— Нет. И у мисс Тарукай в животе снова свернулся ледяной узел. — Я же сказал, что не хочу есть, — в его голосе прозвенел металл. Джеллика сделала трудный вдох, нацепила на лицо улыбку и повернулась: — Компрессы уже можно снять. Он позволил убрать с рук пластырь. Раны, и правда, затянулись. Это был очень дорогой регенерирующий спрей. И очень эффективный. Уж Джеллика-то знала. — Иди сюда, — мистер Парсон вдруг притянул горничную к себе, вынуждая опуститься к нему на колени. — Я так соскучился, — он прижался лбом к её виску. Девушка окаменела. Пальцы мистера Парсона зарывались в волосы на её затылке, гладили плечи… А мисс Тарукай сидела, словно истукан — застывшая, с идеально прямой спиной и примерзшей к губам улыбкой. Вдруг хозяин рывком поднялся из кресла. Девушка испуганно вцепилась ему в шею, но, опомнившись, сразу ослабила хватку. Впрочем, её паника и растерянность остались незамеченными. Мистер Парсон куда-то пошел, крепко прижимая к себе свою ношу и бессвязно бормоча. От ужаса Джеллика ослепла, оглохла и лишь догадывалась, что они поднялись по лестнице… Более или менее она начала соображать только в хозяйской спальне, когда мистер Парсон опустил ее на кровать. Горничную трясло. Она никогда не бывала в этой комнате. Самое запретное место в доме! Дверь сюда запиралась на ключ, к этому помещению не позволялось приближаться даже для уборки. Хозяин очень берёг личное пространство. Огромная кровать оказалась мягкой. Такой мягкой, будто бы тело не лежало, а парило в воздухе. — Девочка моя… — этот шепот вырвал Джеллику из шокового отупения, она почувствовала, как мужские руки торопливо расстегивают пуговицы её униформы, возятся с узлом кружевного передника… О, господи!.. — Ну же, иди сюда, — мистер Парсон потянул её, вынуждая сесть. Горничная поднялась — безвольная и покорная. — Джеллика, ты не соскучилась по мне? — спросил хозяин внезапно изменившимся вкрадчивым тоном. Крайне опасным тоном! — Я… я… — залепетала девушка. — Очень, сэр! Очень! Выражение его глаз снова изменилось — взгляд из острого и прожигающего снова стал умиротворенным. — Дейв, — поправил он. До нее не сразу дошло. — Что? — Не сэр. Дейв. — Да. — Повтори. — Я очень соскучилась, Дейв, — с трудом выталкивая слова, проговорила мисс Тарукай. Она не могла называть его по имени! Её воротило от одной мысли, чтобы обращаться к нему, как к другу, как к равному. Всё происходящее казалось дешёвым фарсом. Мужчина стягивал с неё одежду, а Джеллика понимала: если она хочет дожить до утра, то просто сидеть и не сопротивляться — мало. Хозяин ждёт от неё чего-то. Наверное, взаимности. Тогда она неуверенно коснулась его дрожащими руками. Она никогда прежде до него не дотрагивалась. Потому, наверное, ей мерещилось, что наощупь он будет мерзким, словно слизень. Но он, конечно, оказался самым обычным — тёплым, мягким. Впрочем, это лишь усугубило её отвращение. А ещё у него были нежные, как пух, волосы. Джеллику замутило. — Скажи, скажи, — требовал мистер Парсон. Она сперва не понимала, чего он хочет, а поняв, давясь словами, выговорила: — Я… люблю тебя, Дейв. — И я тебя, — счастливо улыбнулся он. — Ты даже не представляешь, насколько сильно люблю, милая. — Да, Дейв, — лопотала девушка. — Спасибо… Она всё пыталась заставить себя думать о нём, как о ком-то другом… Но о ком? У неё никогда не было никого другого. Поэтому она закрыла глаза в надежде, что её коротких прикосновений ему окажется достаточно, и что на лице у неё не отразится то отвращение, которое она испытывала от его якобы ласк. А ведь он и вправду её ласкал. Ни разу не придушил, не ударил, не укусил. Целовал! Больно, но не мучительно. И впервые они делали это на кровати. Полностью без одежды. Джеллику впервые не перекидывали через подлокотник дивана и не бросали на пол с задранным подолом. Горничная с трудом сдерживала слёзы. Лучше бы он её избил, а потом всё закончилось, как обычно — за одну-две минуты. Но в этот раз он мучил её почти час. Крутил, то так, то этак. Она равнодушно подчинялась и слушала, как раз за разом пищат часы на его руке. Скорее бы всё прекратилось. Она уйдет, он заснёт, а утром жизнь вернётся на круги своя. Но когда всё прекратилось, мистер Парсон её не отпустил, притянул к себе и сказал: — Спи. Джеллика замерла, прижимаясь к горячему телу того, кого ненавидела всей душой, к мужчине, от одного запаха которого её тошнило и накрывало отчаянием. Они лежали на кровати, огромной и мягкой, похожей на облако. Противно пищали часы. Мужчина спал, но не разжимал рук. А Джеллика смотрела в темноту, и из её глаз ползли тяжёлые медленные слёзы. Она боялась даже пошевелиться и не сомкнула век до самого утра. Лишь когда за окном забрезжил рассвет, девушка, несмотря на все усилия, провалилась в тяжёлую дрему. Корпоративная зона: «Мариянети» Зеленая лампа на массивном столе горела уютным ровным светом, лысоватый мужчина, устроившийся в мягком кожаном кресле, задумчиво листал проекции голопланшета, делая время от времени глоток-другой из высокого глиняного стакана. — Теперь я знаю, как выглядит солидная старость, — на пороге кабинета возник молодой гость — темноволосый и темноглазый, одетый в дорогой костюм, под которым, однако, угадывалось крепкое натренированное тело. — Привет, дядя Марко. Хозяин кабинета оторвался от своего занятия и сказал с усмешкой: — Гляди, гляди, Раггиро. Молодыми бывали все, а вот солидным в старости становится не каждый. С этими словами он отложил планшет и поднялся: — Иди сюда. Обними старика. Раггиро широко улыбнулся, делая шаг вперед. Мужчины крепко обнялись. — Ну, расскажи, как мать? — спросил Марко, усаживаясь в кресло возле кофейного столика. — Ещё готовит свои знаменитые канолли? Племянник закатил глаза: — Каждые выходные. Ты же её знаешь, если на столе нет обеда из семи блюд и трёх десертов, она считает, что все останутся голодными… — Узнаю свою сестру. Садись, садись. Раггиро опустился в соседнее кресло, и тут же, словно по волшебству, в дверях возникла эффектная стройная секретарша. — Кармина, принеси нам кофе, — попросил Марко. Девушка вышла, а гость проводил ее заинтересованным взглядом. — Эй, — окликнул племянника дядя. — У нее есть муж. Даже не думай. — Не-не, не думал, — тут же вскинул руки и, не моргнув глазом, соврал гость. — Я просто… ноги у нее длинные. — Знаю я тебя. Сперва длинные ноги, потом приступ страсти, потом на дело, а я разбирайся с этими ревущими дурами. Уже и не подсчитаю, сколько раз ты для них погибал в рейдах. — Да ладно, так и будешь припоминать? — поморщился Раггиро. — Не припоминать, а держать на контроле. Зная… Он замолчал, потому что дверь открылась и вошла Кармина с подносом. Поставила перед мужчинами чашки с кофе, сахар, кувшинчик со сливками, вежливо улыбнулась и удалилась, провожаемая взглядом гостя. — Кофе? — искренне удивился Раггиро, когда девушка вышла. — Серьезно? — С тех пор, как твоя тетя озаботилась моим здоровьем, пить можно только вино за ужином или молоко с амаретто в течение дня. Любой другой алкоголь приходится прятать. От всех, даже от Кармины, — Марко вздохнул и направился к висящей на стене картине. Сдвинул её в сторону, открывая доступ к небольшому сейфу, нажал на сканер отпечатка пальца и извлёк на свет початую бутылку граппы. — Женишься — поймёшь. — Благодарю, но я лучше ещё раз погибну в рейде, — усмехнулся племянник. — Эй, — взгляд дяди потяжелел. — Семья — самое главное в жизни мужчины. В двадцать семь это уже надо понимать и не нести чушь. А бесконтрольно трахать девок можно и с кольцом на пальце. — Можно. Но без кольца это делать проще, — сказал Раггиро. — Ещё бы. Вот только девка не родит тебе наследника, не сделает канолли и не станет беречь от старческих болячек. Раггиро разлил граппу по бокалам. — Опять мать жаловалась? — спросил он.