В ее руках был Мир, и она понимала это. Взмах ее руки, тихая команда ее голоса – вот колыбельная для спящих в шахтах термоядерных ракет. Без этого, они проснутся. Со злости полетят испепелять тех, кто не смог их усыпить, кто пробудил их! И чудовищным смерчем пройдясь по планете, боеголовки отомстят за свой сорванный сон. –– Просто поставьте эту задачу. – сигарету медленно обнял огонек со спички. Артем помог ей закурить. Ульяна тяжелым вдохом затянула в легкие дым. Обождав с пару секунд, пока ощущение песка на ладонях исчезнет, она выдохнула. Сизые клубы растянуло по холодному сквозняку. Она была права тогда – пепел утягивало в жерла пушек. –– Экипажу приготовиться к бою. – с хрипом, тихо, сказала она. – В этот раз бить первыми будем мы… Вирхова увидела, как по закопчённому лицу танкиста расползлась вымученная, но невероятно добрая и правдивая улыбка. Он, чуть дернув губами, явно заволновавшись, быстро надел на голову шлемофон. Вытянувшись, отдал воинское приветствие ей, быстро произнеся лишь одно: –– Есть! Часть 19 Ульяна глядела в активно насыщающееся светом синее московское небо. Дело было к рассвету, и всего через несколько десятков минут показались бы первые лучики жаркого, уже летнего солнца. Начинала нагреваться разбомбленная «Градами» кремлевская земля. Ярче стала белая, присыпавшая лунки от попаданий, укрывшая собой следы от крови на стенах и полу, раскрошенная штукатурка и пыль. На несколько минут воцарилась хорошая, природная тишина. Центр мегаполиса теперь не просыпался как обычно. Не было гула машин, не было сирен милиции и скорой помощи, не было гудков в пробках и не было того вечного звука постоянно перетекающей из одного места в другое, людской массы. Не было и залпов танковых орудий, лязга гусениц. Молчали винтовки и автоматы, не строчили пулеметы. Зато, нараспев, прекрасно и очень громко, пели редкие не улетевшие из этого места птицы. Они присаживались на вывернутые из земли, разломанные деревья, и заливались понятной только им трелью. Это удивляло, но завораживало. И помогало разгрузить полную мыслей голову хотя бы на пару минут. По южному, обожжённому, с одной стороны, лицу пробежала вымученная улыбка. Чуть наклонив голову, Ульяна сделала медленный шаг назад. Ее сапог неслышно коснулся запыленного пола, и она развернулась. Перед ней оказался Груз. За ним стояла Моргана. Они завершили работы на «Пионах» и пришли за дальнейшими приказами. –– Все готово. – словно стараясь не нарушать хрупкую минуту, когда не было рева команд, не рвались снаряды и не завывали системы залпового огня, тихо сказал Груз. – Отдай команду, и мы начнем. Всего одна фраза, да даже одно слово! И жернова военной машины здесь снова могли запуститься. Снова начнется стрельба, взрывы и крики умирающих солдат. Пыль снова поднимется и забьет легкие, а птицы, если и не станут пеплом, то точно уже не запоют здесь. Но это было необходимо сделать. Нужно было выиграть и этот бой, пусть даже самой страшной ценой. Перед Ульяной на мгновение встал лик. Она ясно помнила загорелое и морщинистое не по годам лицо своего отца – генерала ракетных войск СССР Басая Сайранова. Служил он в части мобильных комплексов ракет. Командовал «Пионерами», которые держали под прицелом базы США в Пакистане. И как никто другой, именно этот, прошедший войну в артиллерийской части, принимавший участие в самых кровопролитных боях, человек понимал, что именно за оружие было доверено ему огромной рабоче-крестьянской Родиной. И маленькая Шахризада навсегда запомнила то, что отец говорил ей об этом оружии. Как только открывалась крышка, как только показывался оттуда острый нос термоядерной ракеты, миру оставались минуты. Тогда произносились молитвы. Как только ракета взмывала в воздух – слова прощания… Ульяна четко понимала, что было за ее решением. И что будет, если она его не примет. У нее не было выбора, и оставалось только принять факт неизбежного. Бойня произойдет в любом случае. Но глупо было бы просто сидеть и ждать танки Громова и орды наемников. Нужно было бить первым, навязать свое время начала кампании. И подарить миру время хотя бы на молитвы… – Это не остановить. – сухо заключила Вирхова, закурив. – Как ни пытайся. Груз, я хочу, чтобы ты собрал всех тяжело раненных и погрузил их на поезд. Моргана тебе покажет. –– Ты собираешься сдаться, что ли?! –– Я собираюсь вывезти калек, которые нам уже не смогут помочь. Раненных будет уже некогда собирать. – она резко прошла мимо него, выдыхая дым. – Мне нужна связь с пушками на этот телефон. Мы принимаем последний бой. Широким царским шагом, едва удерживая на плечах сваливающуюся маленькую шинельку погранвойск СССР, Ульяна прошла по Кремлю. За ее сапогами тянулась пыль, оставались следы на осевшей черной копоти. Но ее волновал только слабый свет из-за сорванных с петель дверей, где были ее солдаты. Солнце еще не светило в то помещение, там пока оставались зажжёнными свечки. А живости зале придавали лишь приглушенные баритоны мужчин. Кто с хрипом, кто сипло, но все старались поддерживать вялотекущий разговор с небольшими спорами и не прекращать ни на минуту. Однако, когда Вирхова появилась в дверях, прямая и длинная, как доска, все мигом повернулись на нее, прекращая разговоры. Они быстро поняли, что та для дела. На Ульяну смотрело больше сотни глаз, нечетное число. Многие пытались прислушаться даже к ее шагам, отодвигая повязки на окровавленных ушах, но ничего у них не получалось. Другие невольно зашевелили раненными руками, стараясь повернуться на неудобных для сидения армейских ящиках. Кто-то подгибал раненные ноги, подтаскивал их руками за окровавленные штанины армейских штанов, чтобы дать пространство другим. Помогали и друг другу. Лишь бы отдать все внимание стоящей в центре зала с высокими потолками фигуре в потрепанной старой шинельке и мокрой рваной на животе тельняшке, которая буквально превратилась в топ. Вирхова собралась с духом, сжала кулаки. Еще сильнее выправилась, выпятив итак округлую грудь вперед. Она хотела, чтобы ее голос был как можно более слышимый, как можно более важный и настраивающий. Хотела даже сейчас, когда никто уже не сомневался в ней, быть для них настоящим командиром, ощущающим собственную важность и необходимость. –– Товарищи! – в необычно тихом тоне, но с восклицанием наконец сказала она. Сделала после этого паузу, оглянув всех. – Буду честна с вами, как всегда. Поддержки нам ждать неоткуда. У нас не будет помощи, мы одни. Мы побиты, мы ранены. Однако мы – десантники! И мы примем последний бой. Потому что никто, кроме нас… Не сделает этого! – ее слова раскатом грома пронеслись по коридорам Сенатского дворца. – Никто, кроме нас – пяти десятков самых отважных мужчин – не сможет сдержать в узде надвигающуюся на мир лавину! Никто! Мы держим оборону, мы сражаемся так, как еще никто и никогда не сражался. И враг будет повержен! Мы должны стать последним рубежом, последним оплотом этого мира. Потому что за нашими спинами, под нашими ногами тысячи ядерных ракет! Жизнь семи миллиардов – в наших руках. Ее голос дрогнул, и она мгновенно замолчала. Поняла, что ее губы неприятно, натянуто дернулись. К горлу подступал пресловутый ком. –– Товарищи. Друзья. – продолжала она, оглядывая всех своих людей, которые практически не моргая, впитывали каждое ее слово. – Я отправляю вас на смерть. И иду вместе с вами, как и всегда… Но, я не ваш командир. Я не ваш генерал. Я даже не русская. Я лишь мертвый солдат несуществующей страны. Я не имею права требовать, не имею права приказывать. Но я прошу вас… Встать рядом со мной и подарить нашему миру еще хотя бы несколько минут. Тишина. Она продлилась всего пару секунд. Гробовая, настолько беззвучная, что было слышно, как в груди Вирховой бьется сердце. Большое и горячее, оно отстукивало каждый удар, как не получится у набатного колокола. Ждало ответа, и верило, что смогло через слова разжечь огонь и в других сердцах. Вдруг встал один из солдат. С перетянутым окровавленными и грязными бинтами глазом, раненной шеей. Он, шатнувшись, повернулся к ней и выпрямился: –– Вы не русская. Вы не наш командир. И вы не генерал. Вы – наша сестра. И для меня честь умереть рядом с вами! –– Да, мы всегда пойдем за вами! – поднялся второй, махнув рукой с автоматом. –– И м-мы выполним эт-ту зад-дачу! – заикаясь и сбиваясь, произнес третий с контузией. Солдаты поднимались один за другим. Кто не мог встать сам, просил товарищей, и те подрывали их на ноги. В каждом пылал тот дьявольский красный праведный огонь, который источала Ульяна. Она сделала невольный шаг назад, но затем встала смирно. Поняла, что перед ней встал настоящий непроходимый лес из плечистых и подтянутых, уверенных в своих действиях мужчин. Каждый сжимал в руках оружие. И каждый был в тельняшке. В рваном, грязном, напитанном кровью, но едином для всех символе. Солдаты сжимались в полосатую, заряженную на серьезное сопротивление массу. Ее еще нужно было умудриться снести с этого поля боя. Это был не Мозамбик, не Южная Америка – наемники умоются кровью здесь, у стен Кремля. И хребет националистической тени Громова будет сломан! Пятью десятками, но лучших солдат этой планеты. –– Я… – сглотнула Ульяна острый ком в горле. Только и сумела, что задушить горькие слезы, которые изредка все же прорывались на ее щеки. – … Благодарю вас за службу, товарищи! Я обещаю вам… Меч, который мы поднимаем здесь, над нашими головами, будет опущен уже над лучшей моделью нашего мира! Я обещаю вам это… – немногие уцелевшие командиры на эти слова отдали ей воинское приветствие. Они сливались в ней в идее, становились монолитом, который не разбить уже ничем. – Наша задача: продержаться столько, сколько это будет возможно, бить и рвать все, что будет брошено на нас!.. Товарищи, по боевым постам. Сорвавшись с места, чтобы не задерживать более своих солдат, которые должны были готовиться к последнему штурму, она вышла из помещения. И тут же ноги подкосились. До этого статная фигура ее вдруг обессилела, и она припала к стенке, судорожно пытаясь найти в кармане шинельки свои сигареты. Грудь поднималась чаще обычного, воздуха не хватало, а руки затряслись. Ее похолодевшие пальцы не смогли достаточно сжать пачку папирос, и уронили ее на пол. И тут вдруг в кармане что-то кольнуло ее. Через несколько слоев одежды, в самые ребра. Едва ощутимое, но это чувство заставило Ульяну на секунду замереть. Она не слышала топота разбегающихся из помещения ног, солдатского взбудораженного гомона, и приготовлений к атаке. Она просто застыла, затаив дыхание. Осторожно и очень медленно заведя руку в карман, не сгибающимися пальцами достала оттуда то, что заставило ее забыть на секунду обо всем сегодняшнем. Это был укол из прошлого, напоминание о давно минувшей эпохе, давно разрушенного и проданного на металл государства. В ее руке оказался теплый, с сочной красной эмалью, орден. «Красная Звезда» за те чудовищные увечья из Афганистана. Последнее материальное, что осталось у нее сейчас от несокрушимой и канувшей в лета Советской Армии. Ульяна нежно протерла орден большим пальцем руки, и пристально посмотрела на него. В ее ладони «звездочка» казалась маленькой, практически крохотной. Такой же, какие обычно падают с неба, и под короткий полет которых загадывают желания. Но эта была не такой, нет. Под эту звезду не разжигалось фантомных надежд о том, что после слов все обязательно станет хорошо. Нет. Под эту звезду хотелось делать, хотелось драться за будущее, а не просто ждать, когда оно наступит. В этом ордене было заточено восемьдесят девять солдат-десантников, друзей и сослуживцев Вирховой, которых она всегда носила с собой. И на глазах, уже не скрываясь, проступили слезы. На нее из прошлого смотрели десятки глаз сейчас. Ульяне хотелось верить в это, верить и в то, чего она не признает. И боль в груди сжала ее еще сильнее. Но это был чудовищный и поджигающий к действиям коктейль, а не старость, не немощная боль пожилых людей, и отживший свой век солдат. Внутри нее разгорался дизельный двигатель, топливом к которому служила бесконечная злоба и невероятная гордость за прошлое. Тяжело вдохнув и резко распрямившись, она сжала зубы до боли в скулах. Под ее шрамом проступили натянутые до предела мышцы. А губы были по злому поджаты, одна к другой. В кулаке от посторонних глаз скрылся орден. –– «Арес» готов к выполнению боевой задачи. – спокойно сказал ей Груз, держа в руках проводной телефон. Он вышел в коридор в тот момент, когда Ульяна до боли сжала «Красную звезду» в ладони. –– Что ж… – медленно протянула она в ответ. – Кто-то должен поставить в этом точку. Груз снял трубку с телефона, и показательно протянул ей. Не продумав и мгновения, Вирхова широкими шагами направилась к нему. На ее пыльных щеках еще поблескивали влажные дорожки. А за сапогами осталась не поднятая с пола пачка папирос. В ее руках оказалась черная трубка штабного проводного телефона. На том конце уже ждали всего одно слово. И вскоре, через стиснутые зубы, оно прозвучало: –– Огонь… Трое солдат синхронно потянули за шнуры, что шли к спусковому рычагу огромных пушек. Три ударника сработали практически синхронно, и помчались к капсюлям. Пороха воспламенились, сдетонировал основной заряд. Три чудовищной мощности орудия изрыгнули из себя кубометры огня и дыма, раскаленных пороховых газов. Выплюнули тройку бетонобойных снарядов повышенной мощности, которые, как сорвавшиеся с цепи бойцовские собаки, помчались вершить смерти и разрушения. Кабинет, за которым и были черные срезы орудий, обдало горячим воздухом. В коридор выкинуло клубы пыли. Весь Кремлевский комплекс зданий заходил ходуном от этих разрывов. Монструозный калибр заставил Сенатский задрожать, как желе от удара. Последний аргумент этой кратковременной войны за Москву был выпущен из Ульяниного рукава. И она уверенно, и прямо, смотрела на улетающие по дугообразной траектории, быстро пропавшие из вида, снаряды. В ее ушах зазвенело, в голове били набатом. Но на ее лице не дрогнула ни одна мышца, не сыграла эмоция. Она принимала то, что спустила с предохранителя собственную смерть. …Комплексы радиоэлектронной борьбы стояли кучно. Они закрывали один из приданных им секторов центра Москвы, а потому трудились слаженно и сообща. На них сидели в основном контрактные лейтенанты, проинструктированные по действиям либо лично Громовым, либо его окружением. Рядом же с ними постоянно кружили разнообразного рода высшие чины, от капитанов до полковников. Парой мазков на этой картине тылового мира были намазаны кучки наемников, выделявшиеся из толпы военных только своими непременно белыми рубашками. Один из солдат удачи курил с алюминиевой кружкой в руке. Внутри той, на самом донышке, было немного эспрессо. Время было раннее и он решил взбодриться. Потянулся. Тут в небе что-то засвистело. Подняв глаза, наемник успел осознать только то, что уже умер. Комплекс, рядом с которым тот всего мгновение назад стоял, вывернуло кишками наружу. Все антенны и вычислительные мощности разорвало на щепки. Колесное шасси машины подкинуло на несколько метров вверх и перевернуло. Еще два снаряда угодили в соседний комплекс и штабную палатку. На доли секунд на том умиротворенном пространстве воцарился, и тут же иссяк огненный шторм. После него остались только глубокие воронки. …Звон в ушах прекратился не сразу. Ульяна на секунду все же поджала ухо, поворачиваясь обратно к телефону: –– «Арес», давай на вторую цель! Дай им прикурить! –– Есть! – ответили на том конце. Как только Вирхова положила трубку, телефон снова зазвонил. В этот раз – «Аид». Моргана все еще возилась с комплексами и в эту минуту должна была следить за сигналом. Видимо были изменения. В динамике понеслась быстрая немецкая речь. –– Пожалуйста, помедленнее. Даже если бы ты говорила по-нашему, я бы тебя все равно так не поняла. –– Мы пробили брешь в их защите! – медленнее, сглотнув от волнения, произнесла девушка. В этот момент Ульяна неровным движением руки прикрыла рот и пригладила смольно-черные грязные волосы. – Мы можем принимать сигнал из внешнего мира! Это потрясающе! Мы попали в них! По ногам Ульяны пробежала заметная усталось. Она была измучена за эти несколько дней, и сейчас буквально падала от этой новости. Но только от нахлынувшей радости. Теперь могло быть легче. Теперь вероятность победы увеличивалась в несколько раз. Оставалось дождаться сигнала о помощи. Ведь она будет… Должна же она быть… – Это ты попала в них. – скупо ответила Вирхова, тяжело дыхнув в микрофон. – Ты попала в них. Отличная работа. Следи за сигналами, мы здесь разберемся. –– Теперь не обязателен телефон. – резюмировала Дениц. – Рации снова работают! Снова рявкнули двухсот трех миллиметровые пушки. Разлетающимися от стволов потоками раскаленных пороховых газов снова продуло кабинет. По коже Ульяны, стоявшей сразу за двумя стенками, прошлось тепло. Оно согревало и радовало. Новая партия, на этот раз фугасных боеприпасов рвалась к ракетным системам залпового огня. На прицеле были «Грады». …Наемники скапливались около стоящих в ряд, повернувших фермы, «Градов». Всем им было интересно, как солдаты их неспешно заряжали, ожидая снова стрелять по Кремлю. Ракета за ракетой – боекомплект погружался в комплексы в ожидании последнего и решающего наступления. Все ожидали, что больше стрелять не придется, и хотели запомнить каждый момент этой секунды навсегда. Некоторые стояли молча, некоторые перешучивались, высказывали ругательные речи в адрес защитников крепости. Кто-то считал, что сметет их. Ну, а кто-то считал, что все, что творилось – было неправильно. Были и такие. Но на них верные деньгам солдатики в белых рубашках смотрели как на грязь. Никто не имел права вставать на пути наемника к его деньгам и войне. И самые везучие от этого отделывались лишь затрещиной или грозным взглядом. Невезучие, в основном из числа офицерства, уже кормили червей. И слабость к войне, ожидание единого залпа из целой кучи, выкрашенных в песочный цвет для Афганистана и расконсервированных, «Градов» заставили наймитов скопиться покучнее, как на представлении. Не ожидали они, что дальнобойные «цветы» за этот спектакль кинут уже в них. Фугасный снаряд угодил точно в одну из готовых к стрельбе ферм, вызвав детонацию всего боекомплекта. Расчет и собравшихся вокруг наемников разметало на молекулы. Взрыв развернулся на десятки метров. Сдетонировали еще два, потом ещё три «Града». Второй снаряд лег недалеко от командного пункта, разбив палатку осколками и землей. А третий угодил в «ЗиЛы», на которых подвозили боепитание. На земле там развернулся настоящий ад. Позиции реактивной артиллерии уничтожило подчистую. …Груз схватил автомат и отправился за Ульяной. Та прошлась через полуразрушенные помещения, распихивая по карманам разгрузочного жилета магазины к винтовке Драгунова. На ней уже не было шинели. Азарт начинающегося боя разогрел ее, утро обещало быть жарким во всех смыслах. На тельняшке был подранный осколками бронежилет, перетянутый разгрузкой. Быстро проходя вдоль рядов защитников, она пригибалась у окошек. Все присматривалась к Государственному Универмагу. Ожидала противодействие снайперов. Но в прицел увидела пригнувшегося наблюдателя-корректировщика в церквушке рядом. Не слишком долго рассуждая, Ульяна выщелкнула его парой выстрелов. Ее начинало напрягать то, что пауза затянулась. Ее пушки все еще работали по разведанным позициям, планомерно били то по комплексам РЭБ, то по «Градам». Прилетало и по скоплениям войск. Но вот ответных действий все еще не было. Вирхова понимала, что сокрушительным поражением для Громова эти удары не станут. Они лишь подспорье для относительно равного противостояния. Она ждала основного удара, не думая, что тот развернет танки и даст деру. Но танков еще не было – это пугало. –– Танков нет… – пристукнула зубами Ульяна. Тут же пошарилась по карманам, но поняла, что пачку папирос так и не подняла. Угостил один из солдат, и она закурила. – Что-то здесь не так. Он скапливал силы, но в ход их не пускает. –– Может, он таки передумал? – дожевывая из котелка сбереженный обед, спросил ее Среда. Он полулежал спиной к фасадной стене. На его коленях был автомат с ярко рыжим бакелитовым магазином от РПК. – Ну, там, знаешь. Решил на пенсию выйти. «Я устал, я ухожу…». Работа у него… прямо скажем, особенно после тебя, нервная. Еще и штаны стирать пришлось. А тут такой подарок с неба свалился. Вот и… –– Да помолчи ты уже. – резко повернулась на него она. – Мешаешь думать. Тут что-то сложнее. Тоже, кажется, решил идти ва-банк. Только вот какая ставка? –– Семнадцать процентов. Как по кредиту. – повел рукой с ложкой тот. –– «Фермопилы», прием. – заговорил в рации командир приданного в усиление танка. Тот стоял в укрытии за Сенатским, однако площадь все равно контролировал. – В тепловизионном прицеле пока ничего. Противник отсутствует. –– Поняла, ждите. – ответила ему Ульяна. – А с этими штуками стало проще жить. –– Да, не приходится бегать к телефону. – включился внезапно Груз в разговор, почесывая затекшее колено. – А то как от энуреза в туалет… –– В твои то годы… – усмехнулся Среда. –– А не надо про мои годы. Ты доживи сперва, во всем этом.