— Надо заткнуть ему рот, — сказал Хорнблауэр. — Есть, сэр. — Браун секунду помедлил. — Лучше, если это сделаю я, сэр. — Очень хорошо. — Сейчас, сэр? — Да. Браун сделал два шага к ничего не подозревающему Кайяру. — Эй, — позвал он. — Эй! Кайяр повернулся и тут же получил мощный удар в челюсть, удар, в который Браун вложил все свои четырнадцать стоунов веса. Кайяр упал на снег, Браун, как тигр напрыгнул на него сверху, Хорнблауэр был уже рядом. — Завяжи его в плащ, — приказал Хорнблауэр. — Держи за горло, пока я расстегну пуговицы. Жди. Вот лента. Замотай пока голову. Лента Почетного легиона несколько раз обвила голову несчастного. Браун перевернул извивающееся тело и, прижимая коленом загривок, связал Кайяру руки шейным платком. Носовой платок Хорнблауэра стянул тугим узлом лодыжки. Согнув тело вдвое, они обмотали его плащом и связали перевязью. Буш, лежа на носилках в темноте, услышал, что дверца открылась и на пол плюхнулось что-то тяжелое. — Мистер Буш, — сказал Хорнблауэр — формальное «мистер» пришло само собой, как только он начал действовать. — Мы бежим в лодке. — Удачи, сэр, — сказал Буш. — Вы отправляетесь с нами. Браун, берись за этот край. Подымай. Право руля. Так держать. Буш вместе с носилками оказался снаружи. Его несли к реке. — Подтащи лодку, — командовал Хорнблауэр. — Обрежь трос. Ну, Буш, дайте я закутаю вас в одеяло. Вот мой плащ, накройтесь им. Делайте, что приказано, мистер Буш. Берись с другого края, Браун. Клади на кормовую банку. Опускай. Садись на переднюю банку. Весла. Хорошо. Отваливай. Весла на воду. С зарождения идеи прошло шесть минут. Теперь они, свободные, несутся по черной реке, а связанный Кайяр с кляпом во рту валяется на дне кареты. На какую-то секунду Хорнблауэр задумался, не задохнется ли Кайяр прежде, чем его обнаружат, и тут же понял, что ему это безразлично. Личные адъютанты Бонапарта, в особенности если они полковники жандармерии, должны знать, что их грязная работа сопряжена с определенным риском. Хорнблауэру и без Кайяра было о чем подумать. — Суши весла, — сказал он Брауну. — Пусть плывет по течению. Было темно, хоть глаз выколи, — с кормовой банки Хорнблауэр не различал даже поверхность воды. Кстати, он не знает, что это за река. Но все реки впадают в море! Море! При воспоминании о свежем бризе и кренящейся палубе Хорнблауэра охватила жгучая ностальгия, и он заерзал на банке. В Средиземное или в Атлантическое, неизвестно, но если очень повезет, река вынесет их в море, а моря принадлежат Англии. Он доберется до дома, живой, свободный, он увидит леди Барбару, Марию, ребенка. Ветер завывал, наталкивал за шиворот снега (банки и дно лодки уже покрывал густой белый слой), разворачивал лодку и дул Хорнблауэру уже не в щеку, а в лицо. — Разверни ее носом к ветру, — приказал он Брауну, — и легонько греби. Чтобы течение несло их быстрее, нужно уравновесить действие ветра, иначе он погонит их к берегу или даже вверх по реке, в такой тьме ничего не разберешь. — Удобно вам, мистер Буш? — спросил Хорнблауэр. — Так точно, сэр. Буша было еле видно. Серые одеяла уже занесло снегом. — Хотите лечь? — Спасибо, сэр, я лучше посижу. Волнение схлынуло, и Хорнблауэр начал мерзнуть. Он уже собирался сказать Брауну, что возьмет весло, когда Буш снова заговорил: — Простите, сэр, но вы ничего не слышите? Браун перестал грести, все трое прислушались. В шуме ветра угадывался далекий монотонный рев. — Хм, — сказал Хорнблауэр встревоженно. Рев нарастал, и внезапно они различили шум бегущей воды. Что-то возникло во тьме совсем рядом с лодкой — то был полускрытый водой камень, различимый лишь по кипению белой пены вокруг. Он возник и тут же скрылся за кормой, подтверждая, что лодка и впрямь несется стремительно. — Черт! — выговорил Браун. Лодка закружилась, задергалась. Вся вода вокруг была белая, стремнина оглушительно ревела. Они сидели, вцепившись в банки, бессильные что-либо сделать. Лодка бешено раскачивалась. Хорнблауэр сбросил с себя оцепенение — ему казалось, что оно длилось полчаса, не меньше, хотя, вероятно, не прошло и двух секунд. — Дай мне весло, — приказал он Брауну. — Будешь отталкиваться по левому борту, я — по правому. Он протянул руку и нашел в темноте весло; лодка повернулась, замедлилась, вновь понеслась вперед. Кругом ревели перекаты. Правый борт зацепился за камень, ледяная вода хлынула Хорнблауэру на ноги. Он уже тыкал в камень веслом, яростно, почти вслепую. Лодка повернулась, он толкнул еще. В следующую секунду они миновали камень. Воды налилось по самые банки, лодка лениво раскачивалась. Еще один камень со свистом пронесся мимо, но рев воды уже стихал. — Тысяча чертей! — ругнулся Буш почти ласково. — Проскочили! — Не знаешь, Браун, есть ли в лодке черпак? — Да, сэр, когда я садился, он был у меня под ногами. — Отыщи его и вычерпай воду. Дай мне другое весло. Жалко было слышать, как Браун ищет в ледяной воде плавающую деревянную плошку. — Нашел, сэр, — доложил он, и за борт мерно заплескала вода. Миновав перекаты, они вновь ощутили ветер. Хорнблауэр развернул лодку носом к нему и легонько налег на весла — предыдущие события показали, что так они действительно помогают течению уносить лодку от погони. Судя по тому, как быстро они миновали перекаты, течение стремительное — нечего удивляться, ведь несколько дней шел дождь, и реки вздулись. Хорнблауэр рассеянно думал, что же это за река, здесь, в самом сердце Франции. Из тех, что он знал, подходила одна Рона, но Рона, наверное, миль на пятьдесят восточнее. Вероятно, река, по которой они идут, берет начало в Севеннских горах, чьи подножия карета огибала последние два дня. В таком случае она течет на север, а потом, вероятно, поворачивает на запад, — возможно, это Луара или ее приток. А Луара впадает в Бискайский залив у Нанта милях в четырехстах отсюда. Хорнблауэр попытался вообразить реку в четыреста миль длиной, и каково оно будет — пройти ее от истоков до устья в середине зимы. Неприятный, неизвестно откуда взявшийся звук вернул его на землю. Пока он пытался понять, что это, звук повторился, на этот раз более отчетливо, лодка дернулась и замедлилась. Они проскребли дном о скрытый под водой камень, торчащий, как нарочно, на такой глубине, чтобы задеть киль. Еще один камень, покрытый белой пеной, пронесся совсем рядом, параллельно лодке, подсказав Хорнблауэру то, о чем иначе бы он в темноте не догадался: на этом отрезке река течет на запад, потому что ветер с востока, а он греб против него. — Сейчас опять начнется, сэр, — сказал Буш. Они уже слышали нарастающий рев воды. — Бери весло и следи за левой стороной, Браун, — сказал Хорнблауэр, вставая. — Есть, сэр, — сказал Браун и сообщил, забирая весло: — Я почти все вычерпал. Лодка снова закачалась, пританцовывая на стремительной воде. Нос пошел вверх, потом вниз — они преодолели небольшой порог, Хорнблауэра тряхнуло, вода на дне плескала у щиколоток. Перекат ревел оглушительно, по обеим сторонам кипела белая пена. Лодка вертелась и раскачивалась. Что-то с треском ударило в левый борт. Браун безуспешно пытался оттолкнуться, Хорнблауэр пришел ему на помощь, и вдвоем они вытолкнули лодку. Она вновь понеслась, качаясь и подпрыгивая. Хорнблауэр в темноте ощупал планширь, но, по-видимому, пострадала лишь пара досок наружной обшивки — легко отделались. Теперь зацепило киль — лодка опасно накренилась, Буш и Хорнблауэр упали, но она освободилась сама и понеслась дальше по ревущей стремнине. Грохот стихал — перекат остался позади. — Я вычерпаю, сэр? — предложил Браун. — Да. Передай весло. — Свет справа по курсу! — вмешался Буш. Хорнблауэр оглянулся через плечо. Несомненно, то был огонек, за ним другой, дальше светились еще огни, едва различимые сквозь метель. Прибрежная деревня или город — в последнем случае это Невер, до которого, если верить кучеру, оставалось шесть километров. Они проделали уже четыре мили. — Тихо, — прошипел Хорнблауэр. — Браун, не вычерпывай пока. Удивительно, как быстро он вновь почувствовал себя хозяином своей судьбы — стоило увидеть во тьме путеводные огоньки, неподвижные ориентиры в бредовом неустойчивом мире. Он опять знал, куда течет река, — ветер дул по течению. Веслами он развернул лодку туда же — ветер и течение понесли ее, огоньки быстро скользили мимо. Снег бил в лицо — едва ли кто-нибудь выйдет на улицу в такую ночь, так что их почти наверняка не заметят. И уж конечно лодка несется быстрее, чем плетутся верховые жандармы, которых отправил в город Кайяр. До ушей вновь долетел рев воды, но не такой, как у переката. Хорнблауэр обернулся через плечо и увидел мост, белый под снегом на фоне ночной тьмы. Он начал лихорадочно грести, сначала одним веслом, потом двумя, правя в середину пролета. Нос лодки пошел вниз, корма задралась — вода, подпруженная мостом, неслась в пролет, вниз. Хорнблауэр торопился разогнать лодку, чтобы проскочить водоворот, который — подсказывал ему инстинкт моряка — сразу за мостом. Край арки задел склоненную над веслами голову — так высоко поднялась вода. Под каменным сводом странно отдавалось эхо бегущей воды, но слышали они его не больше секунды — лодку вынесло наружу. Хорнблауэр что есть силы налегал на весла. Мелькнул последний огонек на берегу, и они вновь остались без ориентиров в кромешной тьме. Хорнблауэр перестал грести. — Черт! — сказал Буш, на сей раз с полной серьезностью. Ветер ревел, снег слепил. С бака донесся призрачный смешок. — Храни Господь тех, кто в море в такую ночь, — сказал Браун. — Вычерпывай, Браун, а шутки прибереги на потом, — рявкнул Хорнблауэр. Однако он захихикал, правда слегка задетый тем, что матросская кость отпускает шуточки в присутствии капитана и первого лейтенанта. Истерический смех часто нападал на него в трудные или опасные минуты, и теперь он хихикал, налегая на весла и сражаясь с ветром, — по тому, как входили в воду лопасти, он чувствовал, что лодку сносит. Он перестал смеяться, только сообразив, что пожелал спасения морякам не более двух часов назад. Казалось, недели две миновали с тех пор, как он дышал спертым воздухом кареты. Лодка заскребла по гальке, застряла, проехала по дну еще немного и замерла. Сколько Хорнблауэр ни толкал веслами, она не трогалась с места. — Будем выталкивать, — сказал он, кладя весла. Он ступил в ледяную воду, оскользаясь на камнях, рядом заплескал Браун. Вдвоем они легко столкнули лодку, забрались обратно, и Хорнблауэр торопливо схватил весла, чтобы развернуть ее носом к ветру. Однако через несколько секунд они вновь сели на мель. Это было началом кошмара. В темноте Хорнблауэр не мог понять, из-за чего это происходит — то ли ветер гнал их к берегу, то ли река поворачивала, то ли они заплыли в мелкое боковое русло. Во всяком случае, им раз за разом приходилось вылезать и толкать лодку. Они спотыкались и скользили на невидимых камнях, проваливались по пояс в невидимые ямы, их било и царапало в этой дикой игре в жмурки с коварной рекой. Холод пробирал до костей, борта лодки обмерзли. Внезапно Хорнблауэр испугался за Буша, который, в плаще и одеялах, сидел на корме. — Как вы там, Буш? — спросил он. — Отлично, сэр, — отозвался Буш. — Не замерзли? — Ничуть, сэр. Вы же знаете, сэр, я теперь могу промочить только одну ногу. Хорнблауэр, по щиколотку в воде выталкивая лодку с бесконечной невидимой мели, подумал, что Буш, наверно, бодрится через силу. Даже в одеяле он наверняка окоченел от холода, да и промок, вероятно. А ведь ему надо лежать в постели. Буш может умереть в эту же ночь. Лодка соскользнула с мели, Хорнблауэр провалился по пояс в ледяную воду. Он полез через качающийся планширь, Браун, который, видимо, ушел под воду с головой, барахтался с другого борта. Оказавшись в лодке, оба жадно схватились за весла, торопясь согреться, пока совсем не промерзли на ветру.