Три пары глаз смотрели на него всё так же выжидательно. Мирон почувствовал буквально истекающее из стариков напряжение. Представил: собрались трое старых товарищей. У каждого за плечами — целая жизнь. Им бы уйти на покой, удить рыбку где-нибудь на живописном озере. Читать газеты, смотреть, как играют внуки… Но они не могут. Слишком много обязательств. Слишком много не решенных задач. Слишком много зависит от каждого… И вот они сидят. Ждут, когда он проснётся. Пьют — немного, чтобы снять усталость. Перебрасываются скупыми словами — им уже не о чём говорить. Всё давно сказано. Измерено, взвешено и посчитано. Осталось только выслушать приговор. А потом пойти, и продолжить работать. Делать то, что они привыкли: удерживать мир на плаву. — За Хиномару стоит Амели, — быстро сказал Мирон. — Это она хочет разрушить Технозон, а вместе с ней — Нирвану. Из Карамазова будто выпустили весь воздух. Внезапно старик сделался похож на давным-давно высохшую мумию. Кожа стала напоминать серый пергамент, глаза запали, тонкие губы обескровились — так, что за ними проступили все зубы… — Ты должен кое-что узнать о своём отце, — внезапно сказал профессор Китано, обращаясь к Мирону. На Карамазова он не смотрел, так же, как и полковник — давая возможность справиться с чувствами. — Это он в своё время изобрёл Плюсы. Мирон медленно кивнул. — Кажется, я всё время это знал, — сказал он. Не спрашивая разрешения, налил себе еще самогона, выпил, занюхал корочкой хлеба… — Только не отдавал себе отчёта. Если честно, просто не хотел заморачиваться, — потянувшись к карману, он выложил на стол пару прозрачных пиявок. — Это Платон создал на основе работ отца, правильно? — Над первым прототипом мы работали вместе, — кивнул профессор. — Когда твой отец понял, что его изобретение приведет к краху экономики и смене всей парадигмы Сети, как пользовательского пространства, — испугался. Он хотел заморозить проект. Не желал, чтобы это было на его совести… — Вы поэтому тогда прилетали в Москву? — спросил Мирон. — Чтобы уговорить его продолжать? — Да. Поэтому, — тяжело кивнул профессор. — Прогресс не остановить, — подал голос Карамазов. На вид — он уже овладел собой и являл образец холодного спокойствия. — Аграрная революция привела к увеличению численности населения, промышленная — избавила людей от ручного труда, информационная — кардинально изменила стиль жизни и систему ценностей. У каждой были противники. Каждую пытались остановить. Убивали изобретателей, сжигали станки — но тяжелое колесо истории, единожды совершив оборот, не может провернуться назад. Человечество ОБРЕЧЕНО на перемены. Иначе его ждёт застой, а затем — смерть. — Мой брат говорит то же самое, — кивнул Мирон. — Собственно, даже для такого тупого чела как я, это очевидно. Но разве обязательно прогресс должен идти через кровь? Неужто жертвы НЕОБХОДИМЫ? — Если бы был какой-то другой способ, мы бы о нём знали, — пожал плечами профессор Китано. — Значит, моего отца убили из-за Плюсов? — спросил Мирон. Он не мог припомнить, сколько раз пользовался Плюсами. Они сопровождали его почти всю сознательную жизнь. Были частью реальности. Надеть невесомые наушники и оказаться в киберпространстве — для любого землянина ничего не было естественнее. Плюс — это огромный мир, без которого ни один современный человек не мыслит существования. — Кто? Вы знаете? — Это был я, — вдруг сказал полковник. — Я виноват в его смерти. Повисла тишина. Только на стене, отмеряя секунды, тикали ходики. Еще один анахронизм, — подумал Мирон. — Ровесник этих стариков. — Не бери всю вину на себя, Серёжа, — подал голос профессор Китано. — Мы все виноваты. В одинаковой степени. Мирону вдруг сделалось холодно. Здесь, перед ним, сидят люди, которые привыкли вершить историю. Он мог бы легко убить каждого из них — голыми руками. Отомстить за смерть отца, остановить то, что они делают… Но что это изменит? Прогресс всё равно не остановить. Его брат-близнец — тому доказательство. — Я был начальником службы безопасности организации, под эгидой которой работал твой отец, — никого не слушая, сказал полковник. — Когда я узнал, что он решил уничтожить все записи по проекту, выкрал их и переправил в Японию. — Мне, — кивнул профессор. — И я продолжил разработки. Оставалось немного: добавить нейронный отсекатель, который помогал перемещению сознания пользователя в киберпространство. — А я создал компанию, которая первая вышла на рынок с новым интерфейсом, — сказал Карамазов. — Он принёс огромные прибыли, что помогло мне создать Технозон. — Как… — Мирон сглотнул сухим горлом. — Как он умер? — Выбросился из окна, — сказал полковник. — Мы все предали вашего с Платоном отца, — тяжело сказал полковник. — И каждый заплатил за это свою цену, — он кивнул на свои неподвижные, прикрытые пледом ноги. — Я принял вынужденное затворничество, — вздохнул профессор. — А я лишил себя потомков, — закончил Карамазов. — Обрекая их на жизнь под давлением огромного богатства, я лишил их права стать обычными людьми. Мои дети превратились в чудовищ. Добавив что-то по-японски, он встал, ослабил безупречный узел галстука и снял пиджак. Повесив его на спинку стула, хозяин самой большой в мире корпорации старчески прошаркал к окну и замер там, любуясь вечной метелью вишнёвых лепестков. Под лямками подтяжек, делящих спину старика на три продольные части, лопатки казались острыми и хрупкими. Он весь был словно сделан из бумаги-оригами: прямоугольник головы, с выцветшей щеткой седых волос, прямоугольник закованного в крахмальную рубашку торса, острые, словно ножи для разрезания бумаги, стрелки брюк… Мирону никак не удавалось представить, что Амели — его внучка. Его кровь и плоть. Вот разве что, характер. Несмотря на тяжелые удары судьбы, спина старика оставалась всё такой же прямой — как заглаженные складки на брюках. — А как же Нирвана? — спросил Мирон. — Тоже ваши делишки? — Как ни странно, нет, — улыбнулся профессор. — Ванну изобрели студенты из Новосибирского технологического. Надоело подключать мочеприёмники при глубоком погружении… Биогели разрабатывали различные фарм-компании, это не монополия. — Но использовать интеллектуальные мощности пользователей, пока те находятся в Плюсе — играют, работают, отдыхают — придумал Такеши, — полковник кивнул в сторону спины Карамазова. — И пришел, конечно же, к вам, — закончил Мирон, глядя на Китано. — После нескольких пандемий рынок стагнировал, — сказал профессор. — Люди боялись выходить из дома, теряли работу… Такеши придумал лёгкий способ заработка для тех, кто в этом нуждался. Нирвана спасла много жизней. — А теперь ваша внучка хочет всё разрушить, — сказал Мирон, обращаясь к Карамазову. — Почему? — Она считает, что человечеству пришла пора вылезти из тёплой, уютной утробы Ванн. Пришла пора родиться заново. Стать сильным на пороге новой угрозы. — Вы говорите о Призраках? О Кибердемонах? Сонгоку? — Никто не знает, откуда они взялись, — вздохнул профессор Китано. — Но их становится всё больше. Они заполонили пространства в нейронных сетях Нирваны, они заселили киберпространство… Они преследуют людей во снах… — А иногда — даже в Минусе, — закончил Мирон. — По крайней мере, один из них научился выбираться в реальный мир. И я не понимаю, как это возможно. — Я считаю, это души умерших в Нирване людей, — медленно и тихо проговорил полковник. — Их тела перестали жить, а разум, одинокий и неприкаянный, скитается по призрачным мирам. Им просто некуда больше податься. — Это правда? — спросил Мирон, обращаясь почему-то к профессору. — Такое действительно возможно? — Теорий много, — пожал тот широкими, чуть опущенными плечами. — Эта — ничем не хуже других. — Это пришельцы, — жестко сказал Карамазов, вновь усаживаясь на стул. Пиджак он надевать не стал, но налив себе самогону, выпил, немного посидел, закрыв глаза морщинистыми черепашьими веками, и только потом выдохнул. Закусывать не стал. Мирон чуть не рассмеялся. Сколько баек об НЛО бродило по свету с начала времен! Сколько свидетелей, на поверку оказавшихся психами, фантазёрами и просто умелыми мистификаторами… — Такеши хочет сказать, что призраки — новая форма жизни, которая зародилась непосредственно в киберпространстве, — устало потерев лоб, пояснил профессор Китано. — Но жизнь не может возникнуть из ничего, — возразил Мирон. — Нужна молекулярная база… — Никто не знает, что именно нужно для того, чтобы на голом куске камня — или в виртуальном мире, состоящем из битов и кубитов — зародилась жизнь. Возможно, сонгоку — это технологическая сингулярность, — профессор встал, набрал воды в старинный чайник из нержавейки, и включив плиту — над конфоркой засияла корона синего пламени, — поставил его на огонь. — Мы ждали, что это будут Иск-Ины, которые радикально изменят нашу жизнь. Может быть, андроиды, неотличимые от людей, или люди, неотличимые от роботов… Помните байку про чёрного лебедя? — Все думали, что лебеди бывают только белые, пока в Австралии не нашли птицу с чёрным оперением, — кивнул Мирон. — Я что хочу сказать… — чайник пронзительно засвистел и Китано, сняв его с огня, принялся тщательно ополаскивать маленький глиняный заварник. — Пока что-либо нельзя объяснить, оно кажется загадочным и удивительным. Но как только находится объяснение — как правило простое, — происходящее становится очевидным. Вы следите за моей мыслью? — То есть, — медленно сказал Мирон. — Все призраки и сонгоку могут оказаться просто глюком системы. А смерти, энцефалическая кома и другие неприятности, что преследуют людей в Плюсе — объясняются совершенно другими, банальными причинами? — Именно, — кивнул профессор разливая чай по крошечным, тончайшего фарфора, пиалам. На дне каждой принялась распускать прозрачные лепестки золотая хризантема. — У кого-то — не выявленный в детском возрасте порок сердца, у кого-то — травма мозга… Переохлаждение, абстинентный синдром… — Но я видел Призрака своими глазами! — почти закричал Мирон. — Я взаимодействовал с ним. Он… помог мне. Спас от ареста… А с другим — Сонгоку — я дрался в Плюсе. Когда мы с Хитокири принесли конструкт с Платоном в Полный Ноль… Хитокири может подтвердить! — он вскочил. — Я позову его, он видел. Видел, как я дрался… — Мы верим тебе, Мирон, — сказал полковник. — Сядь. Никто не говорил, что гипотеза Масахико — единственно верная. — Просто стараюсь быть полезным, — проворчал профессор, комично обидевшись. — Весь мой жизненный опыт, все мои знания говорят о том, что чудес не бывает. Не может что-то появиться из ничего… И всё имеет логичное, разумное объяснение. — Наверняка и у Призраков оно есть, — успокаивающе кивнул полковник. — Просто мы его еще не знаем. — Платон поместил себя в киберпространство, чтобы защитить Нирвану от призраков, — сказал Мирон. — Он столкнулся с ними в Плюсе, вычислил, какую они несут угрозу и… нашел выход. Он решил, что действуя в виртуале, сможет быть более эффективным. Но ему помешали. — Моя внучка, — кивнул Карамазов. — Она точно рассчитала момент, когда компания будет наиболее уязвима, — подняв пиалу, он сделал крошечный глоток чаю. — Мы… много спорили. Она не скрывала, что мои методы ей не нравятся. Хотела многое изменить. Я же просил её не горячиться. Обещал, что придёт время — и она получит возможность делать всё, что сочтёт нужным. — Когда станет управлять Технозон вместо вас? Мирон попытался представить, как это: с детства знать, кем ты будешь. Никогда не нуждаться в деньгах — да что там! Никогда даже не задумываться о них… И знать, что тебе предстоит управлять миллионами людских судеб. — Да, я обещал ей отойти от дел в… скором времени. Но недавно изменил решение. Я испугался. — Перемен? Того, что она может натворить? — спросил Мирон. — Нет, — Карамазов меланхолично отхлебнул остывшего чаю. — Нет… Как это ни банально, я испугался за себя. Испугался остаться не у дел. Собственной никчёмности — ведь я работал всю свою жизнь, с восьми лет. Я не умею жить по-другому. — Но подсознательно вы боялись, что Амели разрушит то, что вы создавали все эти годы, — сказал Мирон. — Я бы, во всяком случае, боялся. — Возможно, — кивнул Карамазов. — Наверное… Но сделанного не воротишь. Я изменил решение, и внучка решила действовать. Решила рискнуть.