— Планета. — И оборачивается вокруг Солнца за один год? — Так точно. — Но ведь есть и другие планеты? — Да. Вот как они называются: Меркурий, Венера, Марс, Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун и Плутон… Я перечислил их в том порядке, в каком они удалены от Солнца. Наша Земля находится между Венерой и Марсом. Планеты названы именами богов, которым поклонялись древние римляне. Вот прямо перед нами Венера, которой болгары дали два названия: Вечерница и Зорница. Нравится она тебе? — Очень. — Венера была богиней красоты. Дядя Владимир направил трубу левее: — А вот эта, красная, — планета Марс. Из-за ее кровавой окраски ученые дали ей древнее имя бога войны. — А как образовались они, все эти планеты? — Тут, Саша, есть много предположений, так называемых гипотез. Одна из них, например, утверждает, что планеты когда-то отделились от Солнца. Те, что отделились раньше, теперь находятся дальше. — Ой, и до сих пор светятся! — Планеты не светятся, а только отражают свет Солнца. Их поверхность уже остыла. Зеркало может светиться в темноте? — Не может. Это знает даже Ганчо Томов, хоть он и двоечник. — А если в темную комнату проникнет солнечный луч и попадет на зеркало? — Тогда на стене появится солнечный зайчик. — Правильно. Луч отразится — будет похоже, словно само зеркало светится. Немного помолчав, пока новые знания укладывались в моем мозгу, я спросил: — Дядя, а на других планетах есть жизнь? Дядя Владимир широко улыбнулся. Его белые зубы сверкнули отраженным лунным светом. — Это тоже из области предположений, — ответил он. — По мнению ученых, вероятнее всего существование жизни на Марсе. Возможно даже, что марсиане во многом похожи на нас, потому что условия жизни более или менее одинаковы. Я тотчас же сделал вывод: — Наверное, они там все время стреляют из ружей и пыряются ножами! — Ну почему же? — Ты же сам сказал, что Марс — бог войны… Дядя Владимир погладил меня по голове и тихо вздохнул: — Для такого разговора нам не хватило бы всей ночи. У меня много книг по этим вопросам. Если обещаешь не сажать на них жирных пятен, дам тебе почитать. Я пообещал с большой готовностью, потому что хотел как можно скорее разгадать секрет красной планеты. А дядя Владимир не из тех людей, которые говорят что-либо детям просто так, чтобы только отвязаться. Когда мы спустились, он дал мне несколько книжек. На обложках было напечатано: «Популярная научная библиотека». На следующее утро я взял книжки с собой в школу, но показал только Круму. Можно было не бояться, что он их запачкает, потому что привык тщательно вытирать руки о собственную рубашку. — Хочешь, прочитаем вместе? — спросил я его. — Нет, что ты! Их много! — испугался Крум. — Мама не велит мне переутомляться, а то похудею! Потом добавил, уже спокойнее: — Если очень настаиваешь, то потом можешь рассказать мне из этих книжек что-нибудь интересное. С того дня меня больше не видели на футбольном поле. Я читал, читал, читал и молчал. Сначала мама обрадовалась этой любви к науке, потому что целых две недели не приходилось пользоваться йодом и бинтом. Она даже хвалила меня: — Тот, кто учится, зря не мучится! Но когда я вторично пришел домой со стопкой книг под мышкой, она встревожилась: — Смотри, мой мальчик, не свихнись от такого чтения! Я торжественно пообещал ей не свихнуться и прочитал все до конца. Потом я начал переливать знания и в голову Крума — постепенно, по частям, чтобы он не переутомлялся. Но я, видимо, все-таки перестарался, потому что однажды вечером мы с ним чуть не погибли — еще до того, как принести какую-нибудь пользу человечеству. Мы возвращались домой с пионерского сбора. Надо сказать, что сборы эти не всегда бывают интересными. Начало затягивается чуть ли не на целый час, пионеры опаздывают, потому что одни слишком медленно едят, а другие плетутся, как их бабушки. Когда все наконец соберутся и начнется доклад, я уже до того устаю, что в сон клонит. И все мое внимание направлено не на докладчика, а на то, чтоб не клевать носом. Но на последнем сборе было не так. Нам читали доклад об атомной энергии. Мы поняли, какой полезной может быть для человечества эта энергия, если ее использовать в мирных целях, и как было бы страшно, если бы вдруг началась атомная война. — Я за мир! — заявил Крум по дороге домой. — Говорят, что только в мирное время можно питаться нормально. Мы поговорили и о том, как быстро будут передвигаться космические корабли. Я высказал предположение, что они вряд ли будут заправляться бензином. Только атомная энергия помогла бы полететь на другие планеты, и прежде всего на Марс, где, может быть, живут люди. Я даже попытался объяснить Круму, как, по-моему, выглядят марсианские жители. — Хорошо говоришь! — похвалил меня друг. — Если бы я хоть три года ломал над этим голову, то все равно до такого не додумался бы! Вдруг возле молочного магазина на нас наехал велосипедист. Мы не заметили его вовремя, потому что увлеклись разговором. Я не успел посторониться, и он толкнул меня в плечо. От этого удара моя связь с землей была прервана, и я полетел, как акробат, к ближайшему тротуару. Но, в отличие от акробатов, которые всегда приземляются на ноги, я коснулся точки приземления непосредственно головой. Мне пришлось закрыть глаза, потому что голова у меня шла кругом. Когда я открыл их снова, в комнате было почти темно. Светился только ночник. Мама, папа, бабушка, дедушка, дядя Владимир и какой-то человек в очках пристально смотрели на меня. — Добрый вечер! — поприветствовал их я. — Извините, больше не буду приходить так поздно. — Ой, заговорил! — радостно воскликнула мама, в других случаях настаивавшая на том, чтобы я молчал. — Да-да, — с облегчением вздохнул и папа. — Головы всех членов нашей семьи отличаются высокой прочностью! Я потрогал голову и с удивлением обнаружил, что вся она обмотана бинтами. — Ему следует поменьше двигаться, — сказал человек в очках, и я сразу догадался, что это врач. — Если боль усилится или поднимется температура, вызовите меня. Я сделаю ему еще один укол. «Вот оно что! — подумал я. — Он воспользовался общей суматохой и успел меня продырявить!» Но я ничего не сказал. Только потом, когда он собрался уходить, я вежливо улыбнулся, как меня учила мама. Настало время уходить и еще троим. Перед уходом дедушка сказал, что я родился в рубашке, и, довольный, пригладил усы. Дядя Владимир встряхнул своей львиной шевелюрой и заметил, что в своей повязке я похож на готового к полету космонавта в шлеме. Позже я убедился в том, что он многое предвидел. А бабушка добавила: — Благодарение тебе, матерь божья, что ты избавила нашего мальчика от худшего несчастья! И стала креститься. Я спросил о самочувствии Крума и велосипедиста. Меня успокоили, сказав, что изо всей троицы разукрасился один я, других пострадавших нет. Я улыбнулся: — Тогда спокойной ночи. Поужинаю завтра утром, потому что сейчас мне есть что-то не хочется. Мама не стала возражать и погладила меня по бинтам. Удивительная произошла в ней перемена: ведь в другой раз она бы меня крепко отчитала, если бы я отказался ужинать! Глава III. Космический корабль «Искор-1» С улицы донесся пронзительный свист. Это был наш с Крумом сигнал. Я быстро поднялся и стал искать свои домашние тапочки. Одну нашел под большим креслом рядом с камином, а другую — за книжной полкой. На улице мой друг продолжал свистеть нетерпеливо и настойчиво, словно давал сигнал тревоги. Иду, иду — крикнул я, чтобы прекратить его музыкальной опыты. Когда я выскочил на балкон, внизу никого не было. Наша соседка, тетя Пиронкова, только что скрылась в окне третьего этажа с пустым тазом в руках. Я успел увидеть, как сверкнул солнечный луч, отразившись от медной поверхности таза. Ага, значит, она выплеснула что-то на тротуар, поэтому Крум предпочел спрятаться в укрытие. Выждав немного, пока окончательно миновала опасность, я тихо дал о себе знать: — Я здесь! Из-под балкона высунулась большая голова с короткими острыми волосами, похожими на иголки. — Что ж ты не вышел сразу? — спросила голова, осторожно озираясь. — Из-за тебя я чуть не превратился в мокрую курицу!