— Пожалуйста, прошу, — кивнула нам Хлея. — Ради твоего удовольствия! — сказал я; раскрыв щипцы, взял таблетки и геройски проглотил их. Мое рыцарское чувство взяло верх над мальчишеским желанием щелкнуть ее по миловидному носику. — А ты? — повернулась обладательница носика к Круму. Он протянул пальцы, потом осознал, что это неприлично, и тоже воспользовался щипцами. Его задача была намного труднее — таблеток было шесть. Отделив одну из самых маленьких, Крум любезно предложил мне: — Глотни и ты «кусочек торта»! Боюсь объесться… — Вот это друг! — восхитилась Хлея. — В самом деле, и Саше нужен десерт. Она тут же выдала мне две желтых пилюльки. Тут произошло такое, чего никто из землян не может себе даже представить: я почувствовал, что голод мой прошел, а во рту стало так сладко, как будто я жевал настоящий торт со сливочным маслом и сахарным кремом! Крум тоже воодушевился. — Слушай, — сказал он, — вот так фокус! — И довольно похлопал себя по животу. — Никакой это не фокус! — воспротивилась Хлея. И она рассказала удивительную и грустную историю. Сотни тысяч лет назад Марс был красив, как Земля: были здесь и синие моря, и зеленые деревья, и бесчисленные животные всяческих видов. Эти животные питались очень хорошо, да и люди от них не отставали, потому что были не глупее их. Но маленькие пустыни начали разрастаться, душить сначала травы и цветы, потом кусты и деревья, иссушать воду. В конце концов окислились в одну сплошную пустыню — величиной во всю поверхность Марса. К сожалению, к этому приложили руку и сами жители планеты. Они наделали атомных бомб и начали взрывать их где попало. Отравили и сожгли всю почву. Не имея корма, травоядные взяли да и вымерли. За ними вымерли и хищники. Сами марсиане выжили потому лишь, что научились делать эти замечательные таблетки. Лучшие мастера-кулинары изготавливают их в больших химических лабораториях. Поскольку жевать стало нечего, зубы марсианам оказались не нужны и с течением веков исчезли. А с ними ушли в прошлое и торжественные обеды, ужины, вечера, приемы, потому что стали очень краткими и неинтересными. — Вот и все, — закончила свой печальный рассказ Хлея. Я решил ее успокоить: — На нашей Земле натуральные продукты в изобилии. И все же встречаются люди, не всегда этим довольные. Такой человек, например, мой папа. Когда мы идем в воскресный день на экскурсию, он с трудом плетется, пыхтит, как паровоз, под тяжестью рюкзака и сумок, обливается потом и бормочет: «Ох, когда же я опять буду на своем рабочем месте, чтобы хоть немножко отдохнуть от этого груза!» Если бы у нас были ваши таблетки, мы могли бы носить их в коробочках из-под аспирина, а папа был бы очень рад и восклицал бы: «Вот это да!» Хлея не все поняла. Девочки вообще обладают странной способностью понимать лишь половину чего-то. Пока вы им разъясните вторую половину, они забудут первую, и вы добьетесь цели не более чем на пятьдесят процентов. Зато у них есть другое свойство — мило и подкупающе улыбаться. Мы учили по истории, что несколько таких улыбок могут покорить целые государства, — как же тут устоять сердцам благородных космонавтов! Я спросил: — А все девочки на Марсе такие, как ты? Наша хозяйка подняла свои тонкие брови и ответила вопросом на вопрос: — Как это — как я? — Ну так… с длинными волосами, с блестящими ногтями, нежным носиком, здоровыми зубами без единой пломбы… — Нет, Саша, не все, — печально ответила Хлея, — просто я очень дурна собой. На Земле, слышал я, женщины тоже говорят: «Ох, как я плохо выгляжу!» Этим они напрашиваются на комплимент. Обычно им галантно возражают: «Плохо выглядите? Что вы! Ах, какая остроумная шутка! Да вы с каждым днем становитесь все моложе и красивее!» Вот их цель и достигнута — напросятся в кино или на танцы. Даже досада берет: сами отлично знают, где расположены кинотеатры и танцплощадки, так нет же, им обязательно надо, чтобы кто-то их туда повел!.. Как-то у мамы был день рождения. Возник вопрос, кто написал «Одиссею». Одна гостья, дама лет тридцати, сказала, что это ясно из самого названия книги, но потом выяснилось, что автором был не Одиссей, а его приятель, Гомер. Тогда гостья вытаращилась, как кот на пылесос, и закричала: «Ах, какая я глупая!» Пока другие мужчины думали, как ей возразить, я нашелся: «Ничего, товарищ Тричкова, есть и поглупее вас, только скрывают!..» Пришлось мне потом провести два часа в чулане, чтобы немного поумнеть. Так было на Земле. Но Марс не Земля, да и Хлея не такая старая, как та наша гостья. Внешне она всем была хороша и без пудры, и без помады, и без всего прочего. Поэтому ей я возразил: — Может быть, ты найдешь меня плохо воспитанным, но, вопреки твоим словам, должен заметить, что ты нисколько не дурна, а очень даже красива! Дурны собой марсиане, встречавшие нас на космодроме. — Как, и папа? — вызывающе спросила Хлея. Я читал в учебнике по истории, что, когда надо было переходить через реку под названием Рубикон, Юлий Цезарь сказал: «Жребий брошен, и пути назад нет!» Этим подчеркивались его смелость и решительность. Я не Юлий Цезарь, а Саша Александров, но в смелости и решительности не уступлю Цезарю. Поэтому я выпятил грудь и ответил: — Твой папа — учтивый человек, милый и симпатичный, но нельзя сказать, что внешне он очень красив. Чего стоит эта громадная голая голова! И этот острый нос! А где его зубы? Небось, когда был маленьким, все время грыз ими косточки да орехи? Задал я и другие смелые вопросы, надеясь вписать свое имя в историю. Подумал, что Хлея рассердится, но она не рассердилась. Только взглянула на меня каким-то особым взглядом, принесла альбом в нейлоновой обложке и развернула на столе. Альбом был с цветными картинками. На первой виднелась косматая голова на толстой и сильной шее. Лоб был низкий, приплюснутый, а нижняя челюсть — крупная и выдвинутая вперед. Изо рта торчали два ряда крепких желтых зубов. — Кто это, по-вашему? — спросила Хлея. — Горилла! — сразу сказал Крум. Я, знающий больше, чем он, добавил: — От нее произошли люди на Земле. — И марсиане тоже, — улыбнулась Хлея. На второй картинке был изображен кто-то похожий, но менее страшный. Лоб был мал, но не приплюснут, словно от удара молотом. Оскаленная челюсть не так воинственно выпячивалась вперед. — Первобытный человек, — сказал Крум. — Неандерталец! — определил я более точно. На третьей странице встретилась современная физиономия. Описывать ее считаю лишним — взгляните в любое зеркало. — Хм! — сказал Крум. — Красота! — восхитился я. — Лоб нормальный, челюсти нормальные. Все в порядке! На Земле несколько миллиардов таких экземпляров, а здесь только мы втроем. Хлея перевернула страницу. Перед нами появился марсианин — голова, как тыква, рот, как бабочка, нижней челюсти совсем нет! — Хм! — сказал Крум, как и прежде. Чего ты хмыкаешь, глупый толстяк? И что это Хлея на меня так смотрит? Попытался узнать. Она стала еще любезнее и сказала мне нечто такое, что меня огорчило: — Жизнь на Земле и на Марсе развивалась одним и тем же способом, потому что условия были совершенно одинаковы. Но на Марсе, который дальше от Солнца, жизнь началась раньше. Когда двое пойдут по одному и тому же пути с одинаковой скоростью, но один выйдет раньше, кто первым достигнет цели? — Тот, кто вышел раньше, — сказал я с досадой. И вот тогда Хлея мне выдала: — Не кажется ли тебе, дорогой Саша, что по форме своих голов и лиц мы находимся где-то посредине между первобытными людьми и марсианами? И такое же впечатление, какое на нас производят эти обезьяньи рожи, мы производим на марсиан… Крум вздохнул: — Ничего себе, умеет делать заключения! Я выпил еще стакан воды, чтобы успокоиться. Вошел профессор: — Как себя чувствуете, милые мальчики? Мы ответили, что чувствуем себя хорошо, что благодарим за гостеприимство и что ужин был очень вкусным, а главное — питательным. — Но вы уже устали, не правда ли? Мы не стали этого отрицать. Хлея певучим голосом пожелала нам спокойной ночи, а ее отец проводил в предназначенную для нас комнату. Комната была совершенно пуста, но это продолжалось недолго. Профессор стал нажимать разные кнопки на стенах, и оттуда выскакивала мебель. Скоро комната превратилась в хорошую спальню, мало чем отличающуюся от спален земных ребят. На кроватях были сложены пижамы из легкой и мягкой ткани, в гардеробе висели свободные плечики. Впрочем, этими плечиками мы с Крумом никогда не пользуемся, потому что привыкли оставлять одежду на спинках стульев. — Спите спокойно, — сказал Фил Фел. Потом несколько таинственно добавил: — Надеюсь, ночь пройдет без неприятностей… После его ухода мы с Крумом поразмыслили над этими словами, но так и не поняли их смысла. — Спокойной ночи! — промолвил я. — Спокойной ночи, — пробормотал Крум. Через десять секунд он заснул, а еще через десять — стал поворачиваться и свалился на пол. В космическом корабле он привык к невесомости, а здесь на нее уже нельзя было рассчитывать. Но он так и не проснулся. Я решил не трогать его и оставил спать на ковре, толстом и удобном, как настоящий матрац. Глава VIII. Двойник дяди Владимира