— Платон сказал, что приготовления к сегодняшним событиям велись несколько лет, — тихо сказал Мирон. — Да и компания Хиномару возникла не вчера. Не на пустом месте. Она давно хотела вас сместить. — Наверное, я просто хотел думать, что у Орэн не осталось выхода, — слабо улыбнулся старик. — Так было легче. — Простите, — смутился Мирон. — Не извиняйся. Меньше всего в произошедшем ты должен винить себя. — Я должен задать еще один вопрос, — он жестко посмотрел Карамазову в глаза. — Вы изменили решение уходить на покой после того, как узнали, что удалось сделать Платону? Старик выдержал его взгляд. На пергаментном лице не дрогнул ни один мускул. Но потом он медленно кивнул. — Это сильный соблазн. И огромные перспективы. Жить вечно… Обрести свободу, независимость от клетки, которой с возрастом становится тело. Научиться летать по-настоящему. Мирон вспомнил то чувство, когда по его желанию в Плюсе появлялись различные вещи: мотоцикл, еда, сигареты… Если бы он тогда захотел, то мог вообразить что угодно. И получил бы это. Он кивнул. — Я вас понимаю. И не думаю, что Платон будет держать своё открытие в тайне. Вряд ли ему захочется быть единственным жителем киберпространства… — Но пока у него большие проблемы, — вставил полковник. — И ему не помешала бы наша помощь. — Кибератаки на Технозон происходят из разных точек земного шара, — сказал Мирон. — Хакеров, работающих на Хиномару, чертовски много. Но и Платону кое-кто помогает. — Анонимусы? — поднял седую бровь профессор. — Парадокс: те, кто всегда выступали за анархию и разобщение, сейчас защищают корпорацию. — Они помогают лично Платону, — сказал Мирон. — Многие из них обязаны моему брату. — Разумеется, — кивнул Карамазов. — Мы знали о его подрывной деятельности среди маргинальных структур. — И никак не препятствовали? — удивился Мирон. — Знаешь, какой ущерб финансовым структурам моей компании могли причинить Анонимусы? Никакого. Технозон — монстр, разросшийся на весь мир. Некоторые отделения даже конкурируют между собой, — добавил он с сухим смешком. — И это идёт только на пользу. Как и атаки Анонимусов. Заставляют службу безопасности быть в тонусе. — Но Амели удалось пошатнуть ваше положение, — возразил Мирон. — С помощью хакеров. — Она — моя внучка, — осклабился старик с какой-то затаённой гордостью. — Разумеется, она знает все слабые места, все уязвимости. Она не лупит по площадям. — Но если её не остановить, куча людей окажется на грани гибели. Мирон вспомнил, как блуждал по аттрактору, не имея возможности найти выход. — Поэтому, — Карамазов поднялся и надел пиджак. — Я собираюсь это сделать. — Вы поедете к ней? — спросил Мирон. — Конечно, — удивился Карамазов. — Долги надо платить лично. — Тогда я с вами. Мирон неожиданно понял, что именно так и должен поступить. Поехать вместе с Карамазовым к Амели. — Скорее всего, у меня ничего не выйдет, — сказал старик. — Моя внучка — упрямая. Совсем, как я. Это очень опасная поездка. — Ничего, — мотнул головой Мирон. — Если вы помните, мы немного знакомы. Я постараюсь на неё повлиять. Глава 19 2.19 Мне теперь ничего не страшно Салон представительского автомобиля Карамазова пах новой кожей и сигарами. Мирон почти утонул в мягком кресле, которое сразу подстроилось под его фигуру, да еще и принялось массировать спину. Старик сидел напротив. Между ними столик с напитками, лёгкой закуской — сасими, маринованные ростки бамбука, мидии с оливковым маслом. Машину вёл Иск-Ин. На месте шофёра никого не было — хотя рулевая колонка и ручка переключения передач были на месте. Приборная панель вспучивалась жидкополимерным экраном, на котором всё время менялся узор из огоньков. Совсем, как сейф, — подумал Мирон, вспомнив танец светодиодов на сервере в кабинете Платона. — Вы знаете, где искать Амели? — спросил он. Оставшись наедине со стариком, он чувствовал себя не в своей тарелке. — Я всегда знаю, где моя внучка, — устало ответил Карамазов. Мирон вспомнил, что он уже упоминал имплант — что-то там о мониторинге всех функций организма. — А она знает о том, что вы за ней наблюдаете? — Разумеется. — Но всё равно строит против вас козни, — восхитился Мирон. — Она или очень умная, или сумасшедшая. — Всего понемногу, — согласился старик. Даже в мягком, как перина, кресле он умудрялся сидеть очень прямо. Выставив подбородок и сложив руки на груди, он напоминал фотографию какого-то древнего, из прошлого века, политического деятеля. — Но вы всё равно её любите, — сказал Мирон. Глаза старика на мгновение подёрнулись мутной плёнкой. — Я её вырастил, — сказал он. — Её отец… Он недееспособен. Очень давно. Мать не интересовалась дочкой — роль светской львицы ей нравилась больше, чем роль матери. И я взял воспитание девочки на себя. — Наверное, баловали. Заваливали подарками… — Лучше бы я так и делал, — грустно ответил Карамазов. — Но я всё время боялся вырастить избалованную капризную принцессу — как случилось с её отцом. И пытался привить внучке понятие дисциплины. Держал дистанцию. Она получила прекрасное образование — во всех областях. От музыки и науки, до боевых искусств. Но лучше бы вместо этого я водил её в парк, кататься на каруселях… — Вы сами учили её? — Я в те времена много работал. У меня не было времени заниматься ребенком… лично. — И тогда вы приставили к ней своего клона. Ясунаро. — Это было лучшее, что я мог сделать. Во всяком случае, тогда так казалось… Слишком поздно я понял, что совершил ошибку, — старик потянулся к столику, взял квадратную бутылку, на вид — очень тяжелую, и плеснул из неё в широкий стакан. По салону поплыл запах древесной золы и хвои. Мирону он не предложил. — Какую? — он сам налил себе выпить — чуть меньше, чем у старика. Но в горле слишком пересохло, а воды не хотелось. — Я всю жизнь жертвовал близкими людьми ради работы. Казалось, так я о них забочусь. Наращивая броню капитала, не позволяю невзгодам прорваться в их уютный мирок. — Золотая клетка. — Скорее, бункер, — усмехнулся Карамазов. Стального цвета усы чуть разошлись над верхней губой. — Комфортабельный, набитый деликатесами и игрушками бункер. Мой сын не выдержал такого давления. Впал в детство. Сноха, вовремя распознав опасность — сбежала. А вот Орэн… Мне всегда казалось, что она из другого теста. Что она крепкая, устойчивая. Не поддастся соблазнам. Станет моим продолжением. Перед глазами Мирона возник образ Амели. Короткая юбка, огненно-оранжевая шубка… Нервический смех, безумный, оторванный от реальности взгляд. Платон сказал: она или сумасшедшая, или очень хорошая актриса. — Возможно, вы правы, — сказал он, глядя на старика. На его по линейке подстриженные усы, жесткую осанку, на стрелки брюк и начищенные до блеска ботинки. — Она — ваше продолжение. В изменившемся мире. Карамазов тяжело вздохнул и поставил стакан обратно на столик. — Я должен тебе кое-что сказать, — произнёс он, сцепив руки с худыми мосластыми пальцами на колене. — Что бы там не говорили Китано и Сергей, я виноват в смерти твоего отца больше всех. Я прошу за это прощения, — он наклонил голову с безупречным серо-стальным пробором. Мирон промолчал. — Чувство вины — одно из самых тяжелых в жизни, — продолжил старик. — От него невозможно избавиться. С годами оно не уменьшается, а только растёт. И причиняет боль. Как злокачественная опухоль. Мирон всё еще молчал. Он чувствовал, как тишина ходит между ним и Карамазовым, подобно маятнику с остро отточенным лезвием, но в горле набух колючий ком, который мешал говорить. В какой-то момент он попытался представить, на что была бы похожа их жизнь, если бы отец не умер. Они бы не переехали из своего загородного дома в тесную трёшку с клопами и плесенью по углам, мать не начала бы пить…