с настойкой нужно что-то делать, раз уж все говорят о ее необходимости. Но ведь… со мной ничего не случится за всего-то одну ночь? Завтра… Да, завтра с утра я все-таки схожу в лекарскую, к Фелиции, попрошу еще. Сошлюсь на свою косорукость и признаюсь, что разбила флакон. Еще немного поболтав с Габриэль, я разделась и забралась под одеяло. Как странно… всего лишь вторая ночь в замке, а я чувствую себя здесь как дома. Даже гораздо лучше, чем дома. Несмотря на убийство, на затаившиеся в тенях старого Бреннена опасности и интриги. Мне начинало здесь нравиться, и постель казалась такой уютной, такой… моей. Сквозь ресницы я смотрела, как в свете горящих свечей Габриэль читает книгу, подперев точеный подбородок кулачком, и так тепло и хорошо сделалось на душе, что я была готова подскочить и броситься к ней в объятия. А еще… Альберт. Думать о нем тоже было приятно, потому что сегодня… да, впервые в жизни за меня кто-то заступился, ничего не требуя взамен. Все это было ново и непривычно. А Тибриус ар Мориш… что ж, с ним я как-нибудь справлюсь. А потом я вспомнила о том, что хотела сделать сразу после урока Гвейлы Шиниас, но не нашлось времени. Стараясь не привлекать внимания Габриэль, я потянулась рукой к висящему на спинке стула платью, нырнула в карман передника и достала свой домик. Вернее, домик, ставший моим. Я отвернулась к стене и, сделав вид, что сплю, принялась тихонько рассматривать крошечную черепичную крышу, оконца и розовые кусты. В какой-то миг мне померещилось, что дверь, которая еще вчера была закрыта, теперь чуть приоткрылась, но я тут же себя одернула. Это невозможно. Игрушечный домик застыл в хрустале, и уже никакая сила не сможет открывать и закрывать маленькую дверцу. Мне нравился этот домик, уж не знаю почему. Вернее, не существовало ни одной причины, почему ему не следовало мне нравиться: такой крошечный, аккуратный, выполненный с завидным мастерством. Правда, я понятия не имела, кому он раньше принадлежал, для кого сделали тайную комнату и кто та девушка с портрета, но… Даже если хозяин кулона давно умер, наверное, его душа не будет на меня в обиде за то, что я взяла себе эту безделушку. В конце концов, лежать в кармане куда лучше, чем быть погребенным под слоем пыли. Я сжала хрустальный шар в кулаке и вспомнила слова мастера Шиниас о том, что сноходец чувствует свет, если хозяин вещи потерялся в Долине Сна, но еще может вернуться в собственное тело. Закрыла глаза. Вряд ли, конечно, владелец кулона потерялся. Скорее, он просто умер. «А если он жив? Ты вернешь ему свою находку?» И я решила, что да, верну обязательно, хоть и жаль было. Лежа тихо, как мышка, я все пыталась вспомнить, в каком состоянии пребывала на собеседовании, когда мне давали разные предметы, но ничего не получалось. Хрустальный шарик нагрелся в ладони, и мне казалось, что уже он стал источником слабого тепла. Значило ли это, что владелец кулона жив? А если жив, то где сейчас?