Я покачала головой. — Я вообще ни во что не играю. Я вышла из игры, — сказала я серьёзно. — Я много чего нашла. Твои деньги, точнее, то, что от них осталось. Твои фальшивые паспорта. Твою наркоту. Твою историю поиска. Я знаю, что ты собралась везти Луку на Мальдивы. Там не выдают преступников. Но я уверена, ты бежишь не от ареста. Ты собралась на Мальдивы, чтобы оставить себе ребёнка, — я лишь догадывалась, но догадалась правильно. Она нервно моргнула, и я поняла, что попала в цель. — Я могу найти того, кто это сделал, Ру. Шантажировать тебя в ответ. Если ты выдашь мои секреты, я скажу ему, где ты, — я провела пальцами по фотографии. Ру опустила глаза, замерла всем телом. Со стороны трудно было понять, что она чувствует, но я знала — она боится. Я чувствовала едкий запах страха, источаемый её телом. — Но я решила этого не делать. Я даже не пыталась его найти. Она выдохнула, будто я с силой ударила её в живот. — Я опять тебя недооценила, — её голос дрожал от чувств, ни одно из которых не отразилось на каменном лице. — Скажи спасибо Луке. Я не отдам его человеку, который сотворил такое с тобой. Я могла спокойно дождаться, пока ты умрёшь под той скалой. Могла бы. Во мне есть эта способность, она развилась благодаря тебе. Но я решила поступить иначе. Я выбрала поступить иначе. Неважно, с какой силой это по мне ударит, — я сделала паузу, Ру схватила мой стакан и допила двумя большими глотками. Я продолжала: — Я не могу отдать тебе деньги. Они не мои, и ты это знаешь. Если ты продолжишь в том же духе, Шарлотта чего-то лишится: или денег, или моей дружбы. Я не настолько эгоистична, чтобы полагать, будто моя дружба стоит четверть миллиона. Особенно с учётом всего, что я совершила. А деньги… Если, не дай Бог, с ребёнком что-то случится или если её брат заболеет или попадёт в беду, нужно, чтобы деньги были при мне. Она пыталась что-то сказать, но я её перебила. — Шарлотта — чудесная. Чудеснее, чем всё то, что ты пытаешься выжать из нас обеих. Даже если ты расскажешь ей правду, мы можем остаться друзьями. Не сразу, после долгих мучений, но всё равно. Выбор за ней. Пусть она решает. Это будет справедливо. А что касается Дэвиса, у нас с ним крепкая семья. Мы сможем всё уладить, — я верила в наш брак. Я верила в него, когда блокировала номер Тига. Я знала — Дэвису придётся нелегко, и, если у меня будет запасной аэродром, ставки поползут вниз. Она пристально смотрела на меня, ожидая, пока я договорю, и наконец сказала очень спокойно, как человек, хорошо всё обдумавший: — Ты понимаешь, что будет? Когда все узнают? Я сглотнула. Конечно, я понимала. Будет чувство, что с меня живьём содрали кожу. Каждый раз, глядя на меня, все мои друзья и соседи будут думать о том, что я совершила. Перебраться в другой район — не выход. Моя история будет следовать за мной по пятам, даже если я уеду на сотню миль от Пенсаколы. Придётся уехать ещё дальше. У Дэвиса была солидная работа, дочь-подросток, всю жизнь прожившая в этом городе. Не факт, что он захотел бы поехать со мной, а если поехал бы, ему пришлось бы оставить университет, оторвать ребёнка от всего привычного. Дэвис любил меня, но я знала его самый страшный секрет: он чувствовал облегчение, когда Лаура его бросила. Столкнувшись с такими проблемами и таким стыдом по моей вине, он мог бы чувствовать облегчение, избавившись и от меня. Если бы они поехали со мной, я навсегда осталась бы женщиной, убившей Дану Шипли и много лет преследовавшей её дочь. Я осталась бы этой женщиной в глазах Дэвиса и Мэдди до конца своих дней. Но ведь я в самом деле это совершила. Может быть, Ру была права. Может быть, мне пришлось бы заплатить не тем способом, какой я сама для себя выбрала. — Я понимаю. Но я не отдам тебе деньги Шар. Ещё я решила, что не буду говорить ей правду. И никому не буду. Если ты хочешь рассказать — рассказывай. С учётом того, что я спасла тебе жизнь. Что ты мне обязана. Посмотрим, как тогда с тобой поступит твоя Вселенная. Но надеюсь, к понедельнику ты решишь, что меня и мою семью лучше оставить в покое, — я провела пальцем по избитому лицу на фотографии. Подтолкнула её к Ру. — А я оставлю в покое твою. Ру хотела что-то сказать, но осеклась. Её беспокоила фотография. Я это видела. Наконец она накрыла её ладонью, спрятала под пальцами распухшие почти закрытые глаза. — Это другой путь, — сказала она наконец. — Большая Дорога, и я по ней не пойду. — Как хочешь, — я протянула руку. — Верни, пожалуйста, телефон. Она отдала мне мобильник. Я поднялась, потянулась за сумкой. — Берёшь меня на слабо, — сказала она. — Но скоро сломаешься. Увидимся в понедельник, днём, и тогда же переведёшь мне деньги. Я убрала телефон, вынула из кошелька двадцатку, положила на стол. — Напитки за мой счёт. Надеюсь, в понедельник ты уйдёшь из моей жизни. Я ухожу из твоей. Я знала — она не уйдёт, но знала и другое. Что бы она ни придумала, я это переживу. А сейчас вернусь домой и буду наслаждаться праздничным обедом в компании семьи. Съем четыре унции стейка, и шесть креветок, и целый вертел жареных овощей — правильная, здоровая пища. Потом, пожалуй, выпью джина с тоником, такого, как я люблю — дорогой алкоголь, свежий лайм. Буду щекотать малыша, смеяться с Мэдди и Дэвисом, радоваться, что живу. Потом уложу мужа в кровать и буду молиться, чтобы Оливер не проснулся в ближайшие полчаса. Так зацелую Дэвиса, что он поймёт, до чего я решительно настроена. В понедельник случится то, что случится, но с меня хватит. У Ру странные представления о правильном и неправильном, но всё-таки они у неё есть. Она возомнила себя посланником Вселенной, призванным восстановить справедливость. Я знала — есть шанс, маленький, но вполне реальный, что она просто испарится. Оливер сидел на детском стульчике в гостиной и смотрел «Малыша Эйнштейна[20]». Дэвис насаживал на вертел креветок и нарезанные овощи, рядом на блюде лежал стейк, посыпанный специями и готовый к обжарке. Я подошла к Дэвису сзади, уткнулась лицом ему в спину, крепко обняла. Он притянул меня к себе. — Всё хорошо? — спросил он в пятидесятый раз за сегодня. — Да, и да, и да, — ответила я как можно беззаботнее. Он рассмеялся. — Ну прости. Я знаю. Дело не только в сегодняшней катастрофе. У тебя вообще выдался тяжёлый период — я так понимаю, из-за Шарлотты. — Всё в порядке, Дэвис. Честное слово, — пробормотала я ему в рубашку. Мои глаза наполнились слезами благодарности. Я прекрасно врала, но он всё-таки заметил пузырьки на моей поверхности. Я обняла его крепче, поцеловала между лопаток. — А где Мэдс? — Во всяком случае, не в подвале, — ответил он так мрачно, что я поняла — он злится из-за Луки. — Там. Где мне отсюда её видно, — он указал на окно. Я наклонилась и увидела, что подростки сидят на больших качелях на заднем дворе, погружённые в тихий разговор. Вид у Луки по-прежнему был убитый. Сегодня он едва не потерял мать. Я поняла, что так и не закончила свой ремонт. Поставила большую стену, чтобы отгородиться от Тига. Обустроила выход из ситуации с Ру. С Дэвисом могли возникнуть трудности, но я знала — он меня любит. Я никогда не была в этом так уверена, как теперь, когда он спрашивал, в порядке ли я, видя меня насквозь. Если нас и ожидал шторм, я знала — он поможет мне построить надёжное убежище. Но как быть с Мэдди? Я хотела допросить её, вынудить предать Луку, рассказать свои секреты. И так злилась на себя за это, что не поговорила с ней о сцене в подвале. Эта ситуация была ненормальной, нездоровой. Я должна была поговорить с ней о её теле, её решениях. Я обещала Дэвису. Выпустив его из объятий, я пошла во двор. Увидев меня, Лука поднялся. Белки его глаз были ярко-красными. — Вы дома. Ну, я, наверное, лучше пойду, — сказал он, и я подумала, что он принял правильное решение. Потом вновь повернулся ко мне и добавил: — Я хотел сказать Вам спасибо. Я… — он вытер глаза. — Всё в порядке, — ответила я и процитировала Ру. — Я просто выполняла свою работу. — И прекрасно справились, — сказал он. Он направился к воротам. Решётка для гриля стояла на другой стороне длинного патио, так что, если бы Дэвис вышел из дома, он всё равно не услышал бы наш разговор. Я села на качели, на место Луки. — Вы встречаетесь? Мэдди порозовела, замотала головой. — Но явно не просто друзья, — я не спрашивала, а утверждала. Я уже давно поняла, что не стоит требовать от Мэдди признать то, что я уже и так знала. Она начинала паниковать, врать, и приходилось разбираться не только с возникшей проблемой, но и с враньем. Её густые брови поползли вверх. — Нет, мы не встречаемся, — сказала она. Я смерила её самым скептическим взглядом, и она выпрямила спину, обороняясь. — Честное слово! У него есть девушка! — Здесь? — удивилась я. Я никогда не видела Луку ни с кем, кроме Мэдди. — Нет, в… — она осеклась. — Там, откуда он приехал. Если бы я не вышла из игры… Господи, она в самом деле знала, откуда они приехали. Может быть, даже знала его настоящее имя. Но я отбросила эту мысль. Решила, что не стану уклоняться от выбранного направления. Не стану использовать методы Ру и давить на ребёнка. — Настоящая девушка или из тех, с которыми знакомятся в летнем лагере, а живут они в Канаде? Мэдди вновь покачала головой. — Нет, настоящая. Она всё время ему пишет, и я видела фото. У неё идеальная фигура, и она совсем взрослая, — она вновь осеклась и пожала плечами. — Значит, вы не встречаетесь. И у него серьёзные отношения с другой девушкой, — подытожила я. Это прозвучало жестоко, но выбора у меня не было. Я старалась говорить спокойно и твёрдо. — Тогда потрудись объяснить, что вы делали в подвале, когда я пошла за баллонами. Глаза Мэдди широко распахнулись, принялись беспорядочно блуждать по моему лицу. Она сглотнула, едва не подавившись, её щёки стали пунцовыми. — О Господи! Ты видела! — Конечно, — ответила я так же спокойно и мягко. — О Господи! — она спрыгнула с качелей, едва не сбросив меня, слишком взволнованная, чтобы усидеть на месте. — Не уходи, — велела я. Она принялась ходить кругами и причитать: — О Господи! О Господи! — Мэдди, нам нужно об этом поговорить, — настаивала я. Наконец остановившись, она взмолилась: — Нет, не нужно! Ничего не было! Я поставила ноги на землю, чтобы остановить качели, и ощутила, как горит моё лицо. Взяла себя в руки. — Он тебя трогал. В очень интимном месте. Друзья себя так не ведут. Она отчаянно встряхнула головой. — Ничего не было. Мы просто спорили. Просто играли. Я до смерти устала от игр. Особенно тех, которые любило семейство Ру. — Что за игры с твоим телом? Сядь, Мэдс. Плюхнувшись на качели, она поджала под себя ноги — маленькая, несчастная. — Это ничего не значило. — Это должно значить очень многое. Расскажи мне об игре. Она вновь мотнула головой.