Она разыскала Бойса, потому что уже знала мою историю. Если она не была свидетелем, как она её узнала? Тем более как она узнала, что я была за рулём? Когда я задала этот вопрос, всё сразу стало понятно. Потому что список людей, знавших, что я была за рулём, был очень коротким. Я, но молчание давно стало моим вторым именем. Моя мать, но она так глубоко похоронила правду, что не призналась бы в этом даже самой себе. Я точно знала. — Вот дерьмо! — воскликнула я, потому что оставался только один человек. Всего один человек, который мог выдать меня Ру. Тиг. Мать его. Симмс. Глава 9 Я поехала в «Школу Ныряльщиков», чтобы забрать мокрые костюмы и баллоны с воздухом. Оттуда нужно было сразу же ехать домой, но каждая клетка тянула меня на запад, к Тигу Симмсу. Нервозность накатывала волнами, и на пике я была уверена, что здесь замешан Тиг. Более того — что он дирижирует процессом. Что он — таинственный муж Ру, отец Луки, и весь этот план с самого начала продумал он. Но если это было так, он должен был узнать, что я выплатила его ипотеку. Зачем присылать ко мне Ру? Он мог бы явиться сам, сказать: Ты правда думаешь, что это подходящая цена за три года моей жизни? Выпиши ещё один чек. Может, так, как теперь, было больнее. Если они поставили своей целью посильнее меня ранить, они отлично справились. Боль была адская. Но, переводя три года за решёткой в годы жизни Оливера, в годы моей потерянной жизни, я понимала, что заслужила это. Когда волна спадала и я ощущала слабую надежду, мне становилось так же стопроцентно ясно, что Ру использовала Тига. Он стал пешкой в её игре. Он может знать факты о ней — девичью фамилию, адрес, кого-то из клиентов — и эти факты мне помогут. При условии, что он захочет мне помочь. Но с чего бы вдруг? — спрашивала себя я, и тревога вскипала с новой силой. Это был беспрерывный цикл эмоций, кипевших и бурливших во мне, но я не могла просто приехать к Тигу и всё это остановить. Я должна была забрать Оливера, встретиться с Лукой, угодить Ру. Она была достаточно умна, чтобы занять моё время, взять меня под надзор. Подъехав к дому, я увидела Луку, уже сидевшего на ступеньках, как сирота, и смотревшего в глубины мобильника. Его голову украшали огромные беспроводные наушники. Натянув улыбку, я постаралась своим нормальным голосом сказать: — Привет, Лука. Для него я была лишь милой Чумачехой, которая не против оказать ему услугу, а не жертвой его мамаши, вынужденной расплачиваться за всё плохое, что принесла в мир. Он, должно быть, услышал меня сквозь музыку, потому что поднял глаза и одарил меня белоснежной улыбкой, такой ослепительной, что у меня перехватило дыхание. Что я готова была совершить в пятнадцать лет, чтобы такой красивый мальчик так мне улыбнулся? Всё что угодно. Таков был ответ, и моё сердце сжалось от жалости к Мэдди. Лука поспешил ко мне, опустив наушники на шею. — Здрасьте, миссис Уэй. Это так круто! Спасибо вам, — сказал он с искренней благодарностью. Я усадила его на диван, дала бутылку колы и учебник. Он принялся прилежно изучать его. В конце каждой главы были вопросы, и, доходя до них, он подчёркивал варианты ответов. Даже наушники надевать не стал, целиком погрузившись в книгу. Я поймала себя на том, что разглядываю мальчишку. Ищу черты Тига в прямых линиях его носа, в очертаниях широких, полных губ, рельефной челюсти. Но не нахожу. Это ровным счётом ничего не значило. Гены — сложная вещь, и к тому же, чтобы быть мужем Ру, Тигу не обязательно требовалось быть отцом Луки. Он мог быть ей и не мужем, а партнёром по бизнесу. Или марионеткой. Наблюдая за Лукой, я думала, что мне тоже не помешал бы учебник. Пособие по шантажу. Макиавелли[10] для чайников. Что угодно, что помогло бы мне выяснить истинные мотивы Тига. Но это можно было сделать, только отправившись к нему лично. Только обо всём расспросив. Минуты и часы пожирали друг друга. Ру не пришла проверить, как мы тут, видимо, слишком занятая собственными делами, тоже довольно паршивыми. Лука прочитал два раздела учебника и прошёл тесты ещё до того, как Мэдди вернулась из школы. Они отправились в подвал «потрепаться» — уж не знаю, что это теперь означает. Надеюсь, ничего такого. Я удостоверилась, что дверь в подвал открыта, и спустя полчаса лицемерно принесла им кока-колу и нарезанные яблоки. К моему облегчению, они невинно сидели у ноутбука и смотрели какую-то глупость на ютубе. Лука был всецело поглощён происходящим на экране, но Мэдди тайком на него поглядывала. Мою девочку ожидала любовная драма, но я надеялась, не слишком серьезная. Объект безответной влюблённости должен был вскоре уехать, не успев оставить глубокую рану. Ну а пока он безвылазно торчал у меня дома. Мне нужно было выкроить немного времени на завтра. Ру оставила мне совсем чуть-чуть, но я надеялась утром что-нибудь придумать. Пока дети сидели в комнате, я потренировалась врать перед зеркалом в ванной. Чтобы победить Ру, мне нужно было научиться врать не только словами, но и молчанием. Всё моё тело должно было стать лживым, улыбка — пропитаться притворством, плечи и руки — в любом состоянии оставаться расслабленными. За обедом я немного отработала навык, наврав Дэвису и Мэдди, что завтра утром мне придётся подменить заболевшую коллегу. Это не поездка на лодке, сказала я, лишь прогулка у рифов. К девяти вернусь домой, сказала я, успею проводить Дэвиса на лекцию, которая начинается в половине десятого, и встретиться с Шар. Я даже ела как обманщица, будто мне в самом деле нравился вкус мясного рулета, твёрдого, как глина, в пересохшем рту. Они поверили. Так легко, что я испугалась. Значит, я хорошо врала. Слишком хорошо. Вечером, в постели, Дэвис не стал задавать мне вопросов по поводу того, что меня беспокоит, или завтрашнего занятия, которое я придумала. Он уже давно захрапел, а я все лежала без сна. Меня тошнило от чувства вины, и я была этому рада. Впрочем, Ру на моём месте спала бы сладко, как Оливер. Она могла заставить меня врать, но не могла заставить полюбить это занятие. В четыре часа утра я встала, натянула лёгкое хлопковое платье на цветастый купальник, будто впрямь собиралась на пляж. Даже одежда способствовала моему вранью. И что хуже всего, я врала, чтобы встретиться с Тигом Симмсом. Наша последняя встреча закончилась так ужасно. Мысль об этом едва не лишила меня остатков решимости. Ещё до того, как встало солнце, я подъехала достаточно близко к бухте, чтобы ощутить запах соли. Мне захотелось повести машину под воду, туда, где было тихо и никто не знал моего имени. Семь лет назад я столько раз проезжала по этому шоссе. Сначала не могла даже выехать из Флориды. Неделя шла за неделей, и я подбиралась всё ближе, но так и не сумела добраться до знака, гласившего: «Балдвин-Бич». Двадцать пять лет стыда преграждали мне путь. Теперь же я неслась к автомастерской «Реставрация», изо всех сил давя ногой на газ, не имея ни малейшего понятия о том, что меня ждёт. Я не могла позволить сложной гамме навалившихся чувств, остановить меня. «Реставрация» оказалась длинным, низким, обшитым зелёным металлом зданием у просёлочной дороги. Оно было огорожено проволочной сеткой, на крыше вилась колючая проволока. На воротах стоял кодовый замок, но кода я не знала, а внутри здания было темно. На этой же территории располагался и дом Тига. Это я знала с тех времён, когда выплачивала его ипотеку. Маленький красный кирпичный домик за забором. Гравийная подъездная дорога раздваивалась; следуя по развилке, я добралась до парковки, где стоял старый Мустанг — приземистый, тёмно-синий, сияющий зверь. Припарковалась за ним. У дома не было крыльца, не было навеса, лишь бетонная плита перед дверью. Свет не горел. Я прошла по лужайке, мокрой от утренней росы, и, хотя воздух был тёплым и влажным, меня трясло. В горле ощущался кислый вкус того вина. Я столько раз представляла, как прихожу в этот дом, но не в таких обстоятельствах. Не в таком настроении. Стыд и боль, которых я ждала, я ощущала тоже, но на них накладывались тысячи других чувств. Дрожащей рукой я нажала кнопку звонка, и он залился услужливым визгом. Я ждала, но в доме было всё так же темно и тихо. Тот Тиг, которого я знала, был настоящей совой, но много ли от него осталось? В юности он не ложился допоздна, порой всю ночь, особенно в полнолуние. В такие ночи он бросал камни в моё окно и шептал: Умру за свиную отбивную. Сейчас огромный диск луны, чуть заметно убывающий, низко висел в светлеющем небе. Края блестели серебром. Может быть, в полнолуние Тиг по-прежнему хочет есть, не может уснуть? Вдруг его нет дома, он где-нибудь бродит? Я вновь надавила на кнопку. Дважды. Спустя полминуты заколотила в дверь, и загорелся свет. Я уронила руки, они сами собой принялись сплетаться и расплетаться. Я не могла их успокоить. Мне пришла в голову глупая мысль — стоит мне его увидеть, и я сразу же всё пойму. Прошло четверть века, но нет любви сильнее, чем первая любовь. Сколько часов я провела, разглядывая лицо Тига, изучая его углы и плоскости? Я знала, как любое из чувств отражается на этом лице. Если он подослал ко мне Ру, его тёмно-зелёные глаза сузятся, зрачки поднимутся вверх. Он сожмёт губы. Большими пальцами упрётся в костяшки указательных. А если не он её подослал, каким станет его лицо? Что он почувствует, увидев меня на крыльце? Этого я не могла даже представить. Услышала шаги. Ближе и ближе. Мне показалось, моё дыхание оборвалось. Дверь распахнулась, петли громко скрипнули. Он на ходу одевался, и прежде чем успел прикрыть живот, я увидела на нём татуировку. Натянул простую белую майку — Дэвис надевал такие только под рубашки на пуговицах. Тиг был по-прежнему тощ, как проволока, и старые пижамные штаны свисали с узких бёдер. Дурацкие штаны бананового цвета, в крошечных мультяшных обезьянках. Его лицо, такое знакомое, было помято от сна. Безумные кудри всё так же торчали во все стороны. В бледном свете они казались бронзовыми, и я увидела, что в них появились серебряные нити. Он потёр глаза и посмотрел на меня. В этом взгляде не было ничего. Не было даже раздражения оттого, что Тига разбудили. Лишь спокойная вежливость. — Опять ворота заклинило, или вы код забыли? — спросил он, потом моргнул, вновь посмотрел на меня, словно пытаясь вспомнить моё имя. — Вы… извините. Просто очень рано. Вы тут рядом живёте? — Тиг, — сказала я и осеклась. Просто смотрела на него, не в силах больше произнести ни слова. Услышав мой голос, он вновь моргнул. Словно лишь теперь проснулся. — Смифф? — спросил он наконец. — Смиффи, это ты? Я подняла подбородок. — Привет. Он покачал головой, не веря, а может быть, стряхивая остатки сна. Потом шагнул ко мне так быстро, что я испугалась. Закрылась руками, защищаясь, но он склонился ко мне и сжал в крепких объятиях. Мои руки мешали, и это, кажется, его рассмешило. Я кое-как высвободила их, обняла Тига. Он чуть приподнял меня над землёй, я болтала ногами, пока он не поставил меня на место. Потом прижалась лицом к его груди, и он пах в точности как прежний Тиг — немного марихуаной, немного металлом. — Чёрт, Смиффи. Хочешь вафлю? — спросил он, как будто не было этих тысячи лет и мы не спали всю ночь, мы играли песни, мы были группой «Сон-трава». Будто светало, и мы очень проголодались, и через полчаса начинались уроки. В его объятиях я осознала, как отчаянно мне хочется, чтобы он не был замешан в схеме Ру. Конечно, если я была бы его жертвой, он узнал бы меня? Он просто не мог работать с ней. Я так сильно этого хотела, что не доверяла сама себе. — Нет, спасибо, — ответила я. Мой голос был скрипучим, как его дверь. Наконец он разжал объятия, отошёл на расстояние вытянутой руки, впился глазами в моё лицо, будто изголодавшись по этому зрелищу. — Господи. Ты по-прежнему выглядишь как… ты. Я покачала головой, вновь ощущая давний стыд. — Нет, что ты. Я на двадцать лет старше. И на пятьдесят килограмм худее. — Да, но ты всё равно… — он помолчал, подбирая слова. — Я не знаю, как ещё сказать. Ты выглядишь как ты. Ты — это ты, — он улыбнулся, будто сказал что-то приятное. Его руки на моих плечах были такими тёплыми, он смотрел на меня так пристально, с таким удовольствием, что всё это казалось безумием. Должно быть, он тоже это почувствовал, потому что опустил руки и, рассмеявшись, сказал: — Блин, заходи. Мне бы надо… извини. Я спал. Хочешь кофе? Мне нужно выпить кофе, — он широко распахнул дверь, но я осталась стоять, где стояла. Меня трясло, на глаза наворачивались слёзы. Странно, что зубы не стучали. — Почему ты рад меня видеть? — спросила я. Он моргнул, покачал головой. — Ах, Смифф. Я так давно хотел тебя увидеть. Очень хотел. Я должен был сам прийти к тебе. Это уж точно. Мой косяк. Прошу тебя, заходи. Он провёл меня в маленькую гостиную, вполне в стиле Тига. Прежнего Тига. Там царил беспорядок, но не бардак. Повсюду были книги — грудились на полках, громоздились высокими стопками у камина и дивана. На низенькой стопке журналов «Национальная география» на кофейном столике стоял кальян, рядом с ним — трубка для отвода воды и ещё две раскрытые книги обложками вверх. Одинокая лампочка заливала комнату мягким золотистым светом. Диван и стулья разделяли комнату пополам. На второй половине высилась барабанная установка, стояли две больших и одна маленькая электрогитара, пять гитарных стоек. На самой дальней стоял древний «Фендер». Я его где угодно узнала бы. Кухня оказалась маленьким, тёмным квадратом; от комнаты его отделяла барная стойка. Тиг обошёл её, свет решил не включать. Я прошла вслед за ним, шлёпнулась на стул. Позади большой кофемашины на стойке стоял пластмассовый мерный кувшин с водой. Тиг налил воду в кофемашину, и не прошло и пары секунд, как она загудела. — Да ты фанат, — такие кофемашины я видела лишь в кафе. Дома никто не держал ничего подобного.