– Он остался совсем один? – Да, на старости лет… К несчастью, никто не может предсказать, где и с кем ты окажешься в преклонных летах! Бывает, дом полная чаша, семья, а в старости – стакан воды, как говорится, поднести некому. У Аркадия Андреевича так и вышло. Была у него жена, был сын, только вот утонул он, когда ему едва-едва стукнуло тридцать, можете себе представить? Жена умерла лет десять назад… Мы примерно тогда и познакомились. Аркадий Андреевич когда-то начинал с крошечного помещения по этому же адресу. Дело пошло, и он постепенно выкупил два соседних помещения, с боем получил разрешение на перепланировку… Как я уже говорил, на здоровье он не жаловался, но в последние годы частенько сетовал, что некому оставить нажитое честным трудом, нет у него преемника. – А племянница? – Да он и не вспоминал о ней! Не знаю, что там у них случилось, но, видимо, что-то было, иначе бы Аркадий Андреевич так себя не вел – не такой он человек, понимаете? Можете себе представить, как я удивился, увидев Тамару в магазине! – Как она объяснила ситуацию? – Оказывается, Аркадий Андреевич сломал шейку бедра во время одной из прогулок в парке. – Как же так вышло? – заинтересовался Мономах: услышав магическое словосочетание «шейка бедра», он ощутил себя в своей стихии – сколько же он за свою жизнь поставил протезов именно в это место – и не сосчитать! – Да я и не знаю толком, Тамара просто сказала, что перелом. Ужасный несчастный случай! В старости, сами понимаете, кости хрупкие, вот и слег Аркадий Андреевич. – А чего же слег-то? – удивился Мономах. – Операцию же можно было сделать! Бегать марафонские дистанции ваш приятель, конечно, вряд ли смог бы, но снова заниматься скандинавской ходьбой – вполне возможно! – Вот и я не понимаю почему. Разговаривал с Тамарой, она объяснила, что у него анализы были плохие, да и с сердцем проблемы, поэтому операцию нельзя было сразу сделать. Обещала, что обязательно этим озаботится, как только дяде полегчает. – А сами вы с ним не разговаривали? – Нет, к сожалению: он телефон отключил. Аркадия Андреевича понять можно – наверное, ему не хотелось жаловаться, а чувствовал он себя не лучшим образом. Как ни крути, близкими друзьями мы не были… А потом, как гром среди ясного неба, я узнаю, что Аркадия Андреевича не стало! – Сколько же времени прошло между аварией в парке и смертью Рукояткина? – Да всего-то около месяца! Они помолчали, смакуя кофе. – Скажите, Олег Григорьевич, почему ваш приятель отдал Капитана? Ведь, по вашим же словам, он души в нем не чаял! – Отдал? – Ну, Тамара сказала… – Ох, Тамара, Тамара! – А что, не так было? – Аркадий Андреевич ни за что не отдал бы Капитана, он до последнего обитал в магазине! – Попугай жил не у него дома? – Видите ли, квартира у Аркадия Андреевича хоть и в центре, но она небольшая, и для такой крупной и прихотливой птицы там маловато места. Кроме того, будучи человеком одиноким, он гораздо больше времени проводил в магазине, чем дома. Поэтому Капитан с самого начала жил в центральном филиале магазина, он стал своего рода символом этого места. Постоянные покупатели Аркадия Андреевича порой приносили ему всякие вкусности – початок кукурузы, яблоки… После смерти Рукояткина я зашел в «Нужные вещи» всего один раз – хотел поговорить с Вероникой Генриховной… – А это еще кто? – Прежний продавец-консультант. Вероника Генриховна и Аркадий Андреевич вместе начинали бизнес, у нее был нюх на предметы старины, пользующиеся повышенным спросом, да и с покупателями она работала как, не побоюсь этого слова, настоящий художник! Знаете, Владимир, продавать ведь тоже надо уметь. Один консультант сидит себе целый день в телефоне или, скажем, в окно глазеет и даже не заметит, что в помещение вошел потенциальный клиент. Некоторые просто поглазеть заходят, но хороший продавец воспринимает каждого гостя серьезно и пытается его заинтересовать, а заодно окружить вниманием и заботой, заставить почувствовать себя желанным и уважаемым. Сколько раз Веронике Генриховне удавалось сделать из случайных клиентов постоянных, я даже сказать затруднюсь: они заходили рассмотреть вещь явно не по карману, а уходили страшно довольные, с совершенно другой, которую разыскала для них Вероника Генриховна! – Она больше не работает? – Как видите, нет – вместо нее теперь молодая свиристелка, которая ничего не смыслит в антикварном бизнесе! Аркадий Андреевич ни за что не потерпел бы такого, с позволения сказать, «специалиста»! – Как вам объяснили отсутствие Вероники Генриховны? – Бог с вами, Владимир, кто я такой, чтобы со мной объясняться? Но вот отсутствие Капитана показалось мне гораздо более удивительным! – А-а, так Капитана тоже не стало сразу после смерти Рукояткина? – Я знал, что на время болезни Аркадий Андреевич попросил привезти его к нему домой, так как боялся, что птичка заскучает, но я подумал, что после смерти хозяина попугая было бы логично вернуть в магазин. Естественно, я поинтересовался, куда делась птица, на что Тамара ответила мне, что она умерла. – Ни того ни с сего? – От горя. Знаете, я поверил, ведь Капитан и Аркадий Андреевич были сильно привязаны друг к другу. Я слышал, что собаки и даже некоторые кошки могут умереть от тоски по хозяевам, однако не предполагал, что это касается и птиц! Тамара сказала, что все время, пока дядя болел, Капитан выщипывал себе перья, а ей было недосуг им заниматься, ведь у нее на руках были и пациент, и магазины, требующие присмотра: нужно было убедить клиентов, что ничего не изменилось и они по-прежнему могут приобретать необходимые им вещи… – Интересный способ сохранить клиентуру, уволив опытного консультанта! – заметил Мономах. – Ну, это-то как раз понять можно, – вздохнул Моськин. – Видите ли, у Вероники Генриховны характер не сахар, да и возраст пенсионный. Ей за шестьдесят – так что Тамара могла не захотеть, чтобы кто-то более опытный делал ей замечания и учил бизнесу. Новая метла по-новому метет, слышали выражение? Уж Мономаху ли не знать, ведь он на своем веку в больнице пережил нескольких главврачей! – Значит, сами вы с Вероникой Генриховной не разговаривали? – решил уточнить Мономах. – Нет, я ведь близко общался только с Аркадием Андреевичем. – И телефона ее у вас нет? – А зачем вам ее телефон? – Ну, я бы все-таки хотел выяснить, что случилось с Капитаном: похоже, Тамара вам солгала насчет его смерти. Зачем она это сделала? Если птицу украли, почему так и не сказать? – Д-да-а, вы правы, правы… – задумчиво кивая седой головой, протянул Моськин. – И почему мне самому в голову не пришло? – Ну, вы же не знали, что Капитан жив! – Верно, верно… Знаете, Владимир, телефона Вероники Генриховны у меня нет, зато, кажется, есть адрес! – Неужели? – Обычно Аркадий Андреевич сам заказывал вещи из других городов и из-за границы, но иногда доверял это Веронике Генриховне. Посылки и бандероли курьеры доставляли прямо в магазин, но однажды возникла какая-то накладка, и пакет задержался на несколько недель. Аркадий Андреевич в тот самый момент, как назло, находился в командировке, а Веронике Генриховне потребовалось взять пару дней выходных, чтобы пройти медицинское обследование, так что магазин был закрыт. Курьер не удосужился заранее позвонить клиенту, привез бандероль и уперся в закрытую дверь. Тогда он все-таки связался с Аркадием Андреевичем, и тот попросил меня принять бандероль и забросить ее по адресу Вероники Генриховны. И, сдается мне, я его сохранил! Если вы подождете, я попытаюсь… – Буду премного благодарен! – заверил старика Мономах. Он и сам не мог объяснить себе, зачем это делает. Так случалось каждый раз, когда он сталкивался с загадкой: любознательный червячок в его мозгу поднимал голову и начинал точить изнутри, требуя выяснить, что происходит. Мономах много раз давал себе зарок никогда больше не вмешиваться в дела, не имеющие отношения к его непосредственным врачебным обязанностям, но ничего не мог с собой поделать – любопытство пересиливало здравый смысл. * * * Антон всегда чувствовал себя не в своей тарелке в таких местах – казалось, они отделены от остального мира, хоть и находятся от него в непосредственной близости. К «таким местам» в его представлении относились больницы, хосписы, дома малютки и детские дома. Наверное, даже просто находиться вблизи людского горя тяжело, хоть оперу и приходилось ежедневно иметь дело с малоприятными проявлениями человеческой природы, и, казалось бы, душа его давно должна была очерстветь. Снаружи все выглядело вполне себе благостно: большая детская площадка, на которой резвились дети, одетые в яркие, разноцветные курточки и шапки, а рядом стояли, болтая, воспитательницы – с виду обычный детский садик. И все же витало здесь что-то, в самом воздухе, делающее этот пятачок отличным от других – счастливых – мест. Шеин не мог отогнать от себя мысль о том, что здесь живут дети, лишенные родительской любви и заботы, дети, которым в свои юные годы пришлось в жизни испытать куда больше, чем иным взрослым за всю длинную жизнь. А потом эти дети выходят во взрослую жизнь, но при этом они никому не нужны: детский дом благополучно забывает об их существовании, выполнив функции, возложенные на него государством, а «на воле» их никто не ждет – кроме, разве что, все тех же «родителей», алкоголиков и наркоманов, благодаря которым они, собственно, и оказались в системе. Детский дом, где большую часть жизни прожила Даша Субботина, был выкрашен в жизнерадостный зеленый цвет. В дверях Антона встретил охранник, проверивший документы и объяснивший, как попасть к директору. Почему-то Шеин ожидал увидеть дородную тетку с «халой» на голове – наверное, сказалось стереотипное мышление, – однако ему навстречу из-за стола поднялся подтянутый лысоватый мужчина приятной внешности, примерно возраста Антона. Очевидно, охранник успел связаться с ним и доложить о приходе человека из СК, так как хозяин кабинета сразу же протянул оперу руку и представился: – Иван Сергеевич Прошин, директор. Антон пожал протянутую ладонь и продемонстрировал корочки. – Что же понадобилось от нас Следственному комитету? – поинтересовался Прошин, когда Антон разместился на стуле напротив него. – Вроде бы никто из воспитанников не сбегал в последнее вре… – А что, часто бегут? – перебил Антон. – Не то чтобы часто, но случается, – пожал плечами директор. – Дело житейское: бегут в основном домой, хоть там их и не ждет ничего хорошего. Однако дом есть дом, даже если он и ассоциируется с асоциальными родственниками! Неужели наши дети совершили какие-то противоправные действия? – И такое бывает? – Ну, вам ли не знать! – развел руками Прошин. – Так что все-таки произошло? Антон вкратце ввел директора в курс дела. – Ну надо же, какой ужас! – пробормотал тот, выслушав опера до конца. – Я всегда думал, что у Даши, в отличие от большинства наших воспитанников, есть будущее! – В отличие от большинства? – переспросил Шеин.