1 Насчёт Тиглей ещё можно поспорить. Говорят, в городе есть и другие странные районы. Но нет сомнений, что тринадцатая гимназия – самая странная школа в городе. А кабинет директора – самое странное место во всей гимназии. Так что у любого, кто туда зайдёт, первое время немного кружится голова. Старая, тяжёлая мебель. Книжный шкаф, угрюмый, как жук, а стол похож на огромную глыбу тёмного янтаря. Глобус стилизован под старинные карты, а над ним висит ещё одна старинная карта, где на тех же материках расположены совсем другие государства. И другие картины с изломанными, пустынными пейзажами, в духе позднего Рериха. Да и сам Андрей Данилович казался элементом интерьера. Костлявый, уже лысеющий и близорукий, он сидел в углу и перебирал бумаги в какой-то синей папке. «Интересно, – подумал Барсучонок, – из лаборантов меня тоже выгонят?» – Подойди и садись сюда, поближе, – произнёс директор, не отрываясь от бумаг. Барсучонок подчинился. Усевшись, он заметил, что на столе у директора лежат какие-то расписания и справки, а сверху, чтобы не разлетались, их накрыли листом прозрачного пластика. Причём тот край прозрачного листа, что был к ближе к Барсучонку, немного топорщился. Лаборант придавил его рукой и решил встретить свою участь стоически. – Хорошо, что ты один пришёл, – директор отодвинулся и посмотрел на него, словно оценивая, – Так проще будет. Сейчас отвечай честно. Потому что вопрос непростой, очень непростой. От него зависит очень многое. …И тут послышался треск. Барсучонок дёрнулся и оглянулся на дверь. Дверь была на месте. А вот по пластику на столе проползла длинная, от края до края, трещина. Как будто кто-то взял и перечеркнул всё – и справки, и документы. Барсучонок сидел ни жив, ни мёртв. Казалось, пол сейчас распахнется, и он полетит вместе с креслом прямиком в ад. Директор, однако, только поднял бровь. – Надо же, какая энергетика… – он провёл пальцем по трещине, словно оценивая её мощь, – Слушай, ты ничего такого в последнее время не делал? Ни в какие места не ходил? Церкви там, монастыри, заброшенные кладбища. – Нет… Только дома, за компьютерам. – Очень, очень сильная энергетика… Знаешь, и не ходи лучше. Могут быть проблемы… Сейчас сам знаешь, что творится – купола искрят, мёртвые встают, а живые пропадают. Да уж… Ну ладно, с этим потом. Сначала надо разобраться с первым слоем… Так, вот, послушай – у меня к тебе вопрос… Барсучонок сжал под столом кулаки. – У вас в классе новая девочка, Диана Кель, – говорил директор, – Мне сказали, что ты с ней дружишь. Так вот – расскажи мне, пожалуйста, что она за человек. 2 Страх исчез. Так пропадает синий цветок газа, когда выключаешь плиту. – Я о ней почти ничего не знаю, – начал Барсучонок, – Увидел сегодня, когда шёл на первый урок. Мы поговорили немного, совсем чуть-чуть…. – …но почти подружились, – ответил директор. Он явно думал какие-то свои мысли, – А раньше ты её нигде не видел? – Нет. Где я её мог видеть? – Например, во сне. Виктор задумался. – Нет. Не помню! – Очень странно, очень-очень странно. – А что случилось-то? Глаза директора впились в лицо Барсучонка. Взгляд был такой, как будто Андрей Данилович собирался прочитать там разгадку. …Да, не все вопросы бывают удачными. – Эта Кель, – директор говорил очень медленно, – только что сорвала урок физкультуры. И так, как его ещё никто не срывал за все двадцать лет моей педагогической практики! – Она что, подралась с кем-то? – Если бы подралась… 3 Сама Диана даже и не думала делать что-то плохое. Как и все, она зашла в раздевалку, выбрала себе шкафчик, поставила туда портфель, положила на скамейку мешок с формой. Потом сняла пиджак и повесила его на крючок. Тут-то все и обомлели. Под пиджаком, поверх белого свитера, – новенькая перевязь с кобурой весёленького оливкового цвета. Из кобуры торчала серебристая рукоятка, а рядом, в гнёздах, лежали две дополнительные обоймы. И ещё три гранаты, – на тот случай, если противник под парту спрячется. В раздевалке сразу стало тихо. Будто огромная тяжёлая волна молчания хлынула в комнату и затопила её до самого потолка. Первой захихикала Чиквина. Потом ещё кто-то. Бухнулся на пол чей-то кроссовок. Заскрипели половицы – Карпинская отступала к выходу, а Болтунович – к окну. 4 – С Болтунович всё хорошо? – спросил на этом месте Барсучонок. – Да, в этот раз обошлось без жертв… – директор произнёс это с такой гордостью, словно это было его заслугой. – И, если на то пошло – откуда этот вопрос? Ты о ней беспокоишься? – Как не беспокоиться о человеке, который перед тобой в классном журнале стоит? – А, понятно. 5 Диана обернулась. – Почему все смеются? Смех стих. И даже Болтунович замерла на одной ноге, как окаменевшая балерина. – Как скажете, – Кель развернулась обратно, сняла перевязь и тоже повесила в шкафчик. – А… оно настоящее? – нарушила молчание Вьюн. – Конечно! – Можешь показать? – Сейчас, переоденусь и покажу. Но пострелять не дам, имейте в виду. Оружие – всё равно что музыкальный инструмент. Оно любит только одни руки. Как и подобает женщине, она умела говорить и переодеваться одновременно. Вот и сейчас она успела достать кроссовки и сменить брюки на спортивные штаны. – Я в туалет, – почти прошептала Карпинская, – Можно? – Конечно! Ты что думаешь – в заложники взяла?