– Отойди в комнату. Пусть думает, что я одна. Девушка присела на корточки и брызнула журналисту в лицо. Вьюн застонал и поднял веки. – Рада была пообщаться с вами, – Диана изобразила улыбку, – Для меня это – большая честь. Давайте я помогу вам встать! На лестничной клетке Вьюн уже был способен двигаться сам. Перевёл дыхание и загрохотал вниз по лестнице, даже не оглядываясь. Диана захлопнула дверь. Замок щёлкнул, словно пистолетный затвор. Барсучонок шагнул из комнаты. Ноги дрожали, словно чашки в поезде. Диана развернулась. Скалка осталась на кухне, в руке была только кружка. Но девушка всё равно казалась опасной. – Послушай, – сказал лаборант, – С компьютером я закончил. Если хочешь, можешь посмотреть… а потом я уйду. И обещаю, что больше не вернусь и никому не расскажу о том, что здесь видел. – Ты чего? – Я не хочу, чтобы меня так били. Диана отшвырнула кружку. Кружка упала и покатилась – где-то далеко-далеко, на самом краю вселенной. – Я клянусь тебе, – заговорила Кель, глядя прямо в глаза и с поднятой правой рукой, – что никогда и ни при каких обстоятельствах, исключая те случаи, когда это будет необходимо для спасения твоей жизни, я не причиню тебе физическую боль. Если я нарушу эту клятву – можешь меня убить. – Знаешь, Диана… мне кажется, убить тебя будет непросто. – Не важно! С сегодняшнего дня – ты мой друг. Я друзей не бросаю. И они пожали друг другу руки. 4 …Вот так и получилось, что лаборант Виктор Барсучонок влип окончательно. 5. Дьявольский Ламборджини 1 Родители Барсучонка преподавали в нашем университете. И он на собственной барсучьей шкуре убедился, что родители-учителя – это не просто факт биографии, а почти диагноз. Люди они были неплохие. Любили единственного сына и, как могли, давали ему то, что он просил. К счастью, просил Барсучонок немного. А ещё они любили французов, коллег, и демократию. Ненавидели они губернатора Адамковского. Барсучонок слышал о нём, кажется, с момента рождения. А может быть и с момента зачатья. И тут скрывалась тайна. Виктору казалось, что губернатор был всегда. И что он правил областью ещё с тех времён, когда большой страной правили Горбачёв, Черненко и другие люди со смутно знакомыми фамилиями. И будет продолжать править несколько столетий, как библейские патриархи. Но совсем недавно выяснилось, что Адамковский стал губернатором всего лишь пять лет назад. Это никак не тянуло на древность. В том году Виктор он уже ходил в четвёртый класс. Но он был почему-то уверен, что родители уже тогда ругали губернатора на чём свет стоит. В чём же дело? Может, они ругали всех губернаторов, по очереди? Видимо, тут была замешана какая-то пространственно-временная аномалия. Утром, за завтраком, он видел, что Адамковский опять выступает по телевизору. Даже в пиджаке и с галстуком губернатор всё равно был похож на типичного дачника, который едет в пригородном автобусе с граблями и пакетом рассады. Губернатор Адамковский, как всегда, собирался чего-то не допустить. – Удивительный человек. Коммунистов с регионалами помирил, – заметил отец. – Это где? В нашем областном совете? – Барсучонок попытался изобразить осведомлённость. Он точно помнил, что давно, ещё в детстве кто-то из регионалов очень громко ругал губернатора. – Я о том, что его теперь все ненавидят. Даже коммунисты. – Вот оно как. Камера показала стол с более дальнего ракурса. Теперь можно было увидеть и других участников заседания. Два десятка пожилых людей в серых пиджаках усердно перебирали бумаги. – Вся банда собралась, – заметила мать, – Вон, Пацуков сидит. Бывший почётный свиновод РСФРС, совсем в люди выбился. Управляющий делами губернатора Самсон Иванович Пацуков был в чёрном пиджаке. Когда камера переключалась на ближний план, можно было разглядеть его здоровенные наручные часы с полудюжиной циферблатов. – Зарецкого видно? – спросил отец. – Не показывают, – процедила мать сквозь зубы, – Зачем ему светиться? Он и так всех знает. Барсучонок покопался в памяти. О Зарецком он помнил только фамилию. – А кто такой этот Зарецкий? – спросил он, – Министр какой-нибудь? – Зарецкий отвечает за деликатные дела, – ответил отец, – У него нет даже официальной должности. Он просто самый главный. Барсучонок пошёл в коридор и стал надевать ботинки. – Ты на митинг пойдёшь? – спросил отец. – А что, будет митинг? – Губернатор запретил. Но он всё равно состоится. У вас в школе не говорят об этом? – Если и говорят, я не помню. – Учителя скорее всего будут вас запугивать. Слушать их не надо. Вот увидишь, будет что-то грандиозное, – отец понизил голос, – Самди вернулся. – И его арестовали? – с надеждой спросил Барсучонок. – Они даже с этим не справились. Ян Иосифович прячется, конечно. Но на митинге будет. Нам надо идти. Сегодня всё решается. Если мы допустим это в нашей области – то это расползётся по всей стране. – Я не могу пойти. Мне надо помочь другу настроить Интернет. – Да как ты не понимаешь… Барсучонок и правда не понимал. Он был весь в своих мыслях. Конечно, Интернет у Дианы и так работал. Но вдруг он сломается? Компьютерная техника в женских руках ломается часто. Было бы хорошо, если бы он сломался! Барсучонок тоже не любил губернатора. Впрочем, для нас это нормально. Губернаторов не любят почти везде. Но главного регионала, Яна Иосифовича Самди, он не любил ещё больше. Причина была где-то в физиологии. При виде этого пожилого, высохшего дурака в Викторе просыпался зверь. Зверь был совсем небольшим, вроде молодого барсука. Но этот зверь жаждал крови. 2 Ян Иосифович происходил из теперешней Белоруссии. Он родился на Пограничье, с Литвой, в чистенькой католической деревне Гольшаны. Помимо Яна Иосифовича, эта деревня интересна костёлом Иоанна Крестителя, что похож на жёлтый сундук. А если выйти за околицу, то можно отыскать основательно обглоданные временем руины Гольшанского замка. Там даже водится одно приведение. А вокруг руин растут вековые деревья. Видимо, именно костёл и руины пробудили в молодом Яне Самди интерес к истории. В Белоруссии местных католиков обычно называют поляками, а католицизм – польской верой. Поэтому Яна Иосифовича до сих пор иногда называют поляком, как будто это что-то ругательное.