— Я лучше умру! Правда! — Нет, не умрёшь. Рассказывай. Она опустила глаза, принялась рассматривать свои руки. — Мы с ним поспорили. Он спросил, был ли у меня когда-нибудь… ну, ты понимаешь. — Секс? — спросила я. — Нет. Господи! Испытывала ли я… — Оргазм, — закончила я. — Фу! Не говори это слово! — она отодвинулась в сторону, прижалась спиной к цепочке качелей. — Мэдди, если ты не можешь даже слышать слово «оргазм», ты ни с кем его не испытаешь. Её лицо из пунцового стало багровым, на лбу выступили капли пота. — О Господи! Я сказала ему, что нет, ни разу не испытывала, и мы поспорили. Он сказал, что может это устроить. Что это легко, что он своей девушке всегда так делает. Я сказала, что ничего у него не выйдет, и мы просто… не знаю. Господи! — она закрыла лицо руками. — Ладно, ладно, — я постаралась её успокоить. — Ты просто проявила любопытство. Это нормально. И тебе нравится этот мальчик. Но если вы будете играть в подобные игры, он понравится тебе ещё больше, а тебе это не нужно. Он не испытывает к тебе чувств, кроме дружеских, и может сильно тебя ранить. К тому же это большой, огромный шаг к сексу, к которому ты пока совершенно не готова. — Это ещё почему? — она вскинула подбородок. — Потому что тебе пятнадцать. И потому что ты не можешь слышать слово «оргазм». — Господи, хватит! — вскричала она, чем лишний раз подтвердила мои слова. Я ослабила хватку. — Это единственный раз, когда вы спорили? — спросила я осторожно. — Или было что-то ещё? Я видела, как она хочет соврать, взвешивает свои ставки. В конце концов она посмотрела мне прямо в глаза. — Мы раньше спорили. Но не на такое… Это было самое… — она была не в силах продолжать. — Он просил тебя сделать для него что-то подобное? Она уверенно встряхнула головой. — Мы просто спорили, вот и всё. Обычно про что-нибудь другое, — сказала она, и я ей поверила. — Он не такой. Он не будет изменять своей девушке. Я видела, что она говорит правду. Вплоть до последней фразы. В конце она соврала, причём самой себе. — Как ты думаешь, его девушка расстроилась бы, узнав про эту игру? — спросила я, и кровь прилила к её лицу с новой силой. — Если бы ты была его девушкой, ты бы хотела, чтобы он играл в такую игру с твоей подругой Шеннон? Она покачала головой, умоляюще посмотрела на меня из-под ресниц. — Ты же не расскажешь папе? Вот он, мой выбор. Я могла ей соврать. Пообещать ничего не говорить Дэвису в обмен на настоящее имя Луки или название города, где живёт его девушка, и дело сделано. Ру убегала, чтобы Лука остался с ней. Она, сама того не желая, доказала это в баре «Рози Б». Я знала временные сроки, и, добавив к ним возраст, описание внешности Луки и город, что-нибудь нашла бы в Интернете. Может быть, сводки «Эмбер алерт»[21] или объявление о пропаже, «Вы видели этого мальчика?» Я могла вновь включиться в игру. Разблокировать номер Тига, дать себе шанс на новую жизнь. Я сжала губы, дождалась, пока волна схлынет. Я вышла из игры и не собиралась больше играть ни с кем. Ни с Ру. Ни с Тигом и своей семейной жизнью. Ни уж тем более с Мэдди. Ей, судя по всему, тоже было достаточно игр. — Я уже ему рассказала, — призналась я. Её глаза наполнились слезами, она зажала руками рот. — Но без подробностей, конечно. Папы не хотят знать таких подробностей о своих девочках. Я сказала только, что Лука ведёт себя немного развязно — ребёнок от этого не появится, но всё-таки за вами надо получше приглядывать. Вот и всё. Она опустила руки. — Правда всё? Честное слово? — Правда, — подтвердила я и отпустила этот рычаг воздействия. Назад дороги не было. Я окончательно и бесповоротно вышла из игры. — Мы можем больше никогда об этом не говорить? Я рассмеялась. — Прости, детка, но нам придётся ещё не раз говорить о сексе и о выборе, который тебе предстоит сделать, — мне хотелось узнать, выиграл ли Лука спор, но я не знала, как спросить, и это было уж точно не моё дело. Но если выиграл, нужно ли было поговорить с ней об этом? — Надеюсь, твои чувства к Луке останутся дружескими. Она печально улыбнулась. — Это неважно. Он скоро отсюда уедет. Он рассказал ей о своих планах. Может быть, даже предложил этот спор, потому что Мэдди нравилась ему больше, чем он думал. Для большинства мальчишек его возраста девушка, живущая в другом штате, пусть даже взрослая и с идеальной фигурой, была недостаточной преградой между ним и классной девчонкой совсем рядом. — Жалко, — сказала я. — Я знаю, ты будешь скучать. — Да, но ему там будет лучше. Он говорит, что вернётся в школу, к своим увлечениям. В Сиэтле он играл в баскетбол и… — она осеклась, поняв, что случайно назвала город. Он, очевидно, сказал ей, что это секрет. Я ничего не спрашивала, но эта девочка, которую я любила, сама раскрыла мне карты. Я не собиралась пользоваться её оплошностью. Не собиралась. Но я не могла избавиться от мысли о том, что ещё он ей рассказал. Где работает его мать? Может быть. Лука же не знал, что я у неё на крючке. Во всяком случае, Мэдди не узнала, что меня шантажируют. Я хотела спросить, надавить, вытянуть. Но заставила себя успокоиться, как Ру, и желание улеглось. — Я хочу есть, — сказала я, сделав вид, что не заметила её случайно вырвавшихся слов. — Поможешь папе вынести еду на улицу? — Конечно, — ответила Мэдди, радуясь, что разговор закончился. Спрыгнула с качелей, и я пошла вслед за ней. Ужин, с точки зрения стороннего наблюдателя, не представлял собой ничего особенного. Мы сидели на улице за столиком для пикника и набивали живот горячей едой. В паузах между рыбой и мясом я успевала кормить Оливера сладкой картошкой и отрывать кусочки булки, чтобы он мог жевать. Мы обсуждали планы на осенние каникулы и сорняки в саду, темы, не интересные никому за пределами нашей семьи. Но для меня каждая минута была бесценна. Мне хотелось остановить время, жить этим ужином, этим моментом всегда. Но он, конечно, закончился. Я предложила вымыть посуду, если Мэдди вымоет брата, и она рассмеялась. Дэвиса, который ходил в магазин и готовил, освободили от остальных обязанностей, но он всё равно пошёл с Мэдди — Оливер любил купаться, и наблюдать за ним было весело. Они были наверху, а я только закончила загружать посудомоечную машину, когда в дверь позвонили. Я почувствовала, как внутри всё напряглось. Господи, только бы это оказалась не Ру, придумавшая новый способ. Не сейчас. Не когда вся моя семья наверху. Приближался понедельник, и, хотя я надеялась, что она от меня отстанет, вероятность была в лучшем случае процентов пятьдесят. Я нервно побрела к двери. Если это мои последние выходные, прежде чем меня унесёт ураганом, я хотела наслаждаться ими как следует. Без Ру. Я распахнула дверь, и за ней стояла не Ру. За ней стояла Шарлотта, которую я с трудом узнала в рыдающей женщине, скрюченной над коляской. Её лицо так распухло, что глаза почти не открывались, как у Ру на той фотографии. Но дело было не в синяках. Судя по всему, она прорыдала несколько часов, и огромные слёзы потоком катились по её лицу. Руби, сидевшая в коляске, тоже была заплакана и насуплена. — Эми… — прошептала Шар. Слёзы мешали ей говорить. Я тоже была не в состоянии выдавить из себя ни слова. Наконец ей удалось выговорить: — Эми… Твоя подруга… Ру… она пришла ко мне. Она мне сказала… — больше она не могла произнести ничего. Рыдания сотрясали всё её тело, и я чувствовала, как моё сердце будто выкручивают. Ру не стала ждать. Она нажала большую красную кнопку, уничтожив мой последний день. Я хотела шагнуть навстречу Шарлотте, но знала, что она дёрнется в сторону. Это было невыносимо. Я лишь теперь поняла, как ошиблась. Надо было продолжать игру. Надо было заплатить. Всё, что угодно было бы лучше, чем стоять с обнажённой душой перед Лолли Шипли, голубые глаза которой смотрели на меня так жалобно, будто она тонула. — Господи, Шар… — мой голос надломился. Она покачала головой. — Сначала я ей не поверила. Я разозлилась и сказала, чтобы она убиралась вон из моего дома, но потом спросила у него. Это правда. Он признался. Он изменил мне, Эми, — она положила руку на круглый живот, защищая его. — Он мне изменил, и он от нас уходит. Он переспал с этой тварью Тейт Бонакко. Я наконец смогла пошевелиться. Я шагнула ей навстречу, и она рухнула в мои объятия. Глава 17 Ру принялась за Шарлотту. Это было невыносимо, но я ничем не могла ей отплатить. Не теперь, когда Шар плакала навзрыд в моих объятиях и рассказывала мне свою ужасную историю. — Эта жизнь не для меня, — сказал Филлип, обводя рукой уютный дом, маленького ребёнка, беременную жену. — Мы были слишком молоды. Я совсем себя не знал. Мне так жаль, Шарлотта. Оказалось, я не создан для семьи. Тейт была не единственной, лишь последней из череды любовниц Филлипа. Он её не любил, он оставлял Шарлотту ради самого себя; он хотел жить один, только для себя. Моё сердце рвалось от жалости, но сквозь злость, ужас и тоску уже пробивался новый план; как и Ру, я умела мыслить стратегически. Не о себе. Об этом я решила подумать позже. А о том, каким может быть следующий шаг Филлипа и как мне помочь подруге. Я поговорила с Дэвисом, и стратег, которого пробудила во мне Ру, печально отметил, что даже это сработало в мою пользу. Дэвис заметил, как я расстроена, и решил, что дело в Шар. Теперь моё поведение полностью оправдалось. Он сказал, что Шар и Руби могут пока пожить у нас, но я ответила — будет неразумно оставлять дом пустым. Эта крупная недвижимость составляла почти всё их состояние. Филлип уехал, сказав своей морально убитой, рыдающей жене, что поговорит с ней потом, когда она будет «более адекватна», но он мог вернуться в любой момент. Мог там засесть, а этого я бы ему не позволила. Дэвис согласился и без слов понял, что я переночую у Шарлотты. Он поднялся на чердак, чтобы достать оттуда сумку с моими вещами, пока я уговаривала Шар вернуться в дом. Она упиралась и повторяла, что не пойдёт туда, даже если с ней буду я. — Это нужно Руби, — сказала я и была права. Более хладнокровные доводы я оставила при себе, — весь её мир пошатнулся. Пусть она хотя бы уснёт в своей кроватке, со всеми своими зверюшками. Мои слова размягчили и без того мягкое сердце Шарлотты. Доверив Оливера Дэвису и Мэдди, я отвела Шар и Руби домой. Вошла первая — по счастью, дом был пуст. Мы разрешили Руби смотреть сколько угодно серий «Улицы Сезам», и она своим детским сердцем почувствовала — что-то в её маленькой жизни явно пошло не так. Она сосала большой палец и просила пустышку, хотя уже давно переросла эту привычку. Шарлотта рухнула на диван, её лицо блестело от изнеможения. Она так устала, что больше не могла плакать, и, пересказывая мне в мельчайших подробностях разговор с Филлипом, пыталась понять, в чём дело, что она могла сделать не так. Она не винила Филлипа. Она даже не злилась на него, хотя я не сомневалась, что этот период наступит. Сейчас она была слишком ослеплена горем. Не могла есть, и я с трудом убедила её выпить чашку травяного чая ради будущего ребёнка. Когда я поднялась, чтобы заварить этот чай, она повернулась ко мне, следя за каждым моим жестом, как цветок, раскрывшийся навстречу солнцу. — Господи, Эми, что бы я без тебя делала? — воскликнула она и вновь разрыдалась. Тогда я поняла, в чём суть игры Ру. Раньше у меня не хватало времени и свободного участка мозга, чтобы всё это осмыслить, но теперь понимание блеснуло вспышкой, яркое, чёткое. Эта идея была гениальна, тщательно продумана, и её Ру подала я. Шарлотта чего-то лишится: или денег, или моей дружбы, сказала я ей в баре. Я не настолько эгоистична, чтобы полагать, будто моя дружба стоит четверть миллиона. А вот сейчас она могла столько стоить. Шарлотта просто не вынесла бы нового удара.