Как бы сильно я ни злилась, я понимала — она ошибается. Я знала это ещё до того, как мы поднялись на борт, и я отдала Ру всем, кто волновался за её судьбу. Она очень ошибалась, считая, что ничего не изменилось. Изменилась я. Я погрузилась под воду, нашла её и спасла ей жизнь, наплевав на собственные интересы. Прошлое осталось тем же, как и Ру, конечно, но я вынырнула на поверхность новым человеком. Меня изменил океан, уверенный и спокойный. Я слишком устала, чтобы целиком осознать эту мысль, но уверенно понимала две истины: я изменилась, и Ру это не понравится. Глава 16 Мы встретились в баре «Рози Б» возле университета. Не самое подходящее место для меня и уж тем более — для Ру. Стены были увешаны неоновыми вывесками в виде пивных кружек, деревянные стулья и скамейки, не вязавшиеся друг с другом, были словно позаимствованы из давно закрывшейся столовой. Возле туалетов расположился покосившийся бильярдный стол. Студенческая забегаловка, где второкурсники Дэвиса, будущие экономисты, могли купить пиво со скидкой по самому неубедительному фальшивому паспорту. Здесь мы не рисковали нарваться ни на кого из знакомых. Старый музыкальный центр выдавал нудный ритм-энд-блюз, в котором не разбирался ни один из моих ровесников. Дэвис хотел пойти со мной, морально поддержать, но он думал, наша встреча будет посвящена сегодняшней катастрофе. Занятия до конца выходных пришлось, конечно же, отменить. Мы с Мэдди рассказали ему всю эту историю. Она болтала без остановки и чудовищно преувеличивала, а я, наоборот, старалась приуменьшить. Дэвис достаточно хорошо знал нас обеих, чтобы понять, что правда являет собой нечто среднее. Он гордился мной и в то же время был сильно напуган — есть такая постстрессовая тревожность, когда понимаешь, что мог лишиться близкого человека. Три или четыре раза он спросил меня, всё ли в порядке, и весь день то и дело обнимал. Я попросила его приглядеть за Оливером и приготовить ужин, пока я общаюсь с Ру. Он охотно согласился. Взяв с собой Мэдди и малыша, отправился за стейками и свежими креветками, чтобы устроить праздник. Мы вышли из дома одновременно — я отправилась в этот вонючий бар, они в супермаркет. До заката оставалось часа два, и в «Рози Б» почти никого не было. В большом, скверно пахнущем помещении торчали только два лохматых парня да бармен. Я заказала напиток и заняла скамейку в углу. Мне хотелось прислониться к стене. Как только я села, в дверном проёме появилась Ру в сарафане цвета лайма и элегантных плетёных сандалиях. Я вздрогнула, будто кто-то резко включил старый кондиционер. Но постаралась сохранять спокойствие. Я всё делала правильно. Я нашла третий путь; он был всегда. Просто я была слишком напугана, слишком зла, слишком втянута в игру, чтобы его заметить. Это был трудный, отвратительный путь, но я успокоилась и посмотрела ей в глаза. Я выбрала этот путь. Ру протиснулась мимо меня, всем своим видом выражая возмущение этой безвкусицей. — Унылое существование мы влачим, — сказала она беззаботно, но её взгляд был настороженным. — Тебе придётся подойти к стойке, чтобы сделать заказ. Официантов тут нет. Она закатила глаза, подала бармену знак приблизиться. Двадцать лет назад этот парень был таким же лохматым студентом, как те, кого он теперь обслуживал. Он был слишком стар, чтобы тут работать — выжженные солнцем кудряшки поредели у лба, загорелая кожа покрылась морщинами. — Что она заказала? — спросила Ру. — Джин-тоник, — ответил он. Она подняла два пальца, показывая знак мира, и он кивнул. Она повернулась ко мне. Мы сидели очень близко, слишком близко, чтобы нам было удобно. Наши колени не соприкасались, но я чувствовала исходивший от неё жар. — Как ты? — спросила я. — Нормально, — если она чувствовала неловкость, благодарность, что угодно, по ней было незаметно. — Ничего не болит? Голова не кружится? — Нет, я не страдаю кессонной болезнью, — перебила она. — Никаких симптомов у меня нет, но я всё равно попросила Луку отвезти меня в больницу. Мы проторчали там весь день в компании торчка и самого мерзкого ребёнка в мире. Он что-то сломал и орал как бешеный. Так себе больница. Я думала, вряд ли сегодня окажусь в более паршивом месте. Но смотри-ка, оказалась. Как бы подтверждая её слова, лохматые парни запустили старый игровой автомат с девчонками из Плейбоя. Он запищал, загудел, загорелись заячьи ушки и хвостики. — Я думала, самое паршивое место для тебя сегодня — дно океана, — заметила я, но она не ответила. — Тебе повезло, что ты сейчас не в гипербарокамере. Или в морге, подумала я, но вслух не сказала. — У меня восемнадцать процентов телесного жира, пульс в состоянии покоя — меньше шестидесяти, и воду я поглощаю как сука, — заявила она, не желая верить в счастливый случай. Она хотела добавить что-то ещё, но явился властелин бара с нашими напитками. — Спасибо, — сказала я. Ру дождалась, когда он уйдёт, прежде чем продолжить разговор. — Ты думаешь, я тут поэтому? Чтобы ты могла убедиться, что я не сдохла? Очень мило, — её голос сочился иронией. Сделав большой глоток, она скорчила гримасу. — Что это? Что за джин ты заказала? — Самый обыкновенный. — Господи, на вкус как лизоль, — это не помешало ей залпом осушить половину стакана, и я поняла, что она далеко не так невозмутима, как хочет показать. — Зачем ты туда полезла? — спросила я. Она запрокинула голову вверх, будто ответ был написан на потолке. — Терпеть не могу ругаться с Лукой. Мы с Марком заглянули в эту дыру, и я увидела на полу что-то блестящее. Маленький медный диск. Я подумала, может, это компас? Или старинные карманные часы? Я хотела составить вам компанию, но всё ещё злилась на Луку и знала, что он тоже злится. И я подумала — что, если я туда залезу и притащу ему этот компас? Я поджала губы. Нельзя присваивать себе сокровища с кораблей. Дайверы либо не трогали их, чтобы и другие могли полюбоваться, или, если они не были надёжно закреплены и их могло смыть, относили в музеи. Но по сравнению с тем, что ещё совершила Ру, кража артефакта вообще не имела значения. — Я подумала — слазить туда легче лёгкого. Не заметила сетку на потолке, — она умолкла, и я ждала, пристально глядя на неё. Она должна была извиниться. Должна была меня поблагодарить. Наконец она сказала: — Ну чего? Чего ты ждёшь? Иди в задницу, Эми. Ты просто выполняла свою работу. Я рада, что осталась жива. За это спасибо. Мне повезло, и я ещё здесь. А тебе не повезло, и для тебя ничего не изменилось. — Кроме одного. Я решила тебе не платить, — сказала я легко и спокойно. Мы ещё несколько секунд смотрели друг на друга, потом она опрокинула в себя остатки джина и спросила: — Где твой телефон? Я отдала ей мобильник. Он и так был выключен. Она сунула его в карман, поднялась, схватила мой нетронутый стакан. — Пошли в дамскую комнату. Прежде чем я ответила, она уже направилась к туалетам. Пришлось подняться и пойти за ней. Она поставила мой напиток на столик, прошла в кабинку. Я тоже. В туалете была плитка цвета авокадо и граффити в несколько слоёв на каждом миллиметре покосившихся дверей. Она встала у щербатых раковин, раскрыла руки. Я невозмутимо подошла к ней. Я держала в руках её тело, перекошенное судорогой, перепуганное. Я освободила его, вынесла на свежий воздух, не отпускала, пока не приплыла лодка. Это тело было полностью в моей власти, и мне было уже неважно, что теперь сделают её руки. Как и в прошлый раз, сначала она, не торопясь, провела руками по моим волосам сверху вниз. Из неё посыпались слова, торопливые, резкие, и я чувствовала, как в ней вскипает ярость. — Никакая ты не благородная. Хватит. Я тебя вижу насквозь. Я тебя вижу, потому что ты и есть я. Ты рассчитала ставки, Эми. Если бы я утонула, ты оказалась бы в заднице. Ты не видела моих сертификатов. Ты обманула своё начальство и эту команду. Ты потеряла бы работу, может, тебя вызвали бы в суд. Допросили бы, и твой муж, соседи, коллеги, все захотели бы узнать, почему ты всех обманула ради меня. И все твои секреты выплыли бы в любом случае. Но ты меня спасла, ты теперь героиня, — она быстро, но тщательно ощупала мои ноги, приподняв свою юбку, чтобы прекрасная светлая ткань платья не запачкалась о грязный пол. Подняла на меня глаза. — Раз уж я внизу, может, мне осыпать твои ноги поцелуями, омыть слезами и вытереть волосами? Сказать: ах, Эми, ты спасла мне жизнь, и я всё тебе прощаю? Я покачала головой. Я знала — после того как я вытащу её из воды, всё так и будет. Даже если она висела у меня на руках, беспомощная, как ребёнок, она всё равно потом вцепилась бы в меня, будто ничего не случилось. Она слишком нуждалась в деньгах, чтобы оставить меня в покое. Но её попытки объяснить справедливость её поступка были интересны. Я поняла её чуть лучше. Она обвиняла меня в нескончаемой лжи, но ведь и сама была такой же. Она поднялась и вышла из туалета, я — за ней. Сев за столик, она сделала большой глоток из моего стакана. — Добавки? — спросил бармен. Я покачала головой. — Нет, спасибо. Ру ничего ему не ответила. Она не отрываясь смотрела на меня. — Ну скажи мне, что я не права. Я пожала плечами. В её словах была доля правды. — Я много о чём думала, но спасла тебя не поэтому. — Конечно, — как обычно, она произнесла это слово со всем возможным скепсисом, но этого было недостаточно. Она наклонилась ко мне, сжимая в руках мой стакан. — Ты такая лгунья. Ты даже сейчас себе лжёшь. Я смотрела на неё и понимала — всё, что она говорит обо мне, она на самом деле говорит о самой себе. Она и сама верила в историю о Вселенной и Робин Гуде, придуманную якобы для Луки. Ей нужно было поверить в это, чтобы спокойно жить. Я видела немало лжи, но такой — никогда. Она изо всех сил искала способ остаться Робином Гудом и вместе с тем забрать мои деньги. — Я тебя вижу, Эми. Я тебя знаю. Ты завернулась в такую толстую кожу, что даже сама себя одурачила, но я тебя вижу. Можешь не снимать эту кожу, но тебе придётся мне за это заплатить. Я покачала головой. Возможно, и так, но насколько толстой должна быть кожа, чтобы свыкнуться с ней больше, чем со своими внутренностями? Я уже начала путь назад, к той женщине, которой была раньше — привязанной к семье и к дому. Начала с Тига Симмса, отправив ему сообщение: Наш поезд ушёл. Я люблю своего мужа, Тиг. Я его не оставлю. Я отправила сообщение, заблокировала его номер и удалила переписку. Я решила, что этого хватит. Мы ещё не совершили ничего серьёзного. Пока ещё нет. Мы лишь услышали эхо того, что могло произойти, представили ту жизнь, которой могли бы жить, если бы тысячи мелочей сложились иначе. Тиг с его татуировкой LOVE/CAKE, Тиг с его обезоруживающей улыбкой не должен был сбить меня с пути. Если я захотела бы, чтобы это случилось, я сделала бы шаг ему навстречу, но я не могла. Тиг не должен был становиться запасным аэродромом. Мне не нужен был план на случай провала. Если я собиралась бороться за свою семью — а я собиралась — никаких других вариантов быть не могло. — Я хочу, чтобы ты поняла, — сказала я очень тактично. — Мы во многом похожи. Я прекрасно вижу саму себя. Я могу побороться с тобой, Ру. Могу даже победить. Я вынула украденную фотографию из внутреннего кармана сумки и придвинула к ней. Она смотрела на саму себя, и её губы беззвучно двигались. — А ты не теряла времени, — её голос чуть заметно дрожал. — Я ввязалась в твою игру, — ответила я. — Но теперь с ней покончено. Она провела пальцами по фото своего избитого лица и, должно быть, хотела спросить, что ещё я обнаружила. Я видела, как у неё в голове завертелись колёса, как она листает список предметов, спрятанных в её доме; я сомневалась, что нашла их все. — Когда? — спросила она, постучав по фото. Я отмахнулась. — Неважно. Я была там. И видела то, что видела. Она выпрямила спину. — Теперь ты играешь в покер.