– Я предупреждал, что назад дороги нет. – А я и не хочу возвращаться назад. Я хочу новый характер. Не давая ему времени возразить, я затараторила: – Я бы хотела быть менее требовательной и более оптимистичной, относиться к людям великодушно, принимать их недостатки. А еще научиться общаться с другими, быть открытой новым знакомствам. Это поможет строить отношения с клиентами, убеждать их, делать так, чтобы к моим словам прислушивались… Я знаю, что это возможно! Есть куча людей, у которых это получается само собой. Он испытующе смотрел на меня. Я чувствовала себя букашкой под лупой ученого. И все же я выдержала этот взгляд. Прошло довольно много времени, прежде чем его низкий голос прорезал тишину: – Сядьте удобно и расслабьтесь. Я незаметно сунула руку в карман пиджака и нажала кнопку диктофона. 12 – Нет, я не говорила, что страх – главная проблема Сибиллы. Думаю, мы не поняли друг друга. Или вы меня совсем не слушали, Шарль? Катель еле заметно наклонилась к нему и улыбнулась той особенной улыбкой, которая могла убедить ни в чем не повинного человека подписать себе смертный приговор. Шарль запнулся и отвел взгляд. Катель наслаждалась эффектом. Однако он не отступал: – Но ведь собрание она провела, хотя вы уверяли, что не осмелится. Нужно было срочно сменить тему. – Шарль, дело не в этом. После нашего разговора я внимательно наблюдала за ней. То, что выглядело как страх, на самом деле оказалось проявлением навязчивого характера. – Навязчивого характера? – Именно. Она одержима какой-то ерундой, вечно зацикливается на никому не нужных мелочах. Поэтому все застыло на месте и нет развития. – Возможно, тут вы правы. – Я постоянно задаюсь вопросом… но решать, конечно, вам… Возможно ли вообще руководить командой и заниматься финансовыми вопросами с таким ограниченным кругозором? * * * Натан только что пообедал. На десерт он решил съесть кусок миндальной булки. Пока он поджаривался в тостере, наполняя кухню сладко-пряным ароматом, Натан вспомнил про вчерашнюю запись. Он никак не мог взять в толк, что это было. Спросить Сибиллу он бы не осмелился. Она ему полностью доверяла, и, если бы узнала, что он рылся в ее вещах, получилось бы, что он ее предал… Неизвестно, как бы она отреагировала. Тостер щелкнул – из него выскочила подрумяненная булочка. Натан сел за стол. Масло таяло, впитывалось в миндальное тесто, и запах становился просто одуряющим. Он откусил сразу половину. Божественно! Ему очень хотелось подняться в спальню, достать диктофон и проверить, не появилось ли там новой записи. Но он сомневался. Следить за своей девушкой? Каждый день рыться в ее вещах? Хотя сам он ничего не скрывал, ему бы не понравилось, поступи она таким образом. Хорошие отношения на обмане не построишь. «А вдруг она в опасности?» Он не понял ничего во вчерашней записи, но почувствовал в ней едва уловимую угрозу. Кто мог говорить такое? А главное – кому? И откуда у Сибиллы эта запись? Столько вопросов – и ни одного ответа. Натан встал, собираясь отрезать еще кусок булки. Пока он подрумянивался, ему пришло в голову, что речь не подслушана, а предназначалась специально для Сибиллы. Он как-то читал в газете, что в Соединенных Штатах люди покупали кассеты с лекциями известных учителей типа Дейла Карнеги или Наполеона Хилла и слушали, чтобы подбодрить себя и добиться успеха. Может, Сибилла тоже так делала? Может, благодаря этим записям ей удалось стать управляющей всего через месяц работы на судне? С другой стороны, как эти мрачные речи могли привести к успеху? Они больше походили на проклятье… И потом, повышение Сибиллы ни к чему хорошему не привело. Скорее наоборот. Тогда-то и начались проблемы. Даже их отношения с тех пор висели на волоске. Загадка… Возможно, Сибилла и правда была в опасности. Натан отхлебнул кофе. Слишком горячий. Он обжег язык. Если Сибилле что-то угрожает, надо держать руку на пульсе, чтобы вовремя вмешаться и помочь… Закончив с обедом, он поднялся в спальню. Диктофон лежал все там же, под стопкой полотенец. Натан промотал запись в начало и включил ее. Новый текст. Тот же замогильный голос. Молодой человек сел на кровать. Речь начиналась так же, как и предыдущая, – тот же тип предлагал расслабиться и называл черты характера своего собеседника. Потом была пауза, после которой точно так же, как в прошлый раз, прозвучала страшная фраза: – В глубине души, в самой глубине вашей души гнездится чудовищный страх, подспудная тревога… Пауза. – Страх оказаться человеком… недостойным любви. Натан судорожно сглотнул. – Выйдя отсюда, вы забудете эти слова, но тревога останется с вами навсегда. Она будет жить в недрах души, и вы будете делать все возможное, чтобы заглушить ее. 13 Я смотрела на город с самого верха холма Круа-Русс. Солнце висело высоко в небе, его лучи нежно золотили видневшиеся внизу крыши Старого города. Мне хотелось стать птицей и лететь над этим прекрасным пейзажем, ощущая свист ветра в ушах. Немного полюбовавшись видом, я поспешила к станции фуникулера. Перед этим я на секунду забежала домой и оставила там диктофон – слишком велико было искушение прийти на работу, запереться в кабинете и послушать запись. Предыдущую я даже не включала; более того, новую записала поверх нее. Я помнила, ради чего все это затевалось, – чтобы в случае проблем иметь под рукой доказательства. Но Оскар Фирмен больше не пугал меня, напротив, ореол таинственности делал его привлекательным в моих глазах. Он согласился выполнить мою просьбу и снова поменять характер. Так может поступить только открытый, расположенный к другим человек. В то утро я чувствовала себя гораздо лучше, чем накануне: так же полна сил, но настроена куда спокойнее и оптимистичнее. Я твердо знала, что справлюсь с ситуацией, и собиралась вплотную заняться командой, которой явно не хватало моего участия. Теперь я четко видела свои ошибки: сначала меня сковывали страхи, потом я попала в железные тиски принципов. Неудивительно, что я не могла действовать по своему усмотрению. По вагону шел нищий. Этот несчастный выглядел так жалко, что слезы на глаза наворачивались. Пассажиры изо всех сил делали вид, что не замечают его. Он был еще довольно далеко, когда я громко крикнула: – Держите, любезный! Я сделала это специально, чтобы остальные услышали и устыдились своего эгоизма. – Возьмите! Купите себе хороший сэндвич! Это пойдет вам на пользу. – Большое спасибо, м’дам. – Не стоит благодарности. Вам повезло, что в мире есть люди, знающие, что такое сочувствие. А уж вы-то его точно заслужили. Представляю, какая у вас тяжелая жизнь, но вы не сдаетесь, и это прекрасно! Я смотрела ему вслед, и меня распирало от гордости. Как благородно я поступила! Выйдя из фуникулера, я бодрым шагом направилась к набережной, размышляя о том, что сделаю на работе. На улице Лантерн рядом с пешеходным переходом я заметила слепого. – Идемте, любезнейший, перейдем вместе эту улицу, – сказала я, беря его под руку и помогая спуститься с тротуара на проезжую часть. – А шпага при вас? – спросил он, делая вид, что сильно встревожен. Мне не понравилось, что он передразнил мой слишком куртуазный язык. – Ну… вы же видите, что я шучу. – Не вижу. Зато слышу. Мы под руку перешли дорогу. – Подумать только, что за люди! – возмутилась я. – Столько народу прошло мимо и даже не заметили вас. Так, осторожно, сейчас немного вверх… Отлично, вы замечательно справляетесь! – Знаете, я уже тридцать четыре года перехожу улицу самостоятельно, так что…