— Ты мудро поступила, что взяла их с собой, — ответила я с каменным выражением лица. Она рассмеялась, но я ощущала между нами разряды электричества. Она была ничуть не расслабленнее меня, и это радовало. Если она тоже на грани, у меня есть шанс победить, поняла я. И, Господи, как же я хотела победы. В проходе возле палубы стоял старый стол для пикника, за который она уселась, чтобы подписать уже заполненные бланки. Толка от них не было никакого, но тут я уже ничего не могла поделать. Жилка на моей шее пульсировала, новый день ощущался как близкая катастрофа, хотя был тёплым и чудесным, дул лёгкий ветерок, солнце жарило на все тридцать градусов — такая во Флориде осень. Пролистывая страницы, чтобы подписать каждую, Ру подняла на меня глаза. — Заботься о моём мальчике как следует. — Хорошо, — сказала я. Любую другую мать я в ответ попросила бы позаботиться о Мэдди. Любой другой матери я рассказала бы, что я видела в подвале. Но в руках этой женщины секс был оружием, и она гордилась, что умела с ним обращаться. Может, она расстроилась бы, а может быть, рассмеялась и вручила Луке золотую звёздочку. Я не знала, защищает ли она очаровательного мальчишку, которым мне казался Лука, или растит хищника, который в будущем пойдёт по её стопам. Она вносила в бланк его фальшивое имя. К нему он уже привык. Не моргнув глазом, откликался на Луку. Но если он таким образом хотел оградить мать от тюрьмы, я его не винила. Большинство детей сделало бы то же самое. И уж тем более если они бежали от человека, избившего её, превратившего её тело в чёрно-багровый кусок сырого мяса. Каждая минута, проведённая с ним, и врождённое чутьё говорили мне, что Лука — проблемный, но неплохой ребёнок. Всё это было для него в новинку. У Ру было три фальшивых паспорта, у него — только один, совсем новенький, без единого штампа. Я верила, что она всё ещё не посвящает его в подробности своей карьеры. Что какое-то событие — ордер на арест, нападение, неудавшийся брак — выбило их из колеи, заставило в спешке собирать вещи и уматывать. Ру его любила. Это было очевидно. Может быть, она хотела для него лучшей жизни, чем та, которой жила сама. Большинство матерей этого хотели. Когда она подписала все бланки и встала, я решила — надо всё-таки что-то сказать. — Могу я поговорить с тобой как мать с матерью? Это по поводу Луки. Она резко замерла, будто я нажала на кнопку. Теперь её внимание всецело принадлежало мне. Эта неподвижность, готовность к любому повороту событий говорила сама за себя. — Давай, — сказала она беззаботно, но я почувствовала за этой беззаботностью напряжение. — Не позволяй детям оставаться наедине, даже если ты в соседней комнате, — произнеся эту фразу, я ощутила чуть заметное удовольствие. Так ей и надо, подумала я, будет знать, как списывать со счетов мою девочку. Если Мэдди ходит по дому без макияжа и в безразмерной старой одежде, Ру всё-таки не стоит думать, что прекрасный, сияющий Лука не считает её за девочку. Я не знала точно, что между ними происходит, но за девочку он её, вне всякого сомнения, считал. Ру недоумённо смотрела на меня, будто я говорила с ней на латыни. Я решила уточнить. — В их отношениях кое-что изменилось. Она резко покачала головой. — Нет. Ты её не поняла. Он вообще ничего к ней не чувствует. Он так сказал. Несмотря ни на что, я рассмеялась. Абсолютно искренне. Брови Ру взмыли вверх. — Что? — Ты, самая скрытная, самая подозрительная сука в мире, веришь подростку, который говорит, что ничего не чувствует к девочке? — её взгляд сделался испытующим, чуть обеспокоенным, и я продолжала. — Я сделала этот вывод не со слов Мэдс. Я их видела. — И что ты видела? — спросила она резко. Я изложила ей ту же версию, что и Дэвису, хотя мне было противно осознавать, что с собственным мужем я честна не больше, чем с этой женщиной. — Все были одеты, но не все держали руки при себе. Я видела, как в её голове завертелись колёса. Она перевела взгляд на Мэдди и Луку, которые уже положили сумки и теперь стояли на палубе, покачиваясь и разглядывая огромного пеликана, присевшего на пилон. Было ясно, что Луке искренне нравится Мэдди, как я в своё время нравилась Тигу. Может быть, в понимании Луки они были всего лишь друзьями, но в нём зрело более серьёзное чувство. С Тигом так и было. Этой ночью он во всём мне признался, и я, несмотря ни на что, ощутила прилив странной радости. Тиг, конечно, ещё отсыпался после бессонной ночи, но я чувствовала — как только он проснётся — сразу же мне напишет. Меня испугало то, как сильно я жду его сообщения. Маленькой радости в ужасный день. Ру скрестила руки, её взгляд, направленный на Мэдди и Луку, стал холодным, как у акулы. Ни один мускул не дрогнул на лице, но я чувствовала, как пошатнулось её внутреннее равновесие. Она искоса вопросительно взглянула на меня. Как и я, она знала — подростки рассказывают друг другу то, чего никогда не расскажут взрослым. Она, конечно, хотела бы выяснить, что знает Лука. Может ли он выудить информацию из моей девочки. Моя тревога по поводу сегодняшнего дня стала ещё сильнее. Я не хотела, чтобы Ру находилась с Мэдди в одном океане. Моё лицо тоже не выражало этих эмоций — будто мы всего лишь две мамы, которые не хотят раньше времени становиться бабушками. В конце концов она пожала плечами, протянула мне бланки и сказала: — Ладно. Считай, что я тебя услышала. Господи, ну и щенок, — она закатила глаза. — Я же сказала ему — ни с кем не связываться. Я помогла Джею и Уинслоу как следует всё проверить и начать отчаливать. Мэдди завязала разговор с Бэббиджами. Она всё ещё надеялась отправиться на Большую Баржу, названную так в честь огромного судна, затонувшего в 2004 году и уже успевшего порасти кораллами. Я предложила место попроще. Большая Баржа стояла на холме, корма уходила на восемьдесят футов вниз. Мэдди продолжала настаивать на своём — нос уходил всего на пятьдесят, вокруг плато сновало множество рыб — идеальный вариант для Луки. Я знала, почему она так хочет туда. В прошлый раз мы видели на Большой Барже большую бычью акулу. Луке до смерти хотелось на неё посмотреть. Бэббиджи выступили на стороне Мэдди и напомнили мне, что новичок, за которым нужно приглядывать, среди нас всего один, а все остальные — опытные дайверы с множеством сертификатов, и погодные условия просто идеальные — яркое солнце, спокойный океан. Я сдалась. — Ладно, пусть будет Большая Баржа. Мы были уже готовы отчаливать, но Ру и Луки не было на борту. Потом выяснилось, что они сидят за столиком для пикника и ведут неприятный разговор. Даже с виду было понятно, что она его отчитывает. Она крепко сжимала его плечо, он стряхивал её руку, нервно мотал головой. Я удивилась, почему он всё отрицает. Нет ничего такого в подростковых влюблённостях; все через это проходят. Но, может быть, она волновалась, не разболтал ли Лука какой-нибудь секрет. Повернувшись к ней спиной, он зашагал к палубе, ещё несколько раз встряхнув головой. Может быть, он и в самом деле ничего не сказал Мэдди. Если их преследовал человек, так жестоко избивший его мать, Луке пришлось научиться держать рот на замке. Вдруг, если я вцепилась бы в Мэдди, как Ру вцепилась в меня, я не выяснила бы ничего, лишь подорвала её доверие? Лука поднялся на борт, сел рядом с Мэдди на корме, прямо на самом солнцепёке. Вслед за ним поднялась Ру, наигранно безразличная, но я чувствовала, как всё её тело сочится напряжением. Бэббиджи сели в тени, а Ру, вместо того чтобы присоединиться к Луке, заняла свободное место рядом с Марком и обезоруживающе ему улыбнулась. Я выбрала место посередине, чтобы видеть всю компанию. Ребята свесили руки в воду, брызгались друг в друга, хохотали и обсуждали акул. Мэдди была в прекрасном настроении, Лука, судя по всему, тоже, но украдкой посматривал на мать. Ссора, вполне возможно, была разыграна намеренно. Прежде чем погрузиться с ним под воду, следовало выяснить, не играет ли он против меня. Что касается Ру, она, кажется, напрочь забыла, что когда-то родила сына по имени Лука. Она не сводила глаз с Марка Бэббиджа, расспрашивала его, как он увлёкся дайвингом. Марк был симпатичным мужчиной — высоким, широкоплечим, атлетического сложения. Он рассказал, что они с братом выросли на побережье Техаса и обожали нырять с детства. В путешествии на Роатан они встретили Лесли, такую же заядлую, как они, дайвершу. — А ваша жена где? — спросила Ру. — Она не любила дайвинг, — признался Марк, и его улыбка стала печальной. — Одна из причин, почему она больше не моя жена. — Мне так жаль, — неискренне сказала Ру. — Я тоже развелась. Я знаю, как это тяжело. Так чем вы занимаетесь в свободное от дайвинга время? — Я юрист, — ответил он, и она сразу же придвинулась к нему вплотную. Он уже без того извернулся так, что теперь сидел спиной к брату. Я поняла, что мы надолго потеряли Ру. Она патологически не могла остановиться, чувствуя постоянную потребность в поиске новых зацепок, новых историй, новых юристов. Должно быть, она точно так же смотрела на Тига, выуживая его секреты. Невыносимо было представлять, как она трогает его руками, впивается когтями. — Может, мы с вами нырнём поглубже? Не хочу плескаться с детьми в лягушатнике, — сказала она, вновь улыбнувшись ему. — Я хочу погрузиться на все восемьдесят футов. — Блин, да, конечно, — ответил он. Я была рада. Мне не хотелось, чтобы она находилась возле Мэдди. К тому же мне лучше удалось бы сосредоточиться, если бы она не таращила на меня глаза, и, поскольку они с Лукой были в ссоре, я предпочла бы, чтобы она и его не отвлекала. Лука по-прежнему посылал ей безрадостные взгляды, я пересела к ним, вынула из сумки карточки с рыбами, вручила Мэдди. Она принялась показывать Луке тех, кого мы, скорее всего, встретим, и к тому времени как мы добрались до места, к нему вернулось отличное расположение духа. Мы все надели гидрокостюмы, в последний раз проверили снаряжение. Я смотрела, как Лука включает подводный компьютер. Он отлично справился, смотрел только на экран, а не на мать, но когда мы закончили, спросил: — Разве она будет не с нами? Я покачала головой. — Она хочет нырнуть поглубже. А вам, мистер, нельзя погружаться глубже шестидесяти футов, пока не пройдёте курс. Его ноздри раздулись, но он лишь ответил тем же тоном, что и его мать: — Хорошо. Неудивительно, что он так расстроился. Он рассчитывал провести время с матерью, но она предпочла ему другую компанию. Марк помогал ей застегнуть костюм. Мы бросили якорь возле носа Большой Баржи. Все трое Бэббиджей по очереди ловко шагнули в воду. Ру застыла на мостике, сжимая в руке регулятор. — Эй, Мэдисон, — она впервые назвала мою дочь по имени. — Хочешь с нами? Ну его, этот лягушатник! Волоски у меня на руках встали дыбом даже под гидрокостюмом. Я не собиралась оставлять мою девочку под присмотром Ру. Тем более если она знала секреты Луки. — Нет, спасибо, — ответила Мэдди, не поднимая глаз. Всё её внимание было приковано к Луке. Ру не стала настаивать. Закрепила регулятор и, с шумом плюхнувшись в воду, исчезла. Мне сразу же стало легче. — Ты готов? — спросила я. Лука кивнул. Он стал куда сосредоточеннее, надев свою амуницию. Я поправила маску и регулятор, шагнула под воду. Океан принял меня в свои объятия. Он был в прекрасном настроении, мягко качал меня на волнах. Повернувшись, я увидела, что Лука отлично справляется: не забыл закрепить регулятор плавучести; ещё оставаясь на поверхности, улыбнулся, подал Уинслоу сигнал, что всё в порядке, и поплыл к Мэдди. Мы проверили баллон и компенсатор. Я попросила Уинслоу добавить пару фунтов груза — этого требовали условия выдачи сертификата, но ещё это занимало время, за которое Ру и Бэббиджи могли уплыть подальше от того места, куда мы собирались погружаться. Потом мы медленно, вертикально нырнули, дав Луке достаточно времени. На тридцати футах видимость была превосходная. Я услышала, как Лука взволнованно ахнул, увидев огромное живое облако крошечных серебристых рыбёшек, плывущих нам навстречу. Они расступились, как занавески, и нашим глазам предстала Большая Баржа. Лука прекратил пускать пузырьки. Я дотронулась до его руки, чтобы привлечь его внимание, помахала рукой туда-сюда, подавая сигнал дышать. Он вздохнул, как Дарт Вейдер, и пузырьки вновь взметнулись вверх. Первое правило дайвинга: дышать. Мэдди подплыла к нему с другой стороны, потянула за руку, желая показать пару рыб-бабочек, связанных любовными узами на всю жизнь. Проверив глубиномер, он повернулся к ней. Мэдди навела фонарь на маленький блестящий косяк жёлто-голубых морских ласточек; цвета засияли, стали ярче. Я поплыла за ними, радуясь, что они держатся вместе. Больше всего на свете я любила находиться здесь, и всё-таки мне было нехорошо. Мы все оказались в воде с хищником куда опаснее, чем бычья акула. Лука неплохо справлялся в плане как техники, так и плавучести, хотя, чтобы удержаться на месте, слишком много болтал руками и ногами, но это свойственно начинающим дайверам. Один раз он врезался в дно, подняв ил. Ещё, обнаружив, что на солёной воде держаться проще, чем в бассейне, совсем перестал стараться и тут же потерял равновесие, но Мэдди помогла ему принять удачную вертикальную позицию. В корпусе судна, у правого борта, была небольшая пробоина, её неровные края поросли мхом. Я приблизилась к ней, заглянула внутрь. Мы с ребятами нависли над ней, мой большой яркий фонарь и маленький фонарик Мэдди высветили её изнутри. Лезть туда мы не собирались. Ни у Луки, ни у Мэдди не было нужных для этого навыков, а я не взяла с собой оборудования. Из-за камня показалась голова мурены. Рванув мимо неё, пронеслась маленькая морская черепаха. Мэдди метнулась вверх, чтобы глотнуть воздуха. Лука, явно взволнованный, проплыл вслед за ней несколько футов. Она прибавила скорости, бросила на него недовольный взгляд через плечо. Он остановился, застыл в воде, глядя, как она уносится прочь от него. Я была тронута его внезапным, бессознательным сочувствием. Что бы ни происходило у них с моей падчерицей, я не верила, что это чистое зло, вызванное желанием манипулировать. Я парила над ними, обхватив себя руками. Мэдди взяла Луку за локоть, показала, как лечь, и они вместе смотрели на черепаху, пока она не исчезла из поля зрения. Потом она потянула его вперёд, к боку корабля. Я остановилась в нескольких футах от них, решив, что Мэдди можно доверять и они справятся без меня, двигаясь вниз по холму. Они остановились на глубине в пятьдесят восемь фунтов, по-прежнему держась за руки, хотя я не знала, что это — подводная романтика или соображения безопасности. Он попытался погрузиться глубже, но Мэдди подала сигнал: Нет! — и показала ему свой регулятор глубины. Он проверил свой, просигналил: хорошо. Проверил запас воздуха — прекрасная привычка! — показал Мэдди, хотя она его не просила. Она в ответ предъявила свой. У неё оставалось больше, и неудивительно — он ведь был новичком, мальчиком, и весил больше, чем она. Пока детишки веселились и резвились, как морские котики, моя головная боль немного утихла — действовала подводная магия. Огромный океан мог сохранить любую правду, в нём хватало места даже нам с Ру. Мы совсем не видели их группу — она в буквальном смысле скрылась на глубине, и это тоже не могло не радовать. Когда треть воздуха в баллоне Луки закончилась, мы развернулись, медленно поплыли назад к якорному канату. Добравшись до него, Лука просто превосходно проверил всё необходимое: поднял сигнал, сверился с часами, посмотрел наверх, подняв руки над головой, чтобы защитить её в случае чего. Мы вспорхнули вверх. Правда, пришлось взять у Луки трубку и передать ему немного воздуха; он поднимался слишком быстро. На пятнадцати футах мы остановились, отдышались и чуть расслабились; три барракуды застыли в воде, разглядывая нас. Когда мы вынырнули, глаза Луки сияли. Вынув регулятор изо рта, он сказал Мэдди: — Господи! — Я знаю, — ответила Мэдди. Она первой добралась до трапа, отдала Уинслоу ласты. Он взял их, посмотрел мимо неё на меня. Увидев его серьёзное, удивлённое лицо, я ощутила дрожь в спине. Подала ему сигнал, что всё в порядке, но он не ответил. Я услышала, как он кричит: — Пап? Подойди на минутку! Следующим до трапа доплыл Лука. Уинслоу помог ему взобраться на борт, но все так же смотрел на меня, нахмурив широкий загорелый лоб. Когда Лука ушёл, я тоже поднялась на борт.