–– Сто пять. – шепнула ему Моргана. –– …килограммов так под сто пять очень любит бить из нашего пулемета, пока лента не кончится. И ему очень повезло, ведь мы вышли в осиный улей. Теперь можно макароны через все те сервера сцеживать, все равно толку будет больше. Вирхова поглядела на Моргану. Та, вздохнув, поежилась на месте. Все-таки пристальный взгляд прожжённой боями леди был очень и очень суров, когда падал на кого-то конкретного. Жизнь ли, знакомые чекисты ли, но ее обучили проедать людей глазами. Даже когда она этого не хотела – у нее получалось сурово. Под этим взглядом ломались многие, шли у нее на поводу. Ей не нужно было ничего говорить, даже намекать – обычно понимание приходило само собой. –– Полную систему восстановить не смогу. Точно не в этой жизни. – Моргана на мгновение задумалась. – Могу попробовать какой-то конкретный аспект обороны. Как посмотрела, вроде бы не особо задеты части, что отвечали за противовоздушную оборону. Самые задетые были системы противоракетной обороны, я боюсь их вообще не восстановить. Приблизительный прогноз: около трех-четырех часов на базовые аспекты вроде радаров и систем обнаружения. Двенадцать часов, чтобы наладить систему пуска и перезарядки ракет в комплексах. Но, их бы для этого найти сперва. И ракеты, и комплексы. –– Прикроем воздух, хорошо. Но Громов – «Бог Войны». –– Твоя правда, Среда. – согласилась Вирхова. – Воздух нам грозит не столько, но все же прикрыться стоит. А вот ракеты… Даже не знаю, какой бы зонтик найти на этот «Град». Зато знаю, где найти кое-что другое. –– И что же это? –– Так, самую малость. – хитро прищурилась Ульяна. – Пару советских цветочков. На могилку Громову. …Через несколько минут белоснежные холлы с кучей солдат и баррикад сменились сырыми, пахнущими сыростью подвалами Кремля. Спуск сюда не занял много времени, зато вот разница была кардинальная. Фактически небо и земля. Пусть и большие, но все-таки достаточно стесненные коридоры Сенатского сменились огромными ангарными потолками с кучей толстых, по нескольку метров в диаметре колонн, что держали весь грунтовый массив на себе. Здесь были целые склады – стратегические запасы провизии, медикаментов, строительного материала, боеприпасов и вооружения. И среди этого, Ульяна выбрала самый длинный путь к дальнему, наиболее темному помещению. За стеллажами оказалась мощная металлическая противоядерная дверь на две створки, которая уже была вскрыта десантом. Естественно, Вирхова сперва послала разведку – узнать, что же прячется под брусчаткой Кремля. И пряталось там что-то очень большое, такое, что не затащить в такие немаленькие, шесть метров шириной, но все же недостаточные гермоворота. –– Раньше здесь были танки. – с долей гордой улыбки высказала Вирхова. – Советский бронетанковый щит. Последний оплот на случай ядерной войны. Здесь были «Грады», здесь были «Смерчи». А сейчас так, – она схватилась за кусок пыльного брезента, который прикрывал какую-то советскую металлическую громадину. – Цветочки… Из-под ткани показалась невероятных размеров металлическая кабина. Сперва Среда подумал, что это был танк, гусеничная машина, вроде МТЛБ, или БМП, но нет, гусеницы эти были не для танкового, ой не для танкового, калибра. Сразу над кабиной, на которой был боевой парадный раскрас, видимо еще советских времен, раз и серп, и молот, и красные знамена, оказался длинный, в несколько человеческих ростов, необъятный ствол, что мог стрелять, казалось, напрямую смертью. Именно этим словом можно было характеризовать те пятидесятикилограммовые снаряды, что запускал этот гобой. –– Вот такие вот калоши выпускал Советский Союз… – Вирхова выбила из пачки папиросу, и закурила ее, не поворачиваясь к ошеломленной увиденным паре из Морганы и Димы. Те стояли молча, удивлённо глядя на эту груду железа. –– «Пион». – сглотнув, выдала девушка. – Двести три миллиметра, сорок семь километров. –– Мы там десантировали одну «Нону». – выдохнув сизый дым, сказала Ульяна, повернувшись. – Думаю, мы сможем пересадить экипажи на это орудие. Благо, тут есть все нужные мануалы, инструкции и указания. За сутки, наверное, сможем подготовить еще два экипажа. –– Сколько их тут? – наклонился в сторону Среда, посмотрев на то как за головной машиной в шеренгу стояла еще пара. –– Три. – сухо ответила Вирхова. – Хватит, чтобы ошарашить. Деморализовать… И уничтожить. –– Три Брежневских органа, танк, две БМД и три сотни человек. – почесал затылок Дима, обойдя Ульяну и оперевшись на самоходное орудие. – …И все равно маловато. Сюда б еще батальон, желательно с орудиями, танками. Я все понимаю, что каждый готов умереть здесь, но все равно, может мы что-то пропустили? –– А не нужно пока здесь умирать. – переменилась в лице та. – Смерть – слишком легкий способ оставить позиции. Каждый мой солдат должен жить столько, сколько он сможет, а затем столько, сколько потребует задача. Если ты умрешь, кто будет выполнять твою задачу? Мы обороняемся, не нападаем, а значит у нас больше шансов закупорить бутылочное горлышко и меньшими силами. Наша задача – задержать врага, подарить еще пару, да пусть даже один день. Два, час, пол чертового часа. Кто, если не мы, выполнит это? –– Фермопилы… – помотала головой Моргана. – Значит сомкните щиты. – суровым голосом, почти приказала Вирхова. – И приготовьтесь ко всему, чему только можно! Я не хочу, чтобы вы – цвет моего отряда здесь – раскисали, как бабы. Соберитесь. И возьмите себя в руки. Если мы не справимся, на что тогда все эти жертвы? Зачем тогда нужно было оплакивать Берлин, если теперь ядерная бомбардировка может стать делом считанных минут в изменяющемся мире? – поглядела она на Моргану, которая немного побледнела, явно вспомнив, как в ядерном огне сгорели ее дома, ее улочки, ее город. Девушка поняла, что теперь сгореть может и ее страна. – Зачем тогда нужно было терять людей на Кавказе, Каспии, зачем нужно было это все, если мы не справимся? Зачем тогда жил твой отец, Дима, бредивший миром для нас всех? –– Умеешь убедить. – сглотнул очень и очень острый и неприятный ком в горле тот. – …какие будут приказы? –– Моргана: восстановить ПВО, и проконсультировать моих саперов, как снести к чертовой матери все штольни в бункер. Мы похороним там и чемоданчик, и головной комплекс. Останется только тот, что в поверхностной зоне. – пальцами с зажатой меж ними сигаретой указала она на девушку. Та кивнула. – Дима: отвечаешь за возможные оперативные мероприятия вне Кремля. А это нам понадобится. С немцами вы уже сработались, они будут нашим авангардом за стенами. От меня ни на шаг, как тень. Где я, там и ты. Груз тоже будет с нами. Если погибнем, и я и он – командование операцией переходит под твой контроль. –– Но ты ведь не погибнешь? – с некоторым трепетом сказал тот, все же язвительно ухмыльнувшись, в своем стиле, чуть показав клык на верхней челюсти. – Тебя ведь не берут пули, черт возьми… –– Я всего лишь человек. – скупо ответила та, поглядев ему прямо в глаза. – И если моя жизнь окажется на алтаре победы… То я приму это с честью и гордо поднятой головой. Слова были излишни и все это понимали. Еще раз переглянувшись и неумело помявшись в осознании того, что бойня будет очень и очень тяжелой, троица покинула подземные катакомбы и на время забыла про те подарки прошлого режима, что ждали под кремлевским асфальтом. Они должны были стать не обыденностью, не выщелкнутой точной артиллерией противника обузой и грудой металла. Три чудовищных ствола были последним козырем в рукаве обороны. Найти командный пункт, пути поставки танков и снарядов, и уничтожить их одним залпом. Но пока не было известно ничего. Фактически, еще пока не было даже обороны, и потому Ульяна остановилась на пол пути к главной Кремлевской башне – Спасской. Быстро надела на глаза темные дымчатые, очень старомодные, квадратные очки, и поглядела на обрушающуюся конструкцию курантов. Цифр и стрелок не было, не было части золотого кольца циферблата, множества башенок. С верхушки рухнула красная, потрепанная временем, стеклянная звезда, что сейчас лежала перед стенами. Ее было видно, она упала вместе с куском зеленой острой крыши, превращенной в кучу пыли. Страшное зрелище. У Вирховой сердце обливалось кровью, когда она видела свои символы на земле. Она поморщилась, фыркнула и отвернулась, подозвав к себе жестом руки одну из авиадесантных «коробочек». Грохоча катками по вывернутому с корнями грунту и расколотой брусчатке, к ней послушно, будто домашняя собачка, подкатилась многотонная боевая машина, задрав орудие. Быстро козырнув к голубому берету, с брони спрыгнул человек в чинах. Один из командиров десантников. –– Костин, – так звали его, и Ульяна обращалась к нему безо всяких «товарищ» и званий. Он был для нее другом. Да и сейчас мог оказаться выше опальной генеральши по ее советскому лейтенантскому чину. Боевой майор, побывавший на Кавказе. – У нас три роты десантников, и наша задача удержать все это великолепие. Предложения? –– Основной удар скорее всего придется с Александровского сада. Самое удобное для наступления место. В меру прикрытый плацдарм, здания, из которых могут работать пулеметы и снайперы. Менее удобное: прямой удар в Угловую Арсенальную башню – вот здесь. – Костин показал на карте своими грязными, в масле, руками. А кто сейчас был чистым? – Самое неудачное направление, пожалуй, через площадь и от бывшей «России». Точно не станет атаковать со стороны реки – танкам там не протолкнуться. Сразу сможем их там раздавить. Подъем, плюс стена. Я ставлю на то, что удар придется со стороны Сада. –– Ставки слишком высоки для ва-банка, не считаете? – вмешался вдруг Среда, повернув на себя, все время желающую улететь на дуновениях ветра карту. Тогда он положил на ее угол автоматный магазин. – Я бы не стал ставить на Александровский. Тут черт его знает, куда придется удар. Везде «открытка», кроме разве что набережной. Там прорыва точно не жди, можем хоть голыми ходить, задницами трясти. Но Громов явно торопится, сразу бросил в бой танки, велел им наступать на десант. Не думаю, что он примет хладнокровное и гениальное решение сейчас. Оно будет быстрым, тупым и банальным. Это и страшно. –– Почему же? – снова закурила Ульяна. Она почти всегда была с сигаретой во рту. Некоторые поговаривали, что она даже с парашютом прыгала обязательно держа в зубах окурок. Но были и слухи, что такое было не всегда. Никто не знал правды о ней. – Не стоит недооценивать противника, ни в коем случае. –– У него большее число людей. Превосходство в небе, на земле и в связи. – развел руками Среда, оглядев всех немного не понимающим взглядом. – Я ставлю на то, что он пойдет на прорыв, либо через Сад, используя максимум танков, либо снова через площадь, снова используя максимум танков. Шах. Нам почти нечего ему противопоставить. Он наверняка знает, что вход в интересующий ему комплекс находится на территории Дворца. Он спешит, и ему незачем с пеной у рта тратить солдат на каждый отбитый метр со стороны Сада. Мат. Он истеричен, фанатичен, и он думает, что перехитрит нас своей тупостью. Думает, что мы будем рассуждать, как военные, как тактики, а он просто бросит бронетанковый кулак на открытом направлении, при том фактически ничего не теряя. Почему я так думаю? – показал он рукой на оттаскиваемый двумя бронемашинами еле-еле танк, около которого суетилась маленькая фигурка чумазого Артема. – А потому что он уже так сделал! Шевельнув губами, Вирхова переместила окурок с одной стороны на другую, слегка почесав подбородок. С секунду подумав, она глянула вдаль, на огромную пробитую брешь в стене. Это тоже было знаком. Здесь проход был фактически открыт – входные ворота для целого танкового дивизиона. Их будто приглашали войти! Вот они: все десантники, все кишки Кремля как на ладони, только приди, да и возьми. Кто тебя остановит? Пара метров колотого кирпича и жалкие триста «спартанцев» в тельняшках. Чего тебе бояться, Громов?! –– В этом есть здравое зерно. – заключила Вирхова, поднимая с глаз очки. – Согласна. Разделимся «три на два». Меньшая часть уходит на сторону Сада, там оборона будет так себе. Пусть их форпостом станет Арсенал, удара в спину там можно не ждать. Они – наше подспорье, если станет туго и буфер на случае удара от Сада. Большая часть оседает здесь, в Сенатском. Вся командная верхушка здесь же. Я хочу, чтобы командиры были около меня и реагировали на приказания без колебаний. Протянуть кабеля из резервов, нам нужна связь межу постами. Они включат, если еще не включили, глушители сигнала, комплексы радиоэлектронной борьбы и перехвата. Моргана, – повернулась она к стоявшей до этого молчаливо девушке. – На тебя ложиться еще и организация минирования этого чертового коридора, который проделали танкисты. Я хочу, чтобы через него было не прорваться. Хочу, чтобы каждый метр этой ебаной земли был заминирован! Костин, на тебе снабжение боеприпасами и провиантом. Еще мне нужен отдельный взвод, собери самых достойных людей, и найди им командира. Их задачей будет занятие Собора на Площади. Он стоит тут, считай, посреди, как осадная башня – там будут несколько расчетов ПТРК. Комплексы есть на складах. Там их достаточно на первое время. Но… – на мгновение замолчала она. – …постарайся собрать холостых… Эта фраза пусть и была тихой, даже неожиданно тихой для того монолога, что развернула Вирхова, но она была раскатом грома в своем смысловом содержании. Все понимали, что это значило – оттуда не было возвращения. Это самая, что ни на есть, передовая. За стенами, за кордоном, там, где не будет защиты братьев по оружию, и десантники окажутся сами по себе. На такую работу требовались те, у кого не было бремени семьи или детей. Те, кто был бесконечно верен, но кому нечего было уже терять на этой войне. Иконы и тоннель обратно в Кремль могли бы стать последним спасением для тех, кому все же удаться выжить. Но священные картины уже выносились в бункер, который надлежало закупорить взрывом, для сохранности, а тоннель – минировать, чтобы исключить диверсию противника. Костин задумался над этим. По суровому и сухому в эмоциях, плотному, практически квадратному лицу десантника было видно, что он боится. Красноватый загар, оставшийся с боев на Кавказе, свежие, только залеченные шрамы, а под ними бледная, пепельного цвета кожа. Стеклянные глаза, что смотрели на карту, казались, умерли, но затем снова сдвинулись, и пристально посмотрели на Ульяну. И у той на мгновение исчез тот прожигающий командирский взгляд. Дрогнули губы и поджались глаза. Все поняла. –– Ты будешь командиром там… – словно спросив, произнесла она тихо, медленно выдохнув табачный дым. –– Так точно. – найдя в себе силы улыбнуться, растянуто произнес тот. – Кто, если не мы, а? –– Никто, кроме нас… – хрипло ответила та, еще сильнее распрямляя, итак, ровную свою фигуру, в знак безмерного солдатского уважения. Ее глаза на мгновение заблестели, но не яростью драки, не хитростью планов. Это были не начавшие капать слезы, что она все же сумела сдержать. – Спасибо тебе, майор… –– Держитесь, это будет славная охота. – Среда медленно протянул ему руку, кивнув. –– Ай, пусть поперхнуться нами. – натужно улыбнувшись, усмехнулся черным юмором тот, но затем снова стал серьезным. – Разрешите выполнять? –– Прошу, выполняйте. – коротко ответила ему Ульяна. Ее изламывало изнутри осознание того, что верных ей людей она видит последний раз, но она не плакала, не жаловалась и не тушевалась. Она была будто железной. Вела себя строго и сдержанно. Поблескивала влагой на глазах, конечно, но ведь она человек… С разворотом, украдкой утерла веко на шрамированной части. Ее губы слегка дернулись, лицо на мгновение исказилось, но Вирховой показалось, что этого не заметили. Однако Дима знал почти все ее движения. Знал, как и с какими движениями рук, головы, да даже пальцев она поворачивается. Знал ее досконально, и мог точно сказать, что это она не поправила прядь своих пышных черно-смольных, явно южных, с начавшейся сединой, волос, что она не почесала нос и не посмотрела на время. Легким и кротким движением она смахнула слезу, что даже не успела выступить на кожу ее раненной давным-давно щеки. Стараясь сохранять осанку, строгость движений, не поворачиваясь, Ульяна пошла к Сенатскому. Она молчаливо возвращалась в разваливающееся здание, так старательно укрепляемое ее десантниками. Возвращалась на свое место, к командованию. Среда остался около карты, чтобы еще раз глянуть на отважного десантника, проводить его взглядом до его отряда, и переглянуться Морганой. Последнее время они все чаще встречались взглядами – Дима не знал причину таких перемен, но, не сказать, что ему это не нравилось. А Ульяна уходила быстро, длинным командирским шагом. Догнать ее неспешно – задача практически невыполнимая, но Среда справился. Он остановил ее уже на втором этаже, единственным возможным способом, дернув за руку. Вирхова обернулась не сразу. Сперва она остановилась, кротко вздохнула и повернулась. Ее лицо было привычно-гранитным. Глаза были такие же, как и обычно. Проедающие и коричневые. Как настоящая восточная королева, она смотрела на всех свысока, во всех смыслах этого слова. –– А мне показалось, будто бы… – на мгновение смутился мужчина, отпуская ее руку. Он явно расстроился тому, что не увидел ее слез – Я просто дурак… –– Слишком самокритично, не находишь? – уже в привычке для себя, она подбила в пачке папиросу, склонилась и вцепилась в нее зубами, вытягивая. Чиркнула отрывными спичками и подкурила. – Не нужно говорить такого мне, я ведь знаю совершенно иное. А если я знаю совершенно иное, стало быть, ты мне просто лжешь. Не люблю ложь. –– На секунду мне показалось совершенно невероятное. – усмехнулся тот, как-то грустно искривив улыбку. – Я будто бы видел, как ты плачешь. –– Ты видишь в этом что-то недостойное меня? – спокойно развернулась она, продолжив движение. Она явно хотела этот разговор, а потому каждое слово выговаривала спокойно, медленно, чуть ли не по буквам. Вальяжно покуривала, без помощи рук. Их она держала в карманах, шуршала олимпийкой, когда ее пальцы сжимались в кулаки. – Или ты не видишь во мне человека с хоть сколько-нибудь похожими на человеческие чувствами? Брось, Среда, брось все эти херовые рассуждения о том, что я не могу, или не имею права быть в некоторые моменты сентиментальной, быть женственной. Ведь я все-таки, женщина. Во вторую, после командира, конечно, очередь, но… как факт, ведь. Ты видел то, что видел. То, что твой мозг опознал в моих движениях. И этому можно верить, это же не мужик в шторе, сидящий на облаках… – усмехнулась она. – Всего несколько миллиграмм воды и соли. –– О-о-о, в некоторые моменты, – Диму потянуло на философию. – Это бывает намного и намного больше значит. Просто, я не думал, что ты… –– Способна? – повернулась к нему она, словно прочитав его мысли. – Вот тебе небольшая загадка для рассуждения. Как думаешь, кто может быть более сильным характером: тот, кто с тупым взглядом и суровым видом отправляет своих людей на верную смерть, а затем, ничего не говоря, идет решать свои проблемы, или же тот, кто роняет по ним, скупые, но слезы, обращаясь в последний раз, как с родными? Для меня каждый из этих «тельняшек» – мой брат, мой родственник по духу. Невероятно тяжко отправлять их на верный убой, но это мой долг. И могу ли я за это чудовищное испытание обронить пару слез в награду? –– Каждый раз я думаю, что все уже знаю. – глубоко вдохнул тот, разведя руками. – И каждый раз я ошибаюсь в тебе. Буду откровенен. Ничего в тебе не говорит о том, что ты не жестяной прут. А тут такие открытия. Улыбнулась Ульяна будто Штирлиц из телефильма. В ее губах была зажата уже почти докуренная сигарета. Выдохнув носом, Вирхова вдруг достала ее и, затушив пальцами, выкинула в одно из немногих не заделанных мешками окошек. Точнее, оно было укреплено по периметру, все равно превращено в бойницу, но было шире тех щелок, что остались от прочих. Это было для одной цели – РПГ. В подвалах нашлись термобары. В меньшее окно таким не выстрелить, взлетит пол этажа. Они бахают так, что срывает крышу, вырывает из земли подвал. И не хватало только, чтобы такая «банка» ухнула в оконном проеме. Глянув на плавно плывущие по небу над столицей кучевые облака, Ульяна опустила взгляд на Универмаг. Его было хорошо видно. Зубцов на стене, как и ее фрагментов, уже не было, и картина была совершенной иной той, к которой она привыкла за годы службы в высшем аппарате армии. И только сейчас, в бою, в эту минуту затишья, чувствовала себя как никогда на месте. Это было ее призванием – передовая. Всю жизнь была на ней, и вот, очередное сражение, в сердце ее страны, ее бывшей Родины. Она не признавала правильным новый режим, все еще жила надежами и воспоминанием о прошлом. Была единственной той силой, что держала в узде новых обитателей старых кабинетов. Была столбом, на котором еще боятся клеить объявления о продаже гаражей и квартир. Но кто-то открывал на нее сезон охоты. Что ж, таинственный охотник точно выбрал не ту цель. Израненный зверь сам жаждал крови… –– Думаешь, мы делаем все правильно? –в который раз уже решил спросить Среда. Сейчас он ожидал максимально честного ответа. И не прогадал, но вот отвечать было не Ульяне. –– Вот сейчас и выясним… – та поднесла к глазу оптический прицел, поглядела на подъехавшую к Кремлю машину с белым флагом на крыше. – Оперативно пришел. Да и правильный флажок не забыл. В течение нескольких минут парочка из Среды и Вирховой переместилась всего на несколько десятков метров по этажу. Около солдатского привала, прямо в коридоре, стоял найденный старый самовар. Кто-то прикрутил к нему кирзовый сапог и качал его, чтобы сырое топливо получше разгоралось. Совсем рядом стояла Ульяна и мерно потягивала цейлонский чай из чашки, не забывая обязательно дуть на него, чтобы не обжог. Дима же, гипнотически, смотрел на то, как лихо один крепкий десантник качает кирзовый, практически не сгибаемый, сапог. Это было просто удивительно – грубая кожа легко поддавалась на такие провокации, и лучшего способа, пожалуй, было не найти. На мгновение мужчине даже показалось, что это он его качает взглядом, изучив шарлатанскую технику бесконтактного взаимодействия, а не крепкий мясистый мужик в тельняшке. А за стенкой был буквальный вой. В комнате бился в гитлеровских истериках невротичный старичок. На переговоры прибыл сам Громов с парой своих молчаливых амбалов, что были у дверей того кабинета, куда он зашел. Вирхова еще не видела его, только слышала и слушала, что он там кричал. На некоторое злобно усмехалась. Наконец, не выдержал Среда: –– Может быть мы таки уже угомоним его? –– Пусть еще чуть-чуть покричит. – попивая чай высказала та. – Сорвет горло и на меня уже точно не захочет повышать свой собачий голосок. Ведь я могу и не выдержать. А нельзя. Мир же смотрит, наверняка смотрит. Там Груз, а у того нервы, что можно алмазы резать. Ему он хоть сколько может слюной брюзжать. Мой дорогой товарищ даже рук с груди не разомкнет. И как у него только так получается? –– Он там минут семь уже командира требует. – поглядел на часы Среда, вдохнув, и оторвав наконец взгляд от сапога. – Мешает. –– Костин бы его уже давно нахер послал. – поразмыслила перед глотком та, снова подув в чай. – Тот морочить голову не будет. А я, да время хоть что ли потяну? Сам же нам и подарил, целых… – сверила она часы. – Восемь минут. Эх, век бы не видеть его рожи. Ладно, давай, пойдем. Все равно уже допила. Я возьму? –– Угощайтесь, товарищ генерал. – один из солдат протянул ей хрустальную вазу с президентскими запасами конфет. Та взяла одну «Коровку». Зубами развернув, она кинула фантик в пустую чашку и поставила ее на бруствер из мешков с обломками кремлевского гранита, кирпичей и бетона, ломанной штукатурки и песка. Накинув на плечи олимпийку, и с секунду подержав в руке свою винтовку Драгунова, она все же оставила ее на месте. Чтобы соблазна не было. На поясе же остался Стечкин в поношенной кобуре. Как подстраховка. –– Где ваш командир, я вас спрашиваю уже который раз!!! – слегка согнувшись и жестикулируя руками, пытался пробить непоколебимого Груза яростный мужичок в не самой опрятной генеральской форме. – Чего ты смотришь на меня тут уже десяток минут, чертов истукан? Ты так и будешь стоять, или хотя бы пальцем пошевелишь перед генералом?! Кто санкционировал ваше появление здесь?! Кого отправить на Колыму, к полярным медведям, а?! Кто. Твой. Командир. –– Я не имею правда распространять эту информацию по приказу моего командира. Каждое прошение о предоставлении вами информации о моем командире… – завел монотонную шарманку Груз. Он явно был в настроении и решил поиграть с истеричным генералом. – …является прямым нарушением субординации на этом объекте. Я прошу вас впредь не… –– Кто твой командир, солдат?!! – еще громче, уже до хрипа, спросил Громов. – Ты старше меня, а кретин такой! –– Я не имею права распространять эту информацию по приказу моего… –– Командир?! –– Я не имею права распространять эту информацию по приказу моего… –– Командира?! Кто он?! Сюда его быстро!!! –– Я не имею… –– Ох ты у меня получишь. – замотал головой тот. Он уже явно прибавил седины с этим невероятно стойким разведчиком. – Я же, бля, узнаю кто тебя сюда, идиота, поставил. Сейчас… Сейчас! Я вас всех узнаю. Все из армии полетите! Страшно?! Командир?! –– Я не имею права… –– Я его командир. – с короткой фразой в дверном проходе, позади Громова, появилась высокая фигура Вирховой. – Друг. Соратник. И названная сестра.