В тот день, перед тем как разойтись по домам, Лизель с Руди за полчаса съели по шесть яблок на брата. Сначала оба подумывали угостить яблоками домашних, но здесь таилась существенная опасность. Их не особо влекла перспектива объяснять, откуда эти яблоки взялись. Лизель еще подумала, что могла бы выкрутиться, рассказав одному Папе, но ей не хотелось, чтобы он думал, будто взял на воспитание одержимую преступницу. Так что пришлось есть. На берегу, где Лизель училась плавать, с яблоками и расправились. Непривычные к такой роскоши, они понимали, что их может стошнить. Но ели все равно. — Свинюха! — бранила ее вечером Роза. — С чего тебя так полощет? — Может, с горохового супа? — предположила Лизель. — Ну да, — отозвался Папа. Он опять стоял у окна, — Наверное, с него. Меня и самого что-то поташнивает. — Кто тебя спрашивает, свинух? — Роза проворно обернулась к свинюхе, которую опять вырвало. — Ну? Что это такое? Что это, грязная ты свинья? А Лизель? Она не проговорилась. Яблоки, довольно думала она. Яблоки — и ее вырвало третий раз, на счастье. АРИЙСКАЯ ЛАВОЧНИЦА Они стояли у лавки фрау Диллер, привалившись к беленой стене. Во рту у Лизель Мемингер был леденец. В глаза ей светило солнце. Несмотря на все эти трудности, она еще была способна говорить и спорить. * * * ОЧЕРЕДНОЙ РАЗГОВОР МЕЖДУ РУДИ И ЛИЗЕЛЬ * * * — Давай быстрей, свинюха, уже десять. — Нет, только восемь — у меня еще два. — Тогда быстрей давай. Говорил тебе, надо взять нож и распилить пополам… Все, уже два. — Ладно. На. И смотри не проглоти. — Что ли я похож на идиота? (Короткое молчание.) — Вкуснятина, а? — Спросишь тоже, свинюха. В конце августа и лета они нашли на земле пфенниг. Полнейший восторг. Он лежал наполовину втоптанный в грязь где-то на бельевом маршруте. Основательно поржавевшая монетка. — О, смотри-ка! Руди метнулся к монете. Волнение так и жгло их, пока они бежали обратно к фрау Диллер, даже не задумываясь о том, что та самая, нужная цена, возможно, больше, чем единственный пфенниг. Они влетели в лавку и замерли перед арийской лавочницей, под ее презрительным взглядом. — Я жду, — сказала она. Волосы у нее были зачесаны назад, а черное платье душило тело. Обрамленная фотография фюрера вела наблюдение. — Хайль Гитлер, — повел за собой Руди. — Хайль Гитлер, — ответила лавочница, вытягиваясь в струнку за прилавком. — А ты? Она уставилась на Лизель, которая проворно выдала ей «Хайль Гитлер» от себя. Руди немедля добыл монету из кармана и решительно выложил на прилавок. Посмотрел прямо в застекленные очками глаза фрау Диллер и сказал: — Леденцовую смесь, пожалуйста. Фрау Диллер улыбнулась. Зубы пихались у нее во рту локтями, им не хватало места, и от ее неожиданной доброты Руди и Лизель тоже улыбнулись. Но ненадолго. Фрау Диллер нагнулась, пошарила где-то и снова возникла перед ними. — Вот, — сказала она, выкидывая на прилавок одинокий леденец. — Смешивайте сами. Выйдя, они развернули леденец и пробовали раскусить его надвое, но сахар был как стекло. Слишком твердый даже для звериных клыков Руди. Так что пришлось сосать леденец по очереди, пока не кончился. Десять чмоков на Руди. Десять на Лизель. Изо рта в рот. — Вот это, — объявил Руди за сосанием, оскалив леденцовые зубы, — отличная житуха. — И Лизель не стала возражать. К тому времени, как с леденцом покончили, губы у обоих стали преувеличенно красными, а по дороге домой они напоминали друг другу смотреть в оба — вдруг найдется еще одна монета. Естественно, ничего они не нашли. Никому не может так повезти два раза в один год, не говоря уже — в день. И все равно они шли по Химмель-штрассе с красными зубами и языками и довольно глядели себе под ноги. Великолепный день, а фашистская Германия — дивная страна. БОРЕЦ, ПРОДОЛЖЕНИЕ А теперь мы заглянем вперед, в холодную ночь борьбы. Книжная воришка нагонит нас потом. Было 3 ноября, и его подошвы вязли в вагонном полу. Выставив перед собой, он читал «Майн кампф». Его спасение. Пот струился из его ладоней. Отпечатки пальцев стискивали книгу. * * * ИЗДАТЕЛЬСТВО «КНИЖНАЯ ВОРИШКА» ОФИЦИАЛЬНО ПРЕДСТАВЛЯЕТ * * *