Представление Александры еще одному великому князю не затянулось, а он сам подвел итог: — Александра Генриховна, для меня честь познакомиться с вами! То, что вы и ваши коллеги делают каждый день ради нашей с вами Родины, иначе как подвигом не назовешь! Спасибо вам за ваше служение! Баронесса поблагодарила молодого Романова, который в достаточной степени походил на своего отца не только внешне, но и внутренне — тоже очень симпатичный, властный и ощутимо сильный. Но если у цесаревича эта сила была в большей степени спокойной, то вот у его сына буквально рвалась наружу. Молодой Романов, к некоторому удивлению баронессы, решил сесть не рядом с отцом, а взял у стены кресло и устроился между офицерами контрразведки. Дальше случилось нечто невообразимое и совершенно недопустимое в приличном обществе: Алексей Александрович сам наклонился всем корпусом к Прохору Петровичу, а тот принялся что-то негромко рассказывать великому князю. Еще через какое-то время Александра обратила внимание, как уже Иван Олегович без должного уважения хлопнул молодого Романова по плечу, привлекая внимание, задал какой-то вопрос великому князю и принялся слушать ответ, развалившись в кресле в совершенно расслабленной позе. С получением разъяснений баронесса затягивать не стала и, похлопав ресницами, обратилась к смотрящему на нее с улыбкой цесаревичу: — Александр Николаевич, прошу простить меня за мое женское любопытство, но не могли бы вы меня просветить, какую именно структуру представляют Прохор Петрович с Иваном Олеговичем? Военную контрразведку? Дворцовую полицию? Тайную канцелярию? — И опять взмах ресницами. — Почему спрашиваю — уж чересчур в жесткой форме они проводили допрос, что для Корпуса не слишком характерно… В каюте воцарилась тишина, нарушаемая лишь сдавленным смешком молодого великого князя: — И почему я не удивлен! На ровном месте спалились! Баронесса обиженно надула губки: — Алексей Александрович, а вот мне было не до смеха! Молодой человек вскочил и поднял руки в защитном жесте: — Не сомневаюсь, Александра Генриховна! Прошу простить меня за неуместные реплики! — Вы прощены, Алексей Александрович, — фон Мольтке с достоинством кивнула и повернула голову в сторону цесаревича: — Итак, Александр Николаевич?.. Тот неожиданно улыбнулся еще шире и несколько раз хлопнул в ладоши: — Браво, Александра Генриховна! Браво! Теперь я полностью спокоен за будущее нашей внешней разведки! Ваша очаровательная непосредственность, маскирующая необходимую профессиональную наглость, просто бесподобна! И она, кстати, дает отличные результаты! Кроме того, для меня не укрылись и ваши попытки меня самым откровенным образом… соблазнить. Признаюсь честно, вы мне тоже очень нравитесь. В связи с этим у меня назрел к вам вопрос: если я вам прямо сейчас предложу провести со мной ночь в соседней каюте, вы согласитесь? Баронесса сделала вид, что смущена: — Безусловно, Александр Николаевич. — Отлично! Тогда идем дальше. Александра Генриховна, возможно, наутро я предложу вам стать моей официальной любовницей со всеми полагающимися этому статусу привилегиями. Если вы согласитесь и на это, то вам придется закончить со службой во внешней разведке, переехать в Москву и перевестись в более спокойное подразделение Корпуса, а может, и вообще уйти в отставку. Или вы откажетесь от моего предложения? Вот тут маска роковой женщины у баронессы и треснула: она с такой беспомощностью и тоской посмотрела в глаза цесаревичу, что тому действительно стало на секунду неловко. Но он нашел в себе силы и переспросил: — Так каково будет ваше решение, Александра Генриховна? Фон Мольтке ответила через несколько секунд, когда окончательно пришла в себя: — Совместная ночь — да, статус любовницы — нет. Цесаревич глянул в сторону сына и удовлетворенно кивнул: — Правильный ответ, баронесса. Теперь же я отвечу на ваш вопрос. Прохор Петрович и Иван Олегович действительно офицеры Дворцовой полиции, специализирующиеся на противодиверсионных мероприятиях. А в такой жесткой форме проводить допросы они научились во время войны с Китаем. Ваше любопытство удовлетворено, Александра Генриховна? — Более чем, Александр Николаевич. — И еще одно. Тот борт, на котором вы прилетели в Ниццу, еще в порту? — Должен быть, — кивнула она. — Я его арендовала до конца недели, потому что не знала, как сложатся обстоятельства. — Просто замечательно! Пилоту можно доверять? — Смотря в чем… — задумалась баронесса. — По крайней мере, коммерческую тайну он не разглашал. — Пусть будет так. Звоните ему и заказывайте срочный рейс до Берлина. Да, надо сказать пилоту, что летите лично вы с парочкой подруг. На самом же деле вы останетесь здесь, а бортом воспользуются другие люди. А сейчас, Александра Генриховна, с вашего позволения, мы на некоторое время вас покинем… * * * На палубе родитель сразу отвел меня в сторону: — Баронесса не доставит мне проблем? — спросил он без обиняков. — Отличный выбор, папа! — хмыкнул я. — Сразу видно, вы понимаете друг друга с полуслова. И, чтобы не ломать родителю кайф, решил не добавлять, что эта «баронесса под прикрытием» повадками и замашками очень мне напоминает царственную бабулю. Отец же нахмурился: — Это-то и настораживает… — Главное, чтобы тебя все устраивало, остальное — ерунда. Но баба роскошная! А какой типаж — брюнетка с голубыми глазами! — Я не удержался и хохотнул: — Папа, чего тебя на немчуру-то потянуло? Гены тевтонских предков спокойно жить не дают? — Они, видимо… — отмахнулся он. — Ладно, перейдем к делам нашим скорбным. Понял, зачем я борт до Берлина срочно у баронессы попросил? — Родина в опасности? — вздохнул я. — Точно. И считай, что я лично прошу тебя помочь Нарышкину — так уж ситуация сложилась. — Да понимаю я все. — Молодец, сынок! Пойдем, надо остальным ценные указания раздать… * * * — Дедушка, сколько мы еще будем сидеть в этих проклятых апартаментах? — Джузеппе Медичи остановился напротив стола, за которым работал с бумагами король Италии. — Я уже с ума начинаю сходить от тоски! — Сколько требуется, столько и просидим, — бросил Умберто. — Хочешь, я с Алексеем сам встречусь? Мне кажется, что я сумею с ним нормально поговорить… — Ты чего несешь? — Король вскочил, а бумаги сдуло со стола воздушным смерчем. — Этот Алексей не будет с тобой разговаривать! Он тебя просто убьет! А потом придет за нами! — Дедушка… — Молчать! Будем ждать сведений от проклятого Сфорца! А ты из апартаментов не смей даже носа высунуть! Теперь пошел вон! Мне работать надо… Глава 9 Выполненный в бежевых тонах салон Gulfstream G250, рассчитанный на восемь пассажиров, был не особо роскошен, но достаточно вместителен, и наша команда из пяти человек разместилась с приемлемым комфортом. Пилот, ожидавший баронессу фон Мольтке, не возражал, особенно после того как Нарышкин ему «сунул в зубы» пятьдесят тысяч марок. Естественно, по возвращении в Ниццу эти деньги пилоту никто оставлять не собирался — Кузьмин клятвенно заверил генерала, что командир воздушного судна останется в полной иллюзии, что перевозил в Берлин и обратно баронессу фон Мольтке с ее подружками. Помимо Кузьмина, Нарышкина и меня, успевших перед визитом в порт переодеться в повседневное, в команде у нас числились два дипкурьера: Петров, в обязанности которого входил контроль за нашим пилотом вплоть до возвращения в Ниццу; и Сидоров, отвечавший за техническое обеспечение операции. Именно Сидорову предстояло при помощи Кузьмина «подчистить» в системах видеонаблюдения следы нашего пребывания в обоих аэропортах и в том квартале, где достаточно компактно проживали сотрудники нашей берлинской резидентуры. Командиром группы с легкой руки моего отца был назначен Ванюша; Алексей Петрович, владеющий текущей оперативной обстановкой, числился как бы его заместителем; а вот мой статус был совершенно неопределенным — с одной стороны, рядовой боец, с другой же — родитель еще на яхте при всех наделил меня самыми широкими полномочиями, вплоть до отмены операции и уничтожения найденного предателя на месте, если того невозможно будет вывезти с территории Германской империи. Когда Gulfstream начал разбег по полосе, я удобней устроился в кресле и раскрыл на столе тоненькую папочку с краткими выписками из личных дел восьми офицеров нашей резидентуры в Берлине. Расположившийся в кресле напротив Кузьмин поправил кепку, одернул полы плаща и с сомнением протянул: — Думаешь, получится? — Не знаю, — пожал плечами я. — Но попробовать стоит… Итак, первая выписка… Установочные данные, как и текст, побоку, все внимание на фотографии мужчины средних лет… Темп… И тут же первая накладка — подсознание упорно подсовывает облик контролера из Сен-Тропе!