Отец налил себе еще вина, и вся компания перешла из столовой в гостиную по другую сторону зала. – Не сыграть ли нам на фортепиано, Элеанор? – спросил Артур. Он выглядел совершенно невозмутимым, словно это был обычный для него вечер. Думаю, в каком-то смысле так оно и было. – Какое чудесное предложение! – сказала grand-mère. Мы вдвоем сели на скамью. На улице Лума выла в ночи, но здесь – здесь Артур попросил меня сыграть с ним. Я вдруг вспомнила, как в детстве мы так же сидели с ним на скамье. Но потом внезапно на мою шею сзади опустилась холодная ладонь, и в один миг меня перенесло в другое место. Я словно очутилась в том самом сне, где я была бабушкой Персефоной, вот только сейчас все происходило наяву. Смутно я ощущала свое тело, сидящее перед фортепиано, но в то же время я оказалась в другом времени и даже в другом теле. Я стояла на пороге гостиной и наблюдала, как Артур учит юную Элеанор играть. Он выглядел в точности как сейчас, ни на день моложе. Его тонкие пальцы парили над клавишами. Маленькая Элеанор сидела на скамейке на коленках, чтобы достать до клавиш. Она сосредоточенно хмурилась каждый раз, когда ошибалась нотой. – Наверное, на сегодня достаточно, – негромко сказал Артур. Голова девочки повернулась к нему, отчего короткие белые волосы качнулись. – Я еще не закончила, – сказала она. – Продолжай меня учить. – Артур! – воскликнула я. Вернее, почувствовала, как говорю это, но голос был не мой, а Персефоны. – Что вы делаете? Артур внимательно и бесстрастно смотрел на меня. Маленькая Элеанор повернулась ко мне. – Я сказала ему, чтобы он меня научил, – объяснила я. – У меня уже хорошо получается. Слушай. – Элеанор, иди поиграй на улице. Сейчас же. Девочка сползла со скамейки и сердито посмотрела на меня. – Вот когда я стану бабушкой, ты уже не сможешь заставлять меня делать, что тебе вздумается, – сказала она. – Что ж, хорошо, что этот день еще не настал. Она пробежала мимо меня и исчезла. – Я никогда не пойму, почему ты им так нравишься. – Я почувствовала, как говорю это, но, разумеется, говорила не я, а бабушка Персефона. Артур натянуто улыбнулся. – Возможно, это передалось им по наследству от дедушки. И в одно мгновение я снова оказалась в гостиной. Grand-mère смотрела на меня странным взглядом. – С тобой все в порядке? – спросила она. – Да, – ответила я. – Просто возникло странное чувство. Я посмотрела на Артура. И сразу же поняла, что он тоже все это почувствовал. Я коротко кивнула ему. Мы раскрыли ноты и выбрали песню. Вместе мы играли великолепно: он хорошо компенсировал мои короткие интервалы, а еще добавлял немного живости и негромко подпевал на полутон ниже. У меня возникло чувство, будто что-то утеряно безвозвратно. Разве мы не могли делать это и раньше, до приезда grand-mère? Разве мы не могли бы играть вдвоем с самой первой ночи, когда я вернулась домой, если бы только я не чувствовала себя такой жалкой, мелкой и ничтожной, если бы сама не подтолкнула к нему Луму? Если бы я просто попросила, вместо того чтобы приказывать? Пару раз я натыкалась на отражение собственных глаз в его затемненных очках и сразу же отводила взгляд. На середине второй песни Рис с грохотом влетел через главный вход. Он был растрепанным после леса, без рубашки, в волосах торчали веточки, на лице и груди красовались царапины. Я вскочила на ноги, не до конца понимая, что делать: спешить ему на помощь или загородить ему путь в гостиную. Он смотрел мимо меня, на Артура, который тоже поднялся на ноги. Я не знала, что он сделает в следующую секунду, и он, похоже, тоже. – Рис, – сказала я. – Что случилось? Краем глаза я заметила, как в зале что-то шевельнулось. Лума смотрела на нас с лестничной площадки. Ее волчьи глаза, поймав свет, сверкали двумя идеальными зелеными дисками. Сквозь полумрак я разглядела, что она скалит свои длинные зубы. Они гонялись друг за другом, и Рис оказался в ловушке. Я вздохнула и хотела было его успокоить. Но grand-mère уже поднялась со своего места и шагнула к Рису. – Немедленно прекратите это, – велела она, и Рис замер на полушаге, а его руки повисли по бокам. – Иди к себе в комнату и оставайся там, – приказала она ему. И Рис пошел. Механически переставляя ноги, он поднялся по ступенькам, прошел мимо Лумы, чьи глаза из темноты впивались в мои. А потом она ускользнула в тень и скрылась из виду. Ханнафины повставали с мест, вышли в зал и стали надевать пальто и шляпы, бормоча что-то про приятный вечер. Grand-mère снова упала в кресло. Она выглядит уставшей, подумала я; возможно, заставлять Риса делать что-то против его природы было нелегко. Отец налил себе очередной бокал вина. Мама на диванчике казалась такой слабой, что я подумала: она в любую минуту может потерять сознание. Что ж, раз больше рассчитывать было не на кого, я сама проводила Ханнафинов к выходу. Артур шел чуть позади меня. Когда гости ушли, я повернулась к нему. – Вы тоже это почувствовали, – сказала я. Он хотел кивнуть, но голова словно застыла у него на шее. Наконец он стряхнул оцепенение. – Персефона что-то сделала с вами, – сказала я. – Можете ничего не говорить. Он сердито посмотрел на меня. – Только не думайте, будто понимаете, что здесь происходит, – сказал он. – Не будьте так жестоки со мной. Не успела я это сказать, как тут же пожалела. Его лицо в тот же миг стало нейтральным. – Хорошо, – сказал он. – Спокойной ночи, Элеанор. Было приятно провести с вами вечер. И с этими словами он растворился в ночи. Мне хотелось понять произошедшее: Маргарет, стучащая в дверь. Холодная рука у меня на шее. То, что я видела. Но grand-mère вяло позвала меня в гостиную, так что я подошла к ней. – Думаю, все шло хорошо, – сказала она. – Но твой кузен… он продолжает весьма плохо себя вести. – Я приподняла бровь и ждала, что она скажет дальше. – Ты ни в чем не виновата, разумеется. Твой отец или дедушка давно должны были с ним поговорить, объяснить, как подобает вести себя молодому человеку. Но, конечно же, они лелеют его, ведь он их любимый наследник. Это правда, Риса и впрямь лелеяли. Ему все сходило с рук. Меня это злило, как, впрочем, и всегда. Но я подумала о том вечере, когда он вывалился из стенного шкафа в зале. Вспомнила синяки на его шее. Болезненную радость на его лице, он словно предвкушал, как вонзит зубы во что-то прекрасное. У меня мелькнула мысль о Люси Спенсер, и все мое существо наполнил стыд. В конце концов, у меня тоже имелись скелеты в шкафу. И все же. Я по-прежнему не хотела, чтобы он ошивался рядом с Артуром. Он мог бы найти кого-нибудь другого, чтобы… – Что, если мы отправим его на лето за границу? – предложила я. – В Европу? Grand-mère фыркнула. – Сомневаюсь, что он выдержит, – сказала она. – Без нашей протекции проблемы не заставят себя долго ждать, я уверена. – Не так уж он и уязвим. – Он молод и импульсивен. Он может причинить кому-то боль. Может попасть под арест. И если это произойдет, мы не сможем защитить его, не раскрыв себя. Нет, мы должны подыскать ему невесту. Такую, которой можно доверять, которая сможет защитить его от неприятностей. Я хотела бы, чтобы горожане не просто терпели нашу семью, но чтобы мы им нравились. Думаю, дочка Ханнафинов могла бы нам в этом посодействовать. – Не знаю, – сказала я. – Она кажется какой-то хилой. Что, если он причинит ей боль? Grand-mère, а ты не знакома с кем-нибудь вроде нас? Она озадаченно посмотрела на меня, словно не совсем поняла, о чем я. – А, – сказала она наконец. – Ты имеешь в виду, с кем-то вроде них. Знаешь, думаю, я могла бы… дай-ка я напишу пару писем, поглядим, не найдется ли подходящих леди, которые могли бы приехать к нам погостить. Быть может, я подберу кого-нибудь и для Лумы, пока мы ищем пару Рису. – Она погладила меня по щеке. – Прости, дорогая. Я подумала, ты имеешь в виду кого-то вроде нас с тобой. – Ее ладонь задержалась возле моего лица. – Но таких, как мы, нет больше в целом мире. – Я устала, – сказала я. – Разумеется, моя дорогая, – сказала grand-mère. – Почему бы тебе не отправиться в постель? Я кивнула и стала подниматься по ступенькам. Рис метался у себя в комнате, тяжело ступая, ударяясь о стены. Я попыталась не обращать на него внимания, но грохот не прекращался, он доходил до моей спальни. Наконец, я не выдержала, встала с постели и распахнула дверь его комнаты. Рис, вгрызавшийся в столбик кровати, резко вскинул голову. – Что ты творишь? – спросила я. – К чему весь этот шум? – Я не могу выйти, – сказал он. Потом бросился ко мне, резко развернулся и побежал к противоположной стене. – Я не могу выйти. Я не могу выйти. – Ох, успокойся, – сказала я. – Конечно можешь. Рис с надеждой посмотрел на меня, а потом кинулся к открытой двери, но потом снова сделал петлю. – Не могу! – сказал он и ударил кулаками в стену напротив. – Зачем ты это делаешь? – спросила я. – Если собираешься и дальше так шуметь, иди на улицу. Grand-mère уже спит. Рис подошел к двери и переступил через порог. А потом с недоумением посмотрел на меня. – Я могу выйти, – сказал он. – Я пойду на улицу. – Неужели? Иди уже! Он сбежал вниз по лестнице и скрылся за углом. Кухонная дверь с грохотом распахнулась и захлопнулась. * * *