– Не стану скрывать от вас то, что известно всем, кто работает в нашей системе: у семидесяти процентов детей, оказавшихся в детском доме до десяти лет, мало шансов выбиться в люди, – вздохнул Прошин. – Они привыкают к тепличным условиям нашего дома, к тому, что все вещи, включая гигиенические прокладки, простите за подробность, покупаются для них нашим персоналом, еда готовится, уборка производится и так далее. Они совершенно не умеют обращаться с живыми деньгами и поэтому профукивают подъемные – а в Питере эта сумма не такая уж и маленькая – за пару недель! Это я о тех, кто является полными сиротами и не имеет родственников. Те же, у кого родители есть – а вы понимаете, какие это родители, – обычно перенимают их стиль жизни. Выйдя из наших стен, они возвращаются в среду, из которой государство в свое время их вырвало, но после восемнадцати деваться им некуда. Зачастую оказывается, что родители не лишены прав, таким образом, их дети не получают жилье от государства. Кроме того, получить жилье не означает, что вам сразу же предоставят жилплощадь: многим приходится ждать годами, у них уже свои семьи появиться успевают! – Но Даша, насколько я понимаю, ни в какую «среду» не вернулась? – заметил Антон. – И квартиру она получила… – Часть квартиры, – поправил директор. – Пополам с еще одной девочкой. Даше некуда было возвращаться, и я считал, что ей невероятно повезло в этом смысле! Помимо того что никто не тянул ее назад, у Даши был талант: она отлично готовила. Ее воспитатель рассказывала, что она целые тетради исписывала рецептами, ни одного кулинарного шоу по телевизору не пропускала, и я не сомневался, что… Прошин осекся и умолк. – Скажите, что вам известно о желании Дарьи открыть собственный бизнес? – Бизнес? – озадаченно переспросил директор. – Вот уж не думал, что она может на такое решиться! – Вы же сами прочили ей большое будущее! – Да, но я не имел в виду такие серьезные начинания! Мне казалось, Даша без труда устроится на работу в общепит. – Значит, вы знали, что она поступила в техникум? – Разумеется, ведь мы присматриваем за своими воспитанниками во время учебы. Даша была одной из лучших на потоке, и даже стажировалась не где-нибудь, а в ресторане гостиницы «Эмеральд», а это кое о чем говорит! – А как насчет личной жизни? – Вот тут, уж извините, я вряд ли вам помогу: мы с ней были не настолько близки… Но вы можете побеседовать с ее воспитателем, Евдокией Георгиевной. Пригласить? – Не стоит. Если вы подскажете, где ее искать, я справлюсь сам. Евдокия Георгиевна Жирикова оказалась в комнате отдыха. Дети находились на уроках, и в помещении было пусто. На столах лежали коробки с мелками и пластилином, на стеллажах стояли разнообразные настольные игры, а на стене напротив длинного дивана висел большой телевизор. В целом создавалось впечатление, что детям здесь хорошо, ведь комната ничем не отличалась от подобных в детском саду или школе. Тем не менее Антон знал, что это не вышеозначенные учреждения, и оттого испытывал странное чувство, словно все это – нереально. Красивая картинка вроде нарисованного очага, прикрывавшего дырку в стене каморки папы Карло, а за ним – пустота. Жирикова тоже не оправдала его ожиданий, оказавшись мышеподобной женщиной неопределенного возраста, одетой в ярко-розовую кофту на пару размеров больше, чем необходимо, и длинную черную юбку, из-под которой беззащитно торчали тонкие щиколотки ног, обутых в сильно поношенные туфли-лодочки без каблуков. Тем не менее на ее безымянном пальце Шеин заметил обручальное кольцо. Господи, неужели это практически бесполое существо замужем? Однако стоило Жириковой заговорить, Антон пожалел о том, что осудил ее раньше времени за полное пренебрежение к собственной внешности: голос у воспитательницы оказался звонким, как у девчонки, бодрым и на удивление приятным. Услышав, зачем пришел незваный гость, Жирикова, спав с лица, мешком осела на диван. – Я так и знала! – вырвалось у нее, и Антон сделал стойку: неужели прямо сейчас он выяснит, кто виноват в гибели девушки? – Почему вы так говорите? – спросил он. – Я ведь предупреждала ее, что с таким кавалером до беды недалеко! – Вы сейчас кого имеете в виду – Романа Саблина? – Впервые слышу это имя! Я говорю об Алексее… фамилии, к сожалению, не знаю. – И что не так с этим Алексеем? – Да все с ним не так! Он хоть и не из детского дома, зато из семьи алкоголиков. Папаша его вроде сидел, и не раз, и сынок по его стопам пошел. – Откуда вы все это знаете? – Даша рассказывала. Она раньше часто забегала поболтать, ведь у нее, кроме нас, никого нет… Потом перестала, но звонила исправно, пару раз в неделю. – Значит, Алексей вам не нравился? – уточнил Антон. – А вы-то сами его видели? – Один раз Даша с ним приходила – думаю, хотела своего парня продемонстрировать. У нее до этого не было никого, Алексей первым стал… – И что именно вас не устроило, помимо его гм… родословной? – Сидел он – и, насколько я поняла, не единожды. За разбой сидел! Он агрессивный, грубый мужик, а Даша… Я, конечно, понимаю, почему она за него уцепилась: наши воспитанницы живут с чувством незащищенности, а когда выпускаются, ощущают ее еще сильнее. Вот они и прилипают к первому встречному, который обратит на них внимание: им кажется, что брутальный мужчина уж точно защитит их от злого мира и обеспечит безопасный тыл. Только вот брутальность – она в кино хороша или в комиксах про супергероев. В жизни, как правило, это показатель хамства, невоспитанности и даже асоциальности, если не откровенной антисоциальности! – И вы все это поняли с одной встречи? – Нет, но Алексей не понравился мне с первого взгляда, это правда. А потом Даша много о нем рассказывала, и я смогла убедиться, что мое изначальное впечатление было абсолютно оправданным! К счастью, она довольно быстро поняла, что ошиблась: вся «защита» ее поклонника сводилась к тому, что он набрасывался с кулаками на любого, кто, как ему казалось, не так посмотрел на его девушку, а «забота» проявлялась в мордобитии, если Даша делала что-то, что его не устраивало. – Он ее бил? – Ну, не до крови, но до синяков – случалось. – И Дашу это не смущало? – Разумеется, смущало! Поначалу она, как любой обделенный жизнью человек, копалась в себе, думала, что она виновата во внезапных вспышках неконтролируемого гнева Алексея. Но после неоднократных бесед со мной Даша начала приходить к выводу, что этот парень – вовсе не то, что ей нужно. Просто он встретился ей в момент, когда Даша чувствовала себя наиболее уязвимой, и она уцепилась за него, как за спасательный круг. Только круг оказался ярмом, и до нее стало наконец доходить, что с отношениями, ведущими в тупик, пора завязывать. – И что, завязала? – Да. Даша прямо сказала Алексею, что больше не желает его видеть. – И как он это воспринял? – Сами можете представить – с его-то характером! Он не смирился, стал преследовать Дашу. Именно поэтому она с таким энтузиазмом ухватилась за работу в богатом доме – она надеялась, что уж там-то Алексей ее не отыщет. – Так вы считаете, отыскал? – предположил Антон. – Как она погибла? – вместо ответа спросила Жирикова. – В интересах следствия я не вправе разглашать информацию. – Что ж… Да, мне кажется, Алексей мог причинить ей вред. Не думаю, что намеренно, но он парень сильный, здоровый, а Даша была хрупкой, вы же знаете! Антон видел тело – Дарья Субботина действительно не отличалась крупным телосложением, и справиться с ней было бы легко. – А как давно вы общались с Марией Ладогиной? – поинтересовался он. – Не общалась с тех пор, как она выпустилась, – покачала головой воспитательница. – Я имею в виду, лично. – А как тогда? – Через преподавателей в колледже. – Они ведь с Дашей учились в разных учебных заведениях, верно? – Маша поступила на маляра-штукатура. Знаете, Даша ведь исключение, у нее был дар и большое желание осуществить мечту. А вот Маша, она как все – куда направили, туда и пошла. – То есть ни к чему особенному у нее душа не лежала? Жирикова кивнула. – Так они с Дашей подругами, получается, не были? – Да нет, какими подругами! Даша с Олей Лукиной дружила, их объединяли общие интересы. – Тогда почему Даша и Маша попали в одну квартиру при получении жилья – разве руководство не учитывает отношения между воспитанниками? – Учитывает, по возможности, но ведь у Оли жилье-то есть, родительское, а значит, квадратные метры не полагаются. Так вот и вышло, что Даша с Машей в одной квартире оказались. – Скажите, а Даша не делилась с вами своими планами по продаже своей доли? – Значит, она все-таки это сделала! – Что сделала? – Уж как я ее отговаривала, когда Даша прибежала в один день и защебетала, что нашла деньги на раскрутку бизнеса, о котором грезила. Я удивилась, спросила, откуда финансы, а она возьми да ляпни, что нашла покупателя на свою комнату. И что, если получится уговорить Машу, они смогут купить две квартиры поменьше в другом районе! – И вы это одобрили? – Смеетесь?! Да я наорала на нее, пыталась объяснить, что их могут обмануть, и они останутся на улице, а помочь некому… Однако проблема не в этом, а в том, что план Даши был неосуществим: она не могла продать муниципальное жилье! – Погодите, разве квартира не находилась в долевой собственности у девочек? – Видите ли, по закону жилплощадь не передается в собственность сирот, если только они до двадцати трех лет не выкупят ее у государства по рыночной стоимости. Сами понимаете, откуда у них деньги? Да и вообще в этом нет смысла: получается, чтобы продать квартиру или ее часть, нужно сначала ее купить – бредятина какая-то! – То есть они не имеют права приватизировать жилье? – При предоставлении жилья заключается не договор о дарении, а договор о временном проживании на указанный период.