— Значит, ты хочешь четверть миллиона и бесплатные занятия для ребёнка? — это было так мелочно. Как будто она ограбила меня, а потом протянула коробку для чаевых. — А больше ничего не хочешь? Жвачку там, или мою почку? Мои слова её рассмешили. — Лучше бы ты мне не нравилась, — сказала она. — Если честно, Эми, я просто хочу тебя занять. Чтобы тебе ничего не лезло в голову от безделья. Занятия с Лукой помогут убить время. К тому же он очень хочет. — Могу предложить только аудиторную работу. У меня есть DVD и учебник, пусть делает тесты, — я должна была пойти на переговоры. Если мне придётся пройти с ним полный курс, я буду не только занята, я буду под наблюдением. — В бассейн нас в выходные не допустят. Расписание учитывает только будние дни. Так и было, но это не смутило Ру. — Занимайтесь в бассейне Тейт. Я чуть не расхохоталась. — Ты видела Тейт? Она не станет доставлять мне такое удовольствие. — А мне доставит. Она меня любит, — заявила Ру и ласково улыбнулась. Этого быть не могло. Тейт, как настоящая пчелиная королева, терпеть не могла других красивых женщин. Я закусила губу. Может быть, у Ру и на Тейт есть компромат? Моя подруга по несчастью — Тейт Бонакко? Если так, тогда чутьё меня не подвело, и у неё в самом деле роман с Филлипом. Потому что какой ещё компромат мог быть у Ру? Мне не хотелось отвлекаться от намеченного плана, но я пообещала себе непременно до всего дознаться — ради Шар. — Чем ты угрожаешь Тейт? — спросила я. Мой вопрос застал Ру врасплох. Я увидела, как на её лице отразилось изумление. Должно быть, она не ожидала от меня такой прямолинейности. — Тейт мне ничего не должна, — сказала Ру, но это был не ответ. — Я тоже. Я должна Вселенной, верно? Так почему Тейт должна уступить Вселенной свой бассейн? — Квиты! — воскликнула Ру почти с восхищением и вновь наклонила голову, как птица или рептилия. Улыбнулась, на этот раз от всей души. Я поняла, что она чувствует ко мне странную, хищную симпатию. Может быть, встреться мы в Калифорнии, она бы тоже мне понравилась. Теперь она склонилась ко мне, словно мы были заговорщицами. — Скажу вот как: в случае Тейт это не карма. Это просто психология. Тейт считает, что её дом шикарнее моего — с бассейном, новой кухонной мебелью из Икеи, — её голос сочился презрением. Очевидно, она имела в виду не только Тейт, но и большинство женщин, живущих по соседству, и у меня возникло чувство, что я в этот круг не вхожу. Она воспринимала меня почти как равную. — Она любит соревноваться, особенно с другими женщинами, а тут я попрошу её об одолжении. Она решит, что я тоже приду. Увижу её дом, её вещи, сравню их с этой вот дерьмовой обстановкой. Она хочет меня победить, а тут я фактически сдамся без боя. Это было похоже на ту Тейт, которую я знала. В то же время её слова не отметали мою версию. Ру могла прикрывать Тейт, потому что Тейт была её жертвой; следовательно, я всё ещё не была уверена, что сказать Шарлотте. Ещё из её слов я поняла, что Ру не будет посещать занятия вместе с Лукой. Почему, я не спросила. Может быть, это очередная ловушка. Как когда она спросила, сколько времени займёт погасить счёт. Я не собиралась глотать все её наживки. Я училась. — Хорошо, — сказала я как можно легкомысленнее. Может быть, решила я, смогу разговорить Луку, обсудить его мамашу. Он вполне может рассказать что-нибудь полезное. — Пусть начнёт с сегодняшнего дня, с учебника. Можешь арендовать у Тейт бассейн на завтра и на пятницу? В субботу и в воскресенье пойдём на пристань, будем учиться нырять в открытом океане, — Мэдди точно обрадовала бы перспектива провести все выходные с Лукой, так что и в этой новости был маленький плюс. Ру покачала головой. — Никакой пристани. Возьмёшь напрокат лодку. Тут поблизости затонуло несколько кораблей. Я люблю погружаться на затонувшие судна. Увидев моё выражение лица, она ухмыльнулась. Понятно, что я не хотела тратить свои последние бесценные дни на дайвинг в её компании. Но другого выбора не было. — Хорошо, — вновь сказала я. — Больше не будем обсуждать сделку. Даже наедине. Будем болтать о рецептах солянки из баночек или что тут принято обсуждать. В понедельник днём придёшь сюда. Переведёшь деньги на счёт, который я тебе покажу, и я исчезну из твоей жизни. Честное слово. Разве это не прекрасно? — Ру потянулась, словно ощущала физическое удовлетворение при мысли о моих деньгах. Выпрямилась, вновь склонилась вперёд, поймала мой взгляд. — Ну или попытаешься меня обвести, и я трахну весь этот город, как твоего юриста. — Хорошо, — ответила я в третий раз. Похоже, все остальные слова я забыла. — Скажу Луке, чтоб собирался. Возьмёшь его с собой. Я покачала головой. У меня были планы. — Мне нужно заехать в «Школу Ныряльщиков», взять кое-какое снаряжение, — мне даже врать не пришлось. Дома у меня, как у большинства дайверов, лежало оборудование для погружений, но мне надо было взять баллоны и незаполненный учебник. К тому же все костюмы и регуляторы плавучести, лежавшие у меня дома, были рассчитаны на женщин. Смерив меня взглядом, она приняла решение. — Ладно. Пришлю его к тебе через час или около того. Я кивнула, поднялась и пошла, сильно сведя за спиной лопатки, чтобы не показывать, какое чувствую облегчение. Она пристально смотрела на меня уже совсем не тем взглядом, что утром. За сегодня она дважды чуть не подставилась, уронила маску провокаторши. Восприняла меня слишком всерьёз. Мне нужно было, чтобы она меня недооценивала. Я надеялась, что так и есть. Потому что, стоит ей оценить меня по достоинству, мне крышка. Я заглянула домой, села в Субару и поехала по делам. Время казалось зримым, осязаемым, созвучным с биением и пульсацией сердца. Пять дней, чтобы научиться играть в её игру. Пять дней, чтобы придумать, как победить. Если я в самом деле готова заняться тем, что она называет игрой, а я — борьбой за жизнь, мне придётся отправиться в Вэйверли-Плейс. Я повела машину на север, прочь от «Школы Ныряльщиков», прочь от океана, навстречу своему прошлому. Поездка ощущалась как нечто абсурдное. Я почти семь лет проезжала мимо этого города, ни разу туда не заглянув. Он стал тщательно вымаранным белым пятном на моей карте — нечто существующее, но неисследованное. До моего бывшего дома было всего несколько миль, но мне казалось, будто я еду в далёкое, зловещее место, безрадостное, безысходное. Всё тот же опознавательный знак — кованые железные ворота, исключительно декоративного назначения, всегда открытые, с железной витой надписью «Вэйверли-плейс». Когда я была подростком, этот район считался шикарным, но теперь всё изменилось. Дома были по-прежнему большими и, возможно, дорогими, но самые богатые люди в городе теперь строили на участках с видом на отвесный берег. Я въехала в ворота, и, хотя прошло много лет, всё показалось мне до боли знакомым. Я узнала дома, где жили ученики Брайтона и малыши, за которыми я присматривала, узнала парковку на Мэпл-Драйв. Эта улица пересекалась с той, на которой жила я. Клирвотер-стрит. Проезжая мимо, я старательно отводила взгляд. Мой дом был в этом квартале, а в двух кварталах от него — дом Шипли. У меня не было ни малейшего желания смотреть, какие возле него растут деревья, в какой его перекрасили цвет. Мне вообще не хотелось там быть. Я резко повела машину на Рэйнвей-стрит, мимо которой едва не проехала. Искала глазами знакомые очертания, но лесов теперь не было. По обеим сторонам улицы выросли новые дома. Меньше, однороднее, выкрашенные в гармоничные пастельные тона, с кирпичным фасадом. Я повернула к дому своей бывшей одноклассницы, Шелли Гаст. От него было два квартала до грязной дороги. Я чувствовала, как приближаюсь к ней. Будто въезжала в чёрный центр водоворота. Воздух становился резким, электрическим, словно само это место могло осудить меня и приговорить. Маленькие светлые волоски у меня на руках встали дыбом, ладони защипало, будто они затекли. Я остановила машину на том самом месте, перед бывшим домом мистера Прэтта, белым домом в колониальном стиле, стоявшем высоко на холме. Когда мы с Тигом выехали из лесов, маленькая машина миссис Шипли потеряла управление и пронеслась по всей улице, доехала половину пути до холма, разметав подстриженную траву. Шум разбудил Прэттов. Мистер Прэтт вызвал полицию. Я вышла из машины. Ноги тряслись так, что мне показалось, я не смогу на них удержаться. Я вдруг поняла, что хочу есть. Очень хочу. Сегодня я ничего не ела, до вчерашнего ужина едва дотронулась. Едва я заметила голод, он тут же стал чудовищным, всеобъемлющим. Быть немыслимо голодной мне показалось даже правильным, и это тёмное чувство было сродни удовольствию. Я вспомнила, что заслужила такое ощущение пустоты. Закрыла глаза, медленно вдохнула. Я уже не та девочка, и я здесь по делам. Осмотрелась. На другой стороне дороги парковки были куда больше. Со стороны дома Прэттов с холма шёл спуск. На это место выходили окна только трёх домов. Значит, лишь их владельцы могли хорошо видеть произошедшее. В девяностые Прэтты были уже весьма пожилыми людьми. Даже их внуки выросли. Значит, Ру не из Прэттов. Соседний дом, я вспомнила, был тогда выставлен на продажу. В нём никто не жил. Может быть, Ру — бывшая беспризорница? Не девочка из богатой семьи, а оборванка лет десяти-двенадцати, которая спряталась в пустом доме? Нет, это было невозможно. Не в этом районе. Здесь везде стояла сигнализация, к тому же частное охранное предприятие контролировало въезд незваных гостей. В следующем доме раньше жил Джесси Кеннон, парень из Брайтона. В семье было трое мальчишек, девочек не было. Значит, оставался только один дом, песочного цвета, с трёхзубчатой крышей. Я понятия не имела, кто там жил в девяносто первом году. Я смотрела на окна, а они смотрели на меня, как пустые глаза. Последний дом этого квартала. Дальше Рэйнвэй-стрит уходила в сторону. Я подошла достаточно близко, чтобы разобрать цифры на почтовом ящике. 226. Можно было позвонить местному юристу, который в своё время помог нам с Бойсом основать фиктивную компанию. Покопавшись в старых записях, он выяснил бы, кто тут жил. Но мне ещё нужно было заехать в «Школу Ныряльщиков», потом забрать сына. Мне не хотелось, чтобы Лука ждал меня так долго — он мог заподозрить неладное. Я подошла к ящику поближе. Почему бы просто не спросить? Желудок громко взревел, как голодный зверь. Нет ничего плохого в том, чтобы всего лишь задать вопрос. К двери подошла женщина. Старше меня, в белом горнолыжном костюме, стоившем дороже, чем поездка на хороший горнолыжный курорт. Вид у неё был лощёный, в пепельных волосах ни следа седины, лицо слегка и очень грамотно подтянуто. Как и Ру, она явно делала пластику, но из-за возраста это было заметнее. Что скрывали гладкие щёки и лоб, выдавала морщинистая шея. — Да? — спросила она, нетерпеливо вскинув брови, будто заранее чувствуя, что я намерена всучить ей брошюру об адских муках или пылесосах. Визиты соседей в Вэйверли были редкостью. — Простите, что беспокою, и простите за мой вид, — сказала я и виновато поправила волосы, — я только что с йоги. Проезжала мимо и… знаете, я тут выросла. Мне захотелось найти мой дом. Но тут столько нового настроили, что я запуталась. — Вы жили на этой улице? — спросила она с понятным скептицизмом. Старая Субару у меня за спиной и мешковатая куртка говорили сами за себя. Она в самом деле напоминала спасательный жилет, чёрт бы побрал Ру с её наблюдательностью. — Да. Возле дома Шелли Гаст. Мы с Шелли вместе учились. Если я смогу найти её дом, то, наверное, свой тоже найду? Я миллион раз проходила этот маршрут. Её лицо просветлело. — Ой, Гастов мы знаем! Чудесная семья. Они переехали поближе к внукам. Вы недалеко от их дома. Может, в десяти домах, — она указала в том направлении, откуда я только что выехала. — Спасибо, — сказала я. — А вы здесь давно живёте? Может быть, знали моих родителей? Деннингсов? — Не слышала такую фамилию, — ответила она. — Но мы здесь живём всего пятнадцать лет. — Да, они пятнадцать лет назад и съехали, — уверенно продолжала врать я. — Странно, но ваш дом я вообще не помню. У кого вы его купили? — Ни у кого, — сказала она и рассмеялась при виде моей недоумевающей физиономии. — Сами построили. Тут было пустое место. Неудивительно, что вы заблудились между нашим домом и Шанти-тауном. Я изо всех сил постаралась выдать своё огорчение за сочувствие. Подумала, что ей, бедняжке, должно быть, сильно портят жизнь карьеристы, которые могут себе позволить дорогущие дома на холмах. В конце концов сказала единственное, о чём искренне сожалела: — Не могу поверить, что леса вырубили, — потом добавила: — Спасибо, что объяснили дорогу, — и пошла к своей Субару. Этого дома в то время ещё не было. Все остальные я уже вычеркнула из списка. Где же тогда жила Ру? Она видела аварию. Она подробно описала её в тот день, когда во всём мне призналась. Спросила меня, помню ли я звуки, запахи… Я замерла посреди дороги. До меня стало доходить. В этом плане все аварии одинаковы. Она сказала, что видела аварию, когда притворялась Лолли Шипли. Она не сказала ни слова о том, что видела аварию из окна. До этого я додумалась сама. Она просто согласилась. Что она знала из того, что ей рассказал кто-то другой? Мою девичью фамилию. Мою историю. Знала, что я виновата в аварии. Что у меня есть деньги. Что я мучаюсь чудовищным чувством вины.