Я сказала Ру, что больше не буду играть с ней в игры, и на этом успокоилась. Я хотела сохранить свои секреты, сохранить ту маленькую, милую жизнь, которую я так любила, но цена, запрошенная Ру, оказалась слишком высока. Она сделала ставкой Шарлотту. Я не могла принять такие условия, и после того как спасла ей жизнь, поняла, что если я ради победы опущусь на её уровень, то разрушу ту самую жизнь, за которую пытаюсь бороться. Поэтому я самоустранилась. Прекратила общение с Тигом, не стала ничего выяснять у Мэдди, не стала копаться в прошлом Ру. Я думала, что правильно поняла обстоятельства. Я была готова и ждала, широко раскрыв глаза, куда она выстрелит. Я не ожидала, что она прицелится в Шарлотту. Моё тело ставило чайник, ходило в кладовку за мёдом, но внутри него по позвоночнику бежала дикая, чёрная, обжигающе холодная ярость. Я хотела отмотать время назад, вернуться туда, где жизнь Ру была в моих руках, и не лезть в чёртову пробоину. Подождать пять минут, пока пурпурные ласты перестанут дёргаться и застынут. Но я не должна была об этом думать. Мне нужно было заботиться о Шарлотте, обнимать её дрожащее тело, укладывать в постель. Убеждать её, что она чудесная, замечательная, что она достойна любви, и слушать, как она продирается сквозь воспоминания о своей семейной жизни, пытаясь понять, в чём её вина, чтобы это исправить. Хорошо бы, если бы она могла мне выговориться — я готова была сидеть с ней рядом всю ночь. Но она была беременна, и её организму не хватало резервов. К десяти часам её шатало от усталости, но пойти в комнату и лечь на кровать, где спала с мужем, она не могла. Руби задремала перед телевизором. Я взяла её на руки, довела Шар до детской. Она легла с дочерью на так называемой «квовати пвинцессы» — большом ложе под белым балдахином. Я выключила свет, придвинула к кровати стул, чтобы сидеть рядом и гладить Шар по волосам. Когда сон наконец её сморил, я засмотрелась на новые рисунки Руби, развешанные в ряд под ночником. Палки, огуречики, каракули, под каждым шедевром — комментарии Руби, выведенные рукой Шар. Мы с мамочкой, если бы я была русалкой, а мамочка нет. Волшебный кот, он съел такое яблоко. Папа стоит на спине единорога и танцует. Я сжала зубы. Любой уважающий себя единорог сбросил бы к чёртовой матери Филлипа Бакстера. Я сидела рядом, пока Шар не затихла, как бедная измученная Руби. Тогда я спустилась вниз, достала из сумки телефон. Я уже знала, что увижу сообщение от Ру. И увидела. 220 тысяч. На адвоката по разводам тебе хватит. Прямолинейнее, чем я ожидала. Я ожидала язвительного намёка или, может быть, просто беззаботного «Увидимся в понедельник». Но она решила вести переговоры. Она понимала — то, что она сделала, может завести меня слишком далеко. Так и вышло. Я была на грани, о которой даже не подозревала. Сейчас я уже не могла думать о Луке и о любой другой причине, по которой земля должна носить Анжелику Ру. У меня было на что ставить. Мэдди безо всякого шантажа подарила мне новую игральную карту. Сиэтл, сказала она. Ру слишком быстро сделала свой ход. Если бы она совершила это в воскресенье, а лучше даже утром понедельника… Но она дала мне время поразмыслить, и с Божьей помощью я собиралась обратить это время против неё. Довести её проклятую игру до конца. Я прошла в светлую бело-голубую кухню Шар, села за стол, встроенный в кухонный уголок. Мой кабинет — так называла кухню Шар. Вновь посмотрела на сообщение Ру. Тот факт, что она начала вести переговоры, доказывал — она понимала, что я близка к срыву, не смогу просто согласиться. Я начну врать. Она это знала. Наконец я ответила: 150. Разводы нынче дороги. Должно быть, телефон был у неё под боком, потому что она мгновенно ответила: 200. Последнее слово. Хоть одним пенни меньше, и я потеряю интерес. У Шар оставалось сорок тысяч, но цифры не имели значения. Я решила, что отправлю Ру в ад, прежде чем она увидит хоть десять центов. Я подождала, будто раздумываю. Не отрываясь, смотрела на время, пока не прошло три минуты. Потом написала: Ладно. Увидимся в понедельник. Днём. Хорошая девочка, ответила она. Вот и всё. Ни слова о Шарлотте. Ничего личного. Никаких подначек. Довольно умно с её стороны, но всё же недостаточно умно. Чёрт бы побрал её щедрое предложение. Её скидки на шантаж. Она ударила меня в слабое место, и я собиралась ударить её в ответ. Как можно больнее. Я подождала, пока загрузится старый компьютер, про себя поблагодарила Мэдди за импульсивный характер и болтливый язык. Ру не думала, что я смогу узнать о её прошлом до понедельника. Но она не подозревала, что я знаю про Сиэтл. Я представляла себе, что именно ищу — она проговорилась в «Рози Б». Она убегала от мужчины. Может быть, мужа, может быть, отца Луки, этого я точно сказать не могла. Но могла сказать, что он опасен и что я отчаянно хочу найти этого человека, так жестоко её избившего. Этот человек был заряженным оружием, и я готова была нацелить его на Ру. Пусть случится то, что случится. Может быть, он её убьёт. Я надеялась, что он её убьёт. Если он это сделает — окажется в тюрьме, и тогда Лука будет в безопасности. Подумав о мальчике, я немного успокоилась. Кем бы ни был этот человек, он явно представлял опасность для Луки. Нужно было убрать мальчика с его пути. Может быть, этот мужчина вообще не имел к Луке никакого отношения. Как бы то ни было, я должна была покончить с догадками, заняться поисками, а потом, когда успокоюсь, решить, как лучше применить усвоенную информацию. Я стала вбивать в гугл критерии поиска. Пропал. Подросток. Мальчик. Сиэтл. Спор об опеке. Нашла сайт городского департамента, куда выкладывались данные пропавших детей. Страниц с крошечными фотографиями юных лиц были тысячи и тысячи, даже если выбрать только Вашингтон. Это остановило меня, моё сердце сжалось. Каждый пропавший ребёнок был кем-то любим. Я постаралась сузить критерии поиска до Сиэтла, но сайт был сделан коряво и без учёта здравого смысла. Я так и не поняла, как выбрать конкретный город, поэтому вновь вернулась к гуглу, попутно размышляя. Я помнила точный день, когда Ру встретилась с Тигом, но меня мучило искушение у него уточнить. Было так просто — может быть, слишком просто — заблокировать его номер. Так же просто было бы вновь его разблокировать. Я покачала головой. Я знала дату. Добавила в поисковую строку, но это не помогло. Попробовала сформулировать запрос по-другому, и он вывел меня на страницу национальной базы данных. Её вела некоммерческая организация, и пользоваться ей было значительно проще. У них даже была страница «Объявления о пропавших детях». Я выбрала Вашингтон, и результат оказался куда более вразумительным. На меня смотрела сотня детских лиц. В отдельном поле можно было ещё больше сузить критерии, и я выбрала в графе «пол» — «мужской», в графе «возраст» — «12–17». Страница медленно загружалась, старый компьютер громко ворчал. Когда она наконец открылась, мне предстало всего двенадцать фотографий. И с третьей на меня смотрел Лука. Невозможно было не узнать этот точёный подбородок, эти скулы, даже несмотря на то, что на фото он был блондином. Сердце заколотилось сильнее. Я сглотнула, нажала на фото, и открылась его страница. Первое, что я заметила — дату рождения. Я ошиблась насчёт его возраста. Луке было не шестнадцать. Ему было четырнадцать. Почти на год моложе Мэдди. Я ощутила, как кровь прилила к щекам. Ру позволила ему водить красный кабриолет. Он возил мою девочку в школу, этот ребёнок, которому было слишком рано даже сдавать на права. Информации было мало. Я узнала только, что настоящее имя Луки — Эзра Уилер. Он пропал больше месяца назад. Увидела обрезанное фото Ру. Она отвернулась от камеры, её волосы тоже были светлыми, но я её узнала. Профиль, силуэт. Фото было в разделе «С кем видели в последний раз». Под ним стояло предупреждение, что эта женщина может представлять опасность. «Будьте осторожны», советовала страница. Всем, видевшим их, следовало позвонить по номеру 1800 и сообщить. Этого я делать не стала. Мне не хотелось разговаривать с представителем сайта и уж тем более — с полицейским. Я вернулась к гуглу, вбила настоящее имя и дату рождения Луки. Подумав, добавила «Сиэтл» и «пропал». Первое, что мне открылось — сайт под названием bringezrahome.blogspot.com[22]. Руки сами собой схватились за сердце. Оно колотилось в моей груди так сильно и громко, что казалось, лишь моя ладонь в силах его удержать. Меня бросало в жар. Я оказалась права. Это был спор об опеке. Здесь, на этой странице, я могла обнаружить того человека. Может быть, того, кто так жестоко избил Ру. Может быть, отца Луки. Что, если я открыла портал в ад? Ей? Не проблема. Но надо было подумать и о Луке. Страница наконец загрузилась. Вверху стояло школьное фото Луки. В пушистом облаке мягких, светлых волос его лицо казалось гораздо моложе. То ли раньше они вились, то ли на них повлияла краска. Линии его лица тоже были мягче. Трудно было понять, сколько ему здесь лет. Он казался совсем ребёнком. Я прокрутила страницу вниз и не сразу поняла, что предстало моим глазам. ВЫ НЕ ВИДЕЛИ ЭЗРУ? — вопрошал гигантский заголовок. Под ним по три в ряд стояли фотографии Луки. На велосипеде. С рыжим котом в руках. Третья фотография вызвала моё полнейшее недоумение. На ней Лука обнимал женщину средних лет. Пушистый боб её волос был в точности того же оттенка, что и у Луки, так что они сливались. Женщина была полной, круглощёкой, но у неё был такой же чувственный рот. Такие же глубоко посаженные серьёзные глаза. Я с трудом поняла, что значит текст под фото. Это было письмо, душераздирающая мольба. Мольба матери. Потерявшей сына матери. Никакого мужчины на фото вообще не было. Внизу стоял номер с кодом 206. Эта женщина была матерью Луки. Нет, матерью Эзры. Её звали Фейт Уилер. Я встала из-за стола. — Кто ты? — спросила я Ру, поражённая — слова вырвались сами собой. — Кто ты, чёрт возьми? Достала телефон, дрожащими руками набрала номер. Дозвонилась со второй попытки. — Да? — прошептал встревоженный женский голос. Судя по всему, я разбудила женщину, хотя в Сиэтле было ещё не так поздно. — Да? — повторила она, и, когда я не смогла выдавить из себя ни слова, она спросила: — Эзра? — с такой отчаянной надеждой, что вывела меня из оцепенения. — Эзра, это ты? — Нет, — сказала я тихо и хрипло. — Меня зовут Эми Уэй. — Но вы позвонили по этому номеру. Вы его видели? С ним всё в порядке? — Вы его мать? — спросила я, потому что это не укладывалось у меня в голове. Какое отношение имела эта женщина к Ру? — В смысле… вы его единственная мать? — Да, я… подождите, что? — в её голосе зазвучало недоверие. — Что вы имеете в виду? Разумеется, единственная. Вы знаете, где он? Я поднялась и резкими шагами направилась к двери. Казалось, меня тянут за ниточки, как марионетку. — Он с женщиной, фото которой на сайте. Опасной женщиной. Я думала, она — его мать. Я услышала, как она шумно выдохнула, будто её с силой ударили в грудь. Я уже стояла у входной двери дома Шар, готовая выйти в ночь. — Нет. Нет, она не его мать. Где он? — её голос был таким отчаянным. — Пенсакола, штат Флорида, — ответила я. Тихо закрыла за собой дверь, надеясь, что Шар не проснётся. Мне нужно было добраться до дома Ру. Убедиться, что во дворе стоит красная машина. Что она своим ужасающим чутьём не уловила чего-нибудь в моём сообщении. Не забрала Луку и не скрылась. Женщина разразилась шумными, лающими рыданиями. Пыталась что-то сказать сквозь них, но я с трудом понимала. — Он всё ещё там? Он в порядке? Он с Рози? — Да, — сказала я, не уверенная, на какой вопрос отвечаю. Может быть, сразу на все три, если Ру в Сиэтле звали Рози. Я бежала мимо дома Лизы Фентон, и красная машина на парковке Ру уже показалась. Я замерла, не зная, что делать дальше. Она украла его. Ру украла ребёнка этой женщины. — Господи, эта сука, эта сука… Она очень опасна. Будьте осторожны. — Может, позвонить в полицию? — спросила я. В домике Спрайта свет уже выключили, ни луча не пробивалось из-под уродливого серого одеяла, которым завесили панорамное окно. — Не надо! Позвольте мне. Этот номер только для Эзры, я позвоню в полицию с другого, — сказала Фейт Уилер. Её рыдания утихли, но слова наслаивались одно на другое. — Я на связи с детективом. Моррисом. Он хороший. Он никогда не подводил. Он может позвонить местным полицейским, чтобы они были осторожнее. Чтобы они знали, что мой ребёнок с ней. Моррис велел мне звонить ему, а не 911. Я просто хочу, чтобы Эзра был в безопасности. Она ужасный человек. Я не хочу, чтобы Эзре было плохо. Где они? Я назвала ей адрес и метнулась к парковке, мимо тёмного дома. Понимая и в то же время не понимая. Господи, я не хотела ничего понимать, но ноги сами несли меня к высокому забору. Пальцы сами тянули задвижку. — Они дома, — прошептала я. — Машина здесь. Она не ответила. Несколько секунд спустя я услышала, как она говорит с кем-то ещё — видимо, с детективом по другому телефону. Я дошла до окна спальни. Я знала, где оно. На окнах не висело ни штор, ни занавесок. Свет не горел, но окно чуть заметно сияло. Я прошла по тропинке мимо высоких азалий. Заглянула. В спальне была Ру. И Лука. Он стоял к ней в профиль, и на нём были лишь пижамные штаны. Голая, бледная грудь блестела в слабом сиянии свечей. На Ру было надето ещё меньше — только бюстгальтер. Она положила руки ему на плечи, он — на её обнаженные бёдра. Она толкала его ниже и ниже, пока он не опустился перед ней на колени, потом обвила ногой его плечо, положила руку ему на голову, крепко прижала. Я рванула прочь так резко, что кусты зашуршали, и рухнула на колени. Я всё видела. Я не могла сказать себе, что не видела ничего. В голове всплыли слова Ру. Мальчики чудесные, сказала она, когда я упрекнула её в ненависти к мужчинам. Вспомнила, как она трогала Оливера, поглаживала его грудку и бёдра, когда он проснулся и заплакал, и это его успокоило. Мне стало ещё противнее при мысли о том, что она касалась моего малыша. Я знаю, как их уложить, сказала она, и от этого воспоминания меня затошнило. Я не поняла её. Я совсем не поняла, в чём суть её игры.