* * * Достать кирпичи, глину и железо – дело непростое. В поисках материала я посещаю несколько домов в деревне. Темра сопровождает меня, чтобы развеять неловкость. Люди такие дружелюбные, ни о чем не спрашивают. Один человек протягивает сломанную мотыгу. Другой находит треснувший глиняный горшок. Жаль, что я не выросла в маленьком городке. Аманор прекрасен. Здесь так мало людей, но все добры и готовы помочь своим соседям. Интересно, можно ли вообще чувствовать себя в опасности в таком месте? Я одолжила у Дериноров лопату, чтобы выкопать большую яму рядом с кузницей. Внутреннюю сторону я облицовываю глиной и кирпичом, не оставляя зазоров. Это медленный процесс: укладывать кирпичи, обмазывать их глиной, навещать деревенских жителей, когда у меня заканчиваются материалы. Но я ценю каждое мгновение. Так приятно снова пользоваться руками. Я, может быть, и не стучу молотком, но использую печь и знакомые инструменты, а также снова чувствую себя в безопасности. Я дорожу всем этим. Ферма. Кузница. Ферма. Кузница. Я наслаждаюсь, смеясь вместе с детьми, слушая рассказы Петрика и наблюдая, как Келлин общается со своей семьей. В день работы на ферме я возвращаюсь с реки с ведрами воды в каждой руке. Я прохожу мимо сарая, где Дериноры оставляют на ночь свое сельскохозяйственное оборудование. Низкие голоса, доносящиеся оттуда, заставляют меня остановиться. – Мне так жаль, папа, – говорит Келлин. – У меня было припасено почти три тысячи оклей для тебя и мамы, но нас ограбили по дороге, поэтому мы и приехали, не имея ничего, кроме одежды. – Я только рад, что ты в безопасности, – отвечает мистер Деринор. – Но вы могли бы расширить дом, купить больше семян для следующего посева и… – Келлин, ты же знаешь свою мать, да и я не хочу, чтобы ты занимался чем-то подобным. Мы бы предпочли, чтобы ты оставался в безопасности вместо того, чтобы посылать нам деньги. Мы хотим, чтобы ты бросил работу наемника и остепенился. Кстати, не думай, что от моего внимания ускользнуло, что ты приехал с двумя молодыми женщинами. На кого из них ты положил глаз? Мгновение Келлин молчит, и я задерживаю дыхание. – Та, что повыше, – отвечает Келлин. – Та тихоня? – уточняет его отец. – Да, она действительно удивительна, когда желает поговорить. – И прекрасно! Перестань размахивать мечом, женись на девушке и остепенись. Вот что тебе следует сделать. Я едва не роняю ведра. – Папа, я не хочу оставлять свой меч. Кроме того, Зива считает меня эгоистичным мошенником, помешанным на деньгах. Она никогда не согласится. – Ты пробовал как-то намекнуть? – спрашивает Гарон. – Ох, отец… – Нет уж, послушайте, молодой человек. Твоя мама была красавицей деревни. Каждый парень и даже некоторые дамы хотели ее заполучить. Но знаешь, что я сделал? – Хотя ты сделал предложение не первым, но лучше остальных, – невозмутимо произносит Келлин, словно слышал эту историю миллион раз. – Совершенно верно. Я признался в любви перед всей деревней. Я обнажил свою душу, чтобы показать твоей матери, как сильно забочусь о ней. – Люди больше не женятся так рано, папа. Кроме того, Зива не любит привлекать к себе внимание. Точнее, она это ненавидит. Так что ничего из этого не выйдет. – Тогда подумай о том, что ей нравится, и сделай это. Женщины любят, когда мы говорим о наших чувствах и проявляем заботу. Сделай это, и она не сможет сказать тебе нет. – От этого разговора мне очень неловко. – Что ж, хорошо. Тебе должно быть неловко. Любовь – то еще неудобство. Она пугает и волнует. Но со временем это пройдет. Любить станет легче, и чувство превратится из желания в потребность. А если этого не произойдет, значит, ты не с тем человеком. – Я знаю, па. – Хорошо. Я ухожу прочь от этой парочки, пока меня не заметили. В голове вертятся подслушанные слова. Я понятия не имела, что отец Келлина такой романтик, но это не удивляет меня так, как слова его сына. Приношу воду в дом для Калии, прежде чем извиниться и уйти. Я направляюсь к деревьям с гамаками. Мне нужно время, чтобы подумать. Пение птиц смешивается с журчанием реки в успокаивающем тоне. Трава уютно мнется под моими ботинками, а деревья обеспечивают мне укрытие. Но либо я действовала не так тихо, как думала, либо Келлин видел, как я на цыпочках пробиралась сюда. Потому что он внезапно появляется рядом и выглядит обеспокоенным. – Что из разговора ты услышала? – Наверное, все. – Мне очень жаль. Мой отец просто смешон. – По-моему, он милый. – Но это к делу не относится. – Почему ты мне не сказал? Он переминается с ноги на ногу. – Не могла бы ты уточнить, о чем именно я не сказал? – Думала, ты эгоист. Я злилась на тебя за то, что ты взял наши деньги и не бросился навстречу опасности, когда был так нужен. Но все это было ради твоей семьи. Они отчаянно нуждаются в деньгах и не могут потерять тебя. Он ничего не говорит, поэтому я повторяю: – Почему ты мне не сказал? – Потому что… легче было позволить тебе считать меня злодеем, чем рассказать слезливую историю о моей бедной и огромной семье. – Я спрашивала о твоей семье. Ты мог бы сказать мне тогда. – Знаю. Мне… трудно говорить о личных вещах. Уязвимость. Вот к чему все сводится для него. – Здесь так много любви, – говорю я. – С чего бы тебе вообще уезжать? Здесь безопасно и красиво, а братья и сестры обожают тебя. Он делает несколько шагов вперед и прислоняется плечом к ближайшему дереву. – Тебе трудно это представить, верно? Покинуть безопасное место? Здесь чудесно, и я люблю сюда приезжать. Но также это место может быть удушающим. Я не хочу быть фермером. Мне не нравилась ни одна из семи девушек моего возраста в деревне. Кроме того, мне хотелось приключений. Хотелось увидеть мир и познакомиться с новыми людьми. Здесь такого никогда бы не случилось. Мы такие разные, он и я. Он хочет увидеть мир, а я хочу спрятаться от него. Здесь он чувствует себя подавленным, а я – защищенной. Интересно, думает ли он о том же, о чем думаю я, в наступившей тишине? – Подожди, – говорю я, поднимая глаза. – Ты прямо сейчас говоришь о личных вещах. Ты с самого начала говорил мне нелепую чепуху о своих чувствах. Он игриво ухмыляется. – Ты имеешь в виду о моих чувствах к тебе? Мои щеки пылают, и я опускаю взгляд. – Это не личное. К тому же это никогда ни к чему не приведет, потому что ты этого не хочешь. Так почему же я должен чувствовать себя уязвимым по этому поводу? Я болтаю об этом просто для того, чтобы заставить тебя злиться. Чтобы видеть, как чудесный румянец разливается по твоим покрытым веснушками щекам. – Я рада, что тебе так нравится доставлять мне неудобства. Он делает шаг вперед, пока не оказывается прямо передо мной. Я смотрю на треугольник кожи, виднеющийся из выреза его рубашки. Потом Келлин гладит меня по щеке, и все мое тело охватывает пламя. – Дело не в этом, – говорит он. – Я надеюсь, что в один из таких случаев ты не будешь чувствовать себя неловко. Что у тебя хватит смелости попробовать что-то новое. Я стискиваю зубы и смотрю вверх. – Я могу быть храброй, если захочу. Я просто не хочу быть храброй с тобой. Он наклоняет голову, его взгляд устремлен на мои губы. – Почему? Вопрос такой искренний и такой поразительный, что я замираю. Потому что он эгоист? Но это не так. Теперь я это знаю.