–– Какой я тебе товарищ? – усмехнулась она. И мгновенно почувствовала, как голову отвернуло от не слишком сильного, но ощутимого удара. –– Вы не представляете, как увлекательно смешивать с грязью фантома. – сплюнул на пол наемник. И пусть он был красив внешне, с какими-то непонятными татуировками на шее и обратной стороне кистей, повадки его оставляли желать лучшего. Профессиональные военные, которым дорога их честь и достоинство, так себя не ведут. – Ощущаю себя борцом с паранормальными явлениями. Третьим братом Винчестером! Вы ведь уже несколько раз умирали. И нет ни одной, ни единой причины для того, чтобы не измываться над вами сейчас для собственного удовольствия. Показательно закатав рукав повыше, он ударил еще раз. В ответ увидел лишь то, как она сплюнула кровь ему на ботинки. –– Что вы делаете в Вашингтоне? – серьезно спросил наемник. – Зафиксируйте. Только сейчас, после последнего слова, Ульяна заметила то, что через стол от нее притаился еще один наемник, который шуршал карандашиком по бумаге, фиксируя все, что ему скажут, или что он посчитает нужным. Итого – трое. Третий наемник смог Ульяну удивить. Ведь это была женщина, и именно ее руку она и увидела первой. Судя по нескольким ее наколкам – а девушка, лет тридцати, была в майке и ее руки было прекрасно видно – она была кем-то вроде опального медика. Слишком сильно верующей стервой, с набитым на предплечье черным православным крестом. На ее ключицах, в обход шеи, оплетая витиеватый шрам, не то от петли, не то от ножа, была наколота колючая тюремная проволока. А на спине, когда девушка отворачивалась, Вирхова успела разглядеть храм с куполами. Этакий собирательный образ русского заключенного, только смешанный с достаточно элегантным спортивным телом и короткой прической. В ушах у загадочного парамедика были большие круглые золотые серьги. Но самое интересное было на шее – крупное и детализированное распятие на достаточно хлипкой, но золотой цепочке на мужской манер. –– Так пристально рассматриваешь ее. – заметил наемник. – Это Ольга, она наш врач, и по совместительству, человек, который может сделать тебе очень больно. –– Не помню, чтобы мы переходили на «ты». – огрызнулась Вирхова, повернув взгляд на допрашивающего. – Не думайте, что вам все можно, раз вы самые острые обломки от армии Громова, бывшей когда-то армией России. –– Сомневаетесь в том, что мы делаем все это в интересах России? –– О, нет, я не сомневаюсь, что вы делаете это в «интересах России». – едко ухмыльнулась Ульяна, показывая окровавленные зубы. – Я глубоко сомневаюсь, что вы делаете это в интересах российского народа. Да и людей, как таковых. Много ли получили наши люди от ваших завоеваний в Африке или на Ближнем Востоке, а? Список «Форбс» все пополняется русскими олигархами, а народ нещадно вымирает и беднеет. Так интересы какой России вы отстаиваете? –– Мы самые эффективные подразделения на поле боя! – ушел от ответа тот. –– Да, потому что не следуете правилам войны. – смело заявила Ульяна, перебив мужчину, который хотел что-то добавить. – Вас спускают с поводка, и вы грызете все, что попадется вам под другу. О, вы самые эффективные, спору нет. Но только потому, что вы наглухо отмороженные асоциальные кретины. –– Ваши идеологические убеждения простой мусор. – отмахнулась вдруг Ольга, скривив мину крайнего недовольства ее высказыванием. – Безнадежная вера в то, что человеческую природу можно изменить. Мы же берем под контроль то, что потаенно в каждом сильном человеке – врожденный инстинкт хищника. – девушка вдруг наклонилась и подалась чуть вперед, что распятие с ее шеи начало висеть как маятник. – Слабые, бывает… не выживают. –– Богоугодно, наверное? – усмехнулась Ульяна, вдруг дунув на крест, что тот закачался. –– А Бог всегда жесток. – равнодушно развела плечами тогда наемница, распрямившись и отойдя назад. – Поэтому и существуют войны. И существуют воины! Существуют и те, кто не вписался в обыденный людской миропорядок, те, кто оказался против человеческой природы вечного противостояния самим себе. И эти особи оказываются на пути воинов, как ни крути. И тогда есть выбор – либо остаться воином, либо пасть жертвой собственного малодушия и бесхарактерности. Не у всякого хватит смелости выбросить миролюбивую чепуху и признать право собственной силы. Такие люди и руководят миром. –– Ух ты… – знатно удивилась Ульяна. – Признаю, я купилась. Но купилась лишь на мысль о том, что есть те, кто не вписан в общественный миропорядок, ведь подобный элемент стоит прямо передо мной! – тут ей в голову влетел резкий удар. Это уже была Ольга. – Да блять… А характер у нее вспыльчивый. – шмыгнув носом и слизнув с губ кровь с рассечённой брови, Вирхова усмехнулась. – Вы, Ольга, точно доктор? Удар неплохой… –– Доктором была в прошлой жизни. – она пододвинулась у Ульяне настолько близко, то та сумела увидеть, как у девушки задрана губа от небольшого шрама. Там был, словно выкушен, кусок плоти, и виднелись следы от небрежного штопанного шва. – А затем настала новая. У нас есть минутка? Допрашивающий мужчина доверительно кивнул. И тогда Ольга распрямилась и достала из пачки папиросу, мгновенно закурив ее от бензиновой серебряной зажигалки. Чуть почадив дымом, она потерла перстень на пальце. Резко выдернула сигарету из зубов и небрежно выдохнула в сторону. Курила она точно не как Ульяна, более резко и дергано, но с каплей самолюбования и этакого эстетического удовольствия. Не будь на ней черной майки, и поменяй она свои болотного цвета широкие штаны на платье, можно было бы подумать, что она строит из себя светскую стерву, но так от «светскости» не было и следа. Вирхова жадно поглядела на сигарету, и почувствовала, как сухой и горячий песок обсыпает ее пальцы на завязанных за спинкой стула руках. Свет керосиновой лампы стал ярче, он начал напоминать восходящее от горизонта солнце, жарить и даже обжигать шрамированную половину лица, хотя никто не добавлял в лампу мощности, никто ее не трогал. Жадным и даже пугающим взглядом, стараясь сохранять остатки самоконтроля, чтобы не выдать приступа наемникам, Ульяна вцепилась в сигарету. И наемник это заметил. –– Дай ей. – приказал он Ольге. – Она чадит, как паровоз. Девушка послушалась, и сунула закуренную ей папиросу Ульяне в губы. Та быстро сжала сигаретный фильтр зубами и глубоко затянулась. Все фантомные ощущения отошли. По измученному телу прошлась приятная дрожь. От подобной блажи закрыв глаза, Ульяна ощутила, как на ее макушке собираются мурашки, как дыбом начинают вставать ее длинные и черные как смоль волосы. –– Видишь, ее чуть не сломало сейчас. – все-таки догадался наемник. – А я хочу растянуть удовольствие подольше. –– Мог поглядеть на то, как она мучается. – со взглядом, подобным тому, каким обычно наблюдают за экспериментами, Ольга посмотрела на то, как Вирхова неспешно выдохнула дым. –– Не хочу мешать тебе рассказывать историю. Знаю, ты ее любишь. –– Так вот. – наемница вдруг мягко взяла Ульяну за коленку. – Я была чем-то вроде… медицинского работника, при отделении специального назначения. Элита, всех элит! Но я хотела быть выше, я хотела руководить! Я хотела быть командиром собственного отделения, а тот козел, который был моим командиром, постоянно осаживал меня, считал, что я не достойна этой роли. Я закопала его вместе с теми шестью гражданскими, над которыми я повеселилась. Лучший способ получить конкретное знание – испытать его на том, для кого оно будет рассчитано. Доктор Менгеле или отряд Исии были осуждены по праву, но вот то, что они привнесли в науку, закрепило их имена в истории навсегда. Кто-то может сейчас пожалеть тех горцев, которые принесли мне знание о человеческой природе? Кто-то может возжелать обменять свою, дорогую и близкую сердцу жизнь, на жизнь этих немытых козлопасов? –– Ты просто мразь. – с отвращением ответила Вирхова. –– Нет. Я – это исследователь. – с абсолютно безумными глазами ответила та. – Я отсидела три года, два из которых провела в карцере за убийство сокамерниц. У одной из них был рак прямой кишки в зачаточной стадии, и можно даже сказать, что я ей помогла. Зато теперь, у меня огромный талмуд из всего, что должно быть в медицине. Мы испытываем средства на низах, чтобы выдать их тем, кто должен этим самым низам выписать кнут. Это ли не счастье, работать и держаться в стезе сильных, зная, что ты одна из тех, кто может назвать себя владыками нашего мира? –– Без совести и без чести? –– Совесть – самая глубокая ошибка человечества. Тормоз эволюции, если угодно! Она заставляет тех, кто отличается, вставать в ряды тех, кто похож друг на друга, как две капли воды. Да, это бессовестно, но бессовестно по меркам тех, кто и обозначает слово «совесть». И пусть все думают, что мы есть мрак, что мы просто тщедушные мрази, несущие хаос и разрушения, но Бог… Бог знает, что мы несем человечеству лишь прогресс в плане их мышления. Мы несем человечеству идею, что следующая ступень нашей эволюции неизбежна, и что все, кто будут тормозить этот процесс «совестью» или «честью» … будут просто перетерты на корм. Ульяна не знала, что и ответить. Она первый раз пребывала в настолько сильном шоке от того, что она смогла услышать. На несколько мгновений даже подумала, будто бы наемники смогли ее все-таки удивить, но потом поняла, что предпосылки к этой риторике были, и были каждый раз. Да, не секрет, они являются отбросами, идеологический гнилью, откровенно противопоставленной действительно важным армейским ценностям, вроде добросовестности и порядочности. Если Армия, полиция и прочие силовые структуры, все-таки, худо и бедно, с натяжкой совы на глобус, работали на государство, а сотрудники в этих ведомствах свято верили, что помогают людям просто потому, что должны и это их долг, то эти звери были точным им противопоставлением. Они те самые солдаты – в прямом смысле слова. Прорывные батальоны, не боящиеся ни ответственности, ни последствий. Они не работают на государство, они сражаются за самый противный и позорный стимул на земле – за деньги. Они подпитываются тем, что они воины, и что они сильнее. И потому эта риторика, из уст этой опальной докторши, была даже очевидна, и ничем новым не стала. Однако Ульяна поражалась откровенности и горделивости, с которой Ольга ей это сказала. На лице наемницы не было никакого намека даже на тень стеснения или раздумий по этому поводу. Это были ее устоявшиеся позиции в жизни, ее взгляд, который любому нормальному человеку был бы противен. И Вирхова все ждала, когда же та вскинет руку, и прокричит что-нибудь особо «коричневое», но та вела себя даже на удивление сдержано. Умела сохранять самообладание, хотя, видно, очень хорошо эмоционально разгорелась во время монолога. Вирхова чуть не выронила сигарету, но сумела еще раз глубоко затянуться. Тонкими пальцами, на одном из которых был, теперь заигравший другими красками, перст, Ольга медленно вытащила из ее губ сигарету, закурив сама. –– …Мне искренне жаль… – с папиросой в зубах заговорила девушка, раскладывая на коленках Ульяны кожаный чехол с надраенными до блеска хирургическими инструментами. У нее там было все. Даже ватка, чтобы протереть лоб. – … что моя задача сейчас будет состоять в том, чтобы изуродовать то, что может принести пользу нашему миру. Вы не представляете, товарищ генерал, насколько мне противно смотреть, как вы защищаете бесполезные круги общества, вставая с ними в один ряд. Лучше будьте с нами, Ульяна. –– Для тебя, засранка, Ульяна Евгеньевна. – грозно ответила та, резко дернувшись на стуле, что все наемники разом затаили дыхание. Все же боялись, даже связанную. – И я никогда не встану в ваш ряд. Моя задача – поднять народные массы, являющиеся самым сильным инструментом на планете, на борьбу с особо зазнавшимися и зажравшимися ублюдками, вообразившими себя владыками этой самой планеты. – она засмеялась, показав ей окровавленные зубы. От этого рваный ожоговый шрам стал еще страшнее, на той стороне ее лица будто бы на мгновение не осталось мяса, только голый почерневший череп. – Вы просто кучка блядей, которую необходимо вырвать как сорняк. Общество может и должно стать справедливым! –– Она станет справедливым только тогда, когда каждый человек поймет свое место в иерархии. – вдруг ответил наемник, стоявший позади Ольги. Та все еще близко рассматривала лицо Вирховой. –– Тогда вы готовы оказаться внизу пищевой цепочки? – медленно спросила его Ульяна, прищурив взгляд. –– Нет, мы там не окажемся. – как-то даже простодушно ответила Ольга, засовывая почти докуренную папиросу снова Вирховой в губы. – Вы, товарищ Сайранова, явно что-то сейчас путаете. Я же вам говорила, здесь мы являемся силой. Ульяна глубоко затянулась папиросой, почувствовав то, как у самых ее губ уже начинает подгорать фильтр. Выдохнув едкий табачный дым через ноздри, она вдруг сказала: –-…Сомневаюсь. И достала папиросу изо рта собственной рукой. Ольга даже не успела сообразить, когда именно из загорелых и сухих пальцев Ульяны была выщелкнута докуренная папироса. Она, казалось, уже тысячу лет весит в подвешенном состоянии всего в нескольких десятков сантиметрах над землей и разбрасывает еще шаящий пепел. Время всего на несколько мгновений оказалось остановленным, и осознание пришло в самый последний момент – с звонким и грубым хрустом тоненький и аккуратный нос на ее наемничьем лице оказался сломан под напором лба Вирховой. Та ударила так, что весь череп дернуло ударной волной, как от попадания пули в стальной шлем. Потеряв всякое равновесие и связь с реальностью, Ольга лишь почувствовала, как ее тело соприкасается с каким-то шкафом или столом, затем бессильно падает на пол и замирает, теряя всякую связь с происходящей реальностью. Ульяна, взревев, как турбовинтовой бомбардировщик, подорвалась с места. С силой махнула рукой с зажатым в ней не самым легким дубовым стулом, разбивая об наемника. С силой и яростью бросившись в атаку, она подхватила какие-то обломки ножек, и нанесла еще два удара по его голове, надрывая на ней кожу. По дубовым обломкам брызнула кровь. Дальше, сориентировавшись и поняв, что тот писарь, который потихоньку вел записи в своем блокнотике, уже направляет на нее свой «Грач», Вирхова бросилась через стол и схватила его за грудки, выбивая пистолет из рук. В тот момент, когда оружие лязгнуло об пол, голова писаря повстречалась со столом, а сверху, в шею, как осиновый кол в грудь вампира-кровопийцы, она вогнала обломок ножки от стула. Обессилевшее и умершее в мгновение ока тело лишь трепыхнулось и с кровавым следом сползло со стола на пол, точно к ногам Ульяны, рассвирепевшей как бык. Она, даже в тайне обрадовавшись тому, что допрашивавший ее наемник еще жив, пнула в него стол, сжав кулаки до такого состояния, что хрустнули пальцы. В ней таилась невероятная энергия, и сейчас было то самое время, когда стоило потратить ее до самого конца, до полной разрядки ее чудовищного заряда ярости. Схватив согнувшегося на стол от удара мужчину, она потянула его на себя, перевернув на столешнице. Взяв его в захват, начала сдавливать горло, как пресс. Наемник забился в истерике, попытался ударить ее своими кулаками, но эта боль, которую она практически не чувствовала сейчас из-за нахлынувших эмоций, нисколько не волновала. Наоборот! Это ее только раззадоривало. Она была настоящим хищником, страшным чудовищем, которого сопротивление в глубине души только забавит. Но она была тем чудовищем, которое удавливает тех, кто еще хуже нее. Необходимое зло на страже самого добра – вот кем она была всегда. Никто не отрицал, и все знали ее силу. А кто осмеливался предположить, что она хила и растеряла всякую форму – погибали под ней за собственные слова. Она сдавливала наемника так, что у него покраснела голова. Еще на не застывшем от смертной маски лице полопались сосуды, из глаз и носа потекла кровь, которая закапала на стол. Из горла вырвался скупой хрип, а дальше был только выдох. Чтобы не оставлять наемнику шансов на то, чтобы выбраться из ада, из той «Вальхаллы», о которой все они грезили, Вирхова сломала ему шею об край стола. Но тут в руке что-то очень больно кольнуло. Затем еще и еще. Едва успев прикрыть глаза и лицо от летящего скальпеля, Ульяна повернулась, и увидела практически здоровую, но вот еле живую, судя по шатаниям и не самым четким позам, Ольгу. Та показательно оскалила окровавленные зубы, и развернула веером еще три скальпеля, которые немедленно полетели в сторону Ульяны. От одного удалось увернуться, второй прилетел тыльной стороной точно в бедро, но звякнул об землю. А вот третий вошел в плечо, и так, что Вирхова даже на мгновение потеряла равновесие, сделав шаг назад. –– Что такое?! Больно? – язвительно, и издевательски произнесла Ольга. – Ходили слухи, что вас не берет ничего, что ничего не способно причинить вам боль! Или за годы, проведенные в серой массе, вы растеряли все свои навыки? –– Ты закончишь, как твой командир. – сурово ответила та, выдирая из плеча и из руки скальпели. Откинула их в сторону. Но те не зазвенели – плюхнулись в лужу вязкой крови. – Значит, Бог так расправится с моей судьбой. – пожала, будто бы равнодушно, плечами та. – Но вот что я точно сделаю, так это омрачу вашу жизнь. Спецназ, уж поверьте, чего-то до стоит. Она легко запрыгнула на стол, и как настоящая пантера, в мгновение ока, уже была на Ульяне. От неожиданно свалившегося сверху веса, та присела на одно колено, но не упала, как задумывала наемница, устояла вертикально. На ее голову посыпался град из мелких, но очень колких, техничных ударов. Но с другой стороны последовал один – сокрушающий. Ульяна резко подалась вперед, вгоняя спину Ольги точно в столешницу, рядом с ее покойным командиром. Тут же все удары прекратились, и Вирхова выдохнула с некоторым облегчением. Схватила врага за горло и еще раз с маху ударила об пол затылком, что тот не слишком приятно чавкнул. С лица Ольги потекли кровавые потеки, по щекам, по глазам и подбородку. Все ее лицо было в крови. И сверху, во всю эту мешанину сыпались тяжелые и отточенные годами удары Ульяны. Она буквально вбивала женщину в пол, ожидая, видимо, что рано или поздно, ее костяшки сами поздороваются с бетоном, больно, но по-своему приятно, давая мозгу понять, что череп пробит до самого основания. Но вдруг удар не дошел до лица. Рука застыла в нескольких сантиметрах от расквашенного носа, и хитрый, дикий взгляд вонзился в глаза Ульяны. Уперев ногу в сапоге в локтевой сустав Вирховой, Ольга мгновенно ответила на избиения. Хлестким ударом по лицу, она скинула соперницу с себя и очень быстро, будто бы и не получала ударов, поднялась. Она шаталась, болталась и то и дело хваталась за обломки стола, которые доходили ей до колена, чтобы не упасть, но стояла и все еще была настроена решительно. В одном она все же была права – наемники действительно были очень хорошо подготовлены. –– И это вся мощь десанта? – дразнила Ольга. –– Пока только моя мощь. – парировала Ульяна. В атаке прошли два хлестких удара рукой, ногой, и даже головой. Ульяна схватила наемницу в захват и перекинула через спину на обломки стола, ожидая прибить ее сверху ударом ноги, но не тут-то было! Под сапогом оказались только кровавые щепки, а сама Ольга дала о себе знать техничным и хлестким ударом руки. Второй из них Вирхова сумела заблокировать, и в живот наемницы в этот момент будто бы вонзился товарный состав из сотни вагонов с тяжелым металлом. Перехватило дыхание, и на лице появилась свежая кровь. Пытаясь отдышаться от пропущенного удара, она машинально схватилась за отбитую диафрагму. А второй рукой взялась за свисающий с шеи окровавленный крест. В глазах в этот момент можно было отчетливо различить страх – Ульяна оказалась непобежденной, и стояла прямо, как гранитная статуя. И пусть тяжело дышала от напора Ольги, но сжимала свои кулаки и играла скулами на шрамированном лице. Она была будто бы тенью той далекой Революции, пришедшей за буржуйской подстилкой. Едва распрямившись, Ольга нанесла свой последний удар. Но он оказался не эффективным из-за четко поставленного блока. Кулак не долетел до челюсти и застыл около жженого шрама, доставшегося в подарок от талибов. Ульяна схватилась за крест на ее шее и сорвала его, вместе с цепочкой, на которой тот держался. Развернув распятье в руке, она вогнала его точно в горло, между ключиц. Ольга отошла, сама не понимая, что произошло. На ее груди побрякивали звенья оборванной цепочки, а из раневого канала Иисус расправлял руки. Ее гортань задрожала, из-под креста, не останавливающимся, даже наоборот, только усиливающимся потоком пошла кровь. Хищное, расквашенное ее личико начало активно бледнеть, под испуганными глазами образовались темные пятна. Тело уже не слушалось, оно просто падало от бессилия – она была повержена собственным крестом. Леденеющей рукой схватившись за все, что торчало от распятия, Ольга не смогла выдернуть его из собственной шеи, свалилась на пол и прильнула спиной к обломкам стола и трупу своего командира. –– Рай ли это? – спросила ее вдруг Ульяна, глядя на то, как на последнем издыхании девушка разглядывает свою убийцу. – Ты умираешь из-за сраной пачки баксов. –– Да. – едва слышно ответила та. – За мной толпы таких же, как я. А за тобой нет никого… –– Нет. – сглотнула Вирхова вдруг. – За мной вся Советская Армия. И живой, пусть и чудовищный по своей сути, взгляд Ольги застыл навсегда. Ульяна неуютно повела плечом – рана от скальпеля была ровная, не рваная, но глубока и очень сильно болела. Сейчас она могла помешать, но скорее эмоционально, ведь ее броню смогли пробить, смогли найти лазейку, чтобы задеть, и чтобы надрезать то, что казалось несокрушимым. Да, Вирхова сейчас как никогда чувствовала себя старой. Расправилась с тремя, но какой ценой? Годы ее были, все же, не смотря на подготовку, уже точно не те. Нужно было сидеть в генералитете, а не таскаться по чужим странам на подводных лодках и не ловить скальпели собственным телом. Быстро переведя дух, Ульяна вдруг заметила в обломках стола кожаную портупею, которая вероятно когда-то лежала на нем. Было как-то не до нее, когда нужно было отбиваться с трех сторон, а сейчас проскочила любопытная мысль. Ведь внутри могло оказаться что-то интересное. Ульяна была где-то в самом центре базы наемников, и прежде, чем выйти отсюда, должна была хотя бы принести пользу общему делу и спереть какие-нибудь разведданные. Быстро подняв «Грач» писаря и толстый офицерский планшет с портупеи, расстегнула его. И не поверила своим глазам. Среди всех прочих, была карта наступления на США. И в ней значились все крупные районы сосредоточения подразделений наемников на фронте. Это заставило Ульяну улыбнуться. Часть 9 С неба сыпались крупные капли навалившегося на город и бушевавшего уже несколько часов дождя. Но паре всепогодных российских истребителей четвертого поколения было абсолютно плевать что было поверх их красных, еще советских, звезд на фюзеляже – вода, песок, снег или ржавчина. Эти серебристые машины летали в любом небе и при любой погоде. И даже могли сражаться! На подвесах осталось всего по две ракеты – последнее, что отделяет их от пути на авианосец «Адмирал Кузнецов». Господство в небе было окончательно и бесповоротно завоевано, американцы растерялись и сдали собственную столицу всего за два часа напряженного и очень сурового, но скоротечного и быстро меняющегося боя. Существенный вклад внесли и зенитчики, но именно истребительная, даже еще точнее – палубная, авиация завершила начатое и принесла победу. Теперь они, российские летчики, были хозяевами в американском небе. –– За «Авакс» «Героя» дадут! – хвастал один из летчиков по внутренней связи. – А тебе, Серега, точно орден какой-нибудь за того «Раптора». –– Так точно, «Змей-6», грудь в медалях. – отшутился летчик во втором МиГе. – Осталось только еще две ракеты поженить и можно домой. –– Топливо на исходе, лучше сбросить. Как понял, «Змей-5»? –– Никакого сброса! – ответил резко тот, помахав крыльями самолета. – Каждая ракета во врага, за наших! За челябинцев, и экипаж Леньки Пашева! Я не сброшу наши ракеты в море, пока есть время. –– Топлива на десять минут, если авианосец свободен. – Значит работаем быстро, «Змей-6»?