Она чуть подалась вперёд, рука повисла. — Лука бывает здесь? Она не знает, что её ребёнок ходит ко мне домой? Я теперь была не против его визитов — похоже, он не испытывал к Мэдди ни сексуального, ни романтического интереса; правда, я опасалась, что она всерьёз в него влюбится. Он был очень мил, и пару раз я приглашала его на ужин, но он не явился. — Да. Он приходит сюда с Мэдисон после школы. — Лука на домашнем обучении, — сухо сказала Ру. Это меня удивило. Домашнее обучение не слишком вязалось с образом Ру, но что и с чем вообще вязалось? Роскошная новая машина не сочеталась с убогим домиком, дорогая одежда и столь же дорогая пластика — с нашим районом. Она поднялась и прошла мимо меня к панорамному окну, пробираясь сквозь завал, который устроил Оливер. Он всё ещё стаскивал игрушки с полки, изучая, тряся и облизывая каждую, прежде чем бросить на пол, что-то бормоча себе под нос. — Ты с полтретьего до пяти на работе? — спросила я, пытаясь понять, как она может быть не в курсе, что её сын бывает у меня. Она нетерпеливо встряхнула головой. — Нет, в тренажёрном зале. Она проводит в тренажёрном зале два с лишним часа в день? Я удивилась, но, глядя на её силуэт в свете панорамного окна, поверила. — Ну, может, он просто не говорил тебе об этом, — сказала я беззаботно и даже снисходительно. Мне нравилась эта перемена: теперь я была спокойна, а она нервничала. В то же время я надеялась, что моё признание не доставит Луке неприятностей. Мне начинал нравиться этот парень. — Я приглядываю за ними, поверь мне. — Он таскается к твоей дочери?.. — сказала Ру почти вопросительно. Я рассмеялась. — Само собой. Не ко мне же, чтобы я научила его стирать цветные вещи отдельно от белых. Она улыбнулась. — Это уж точно. Этот мальчишка даже носки свои в корзину не бросит. Её тон был беззаботным, но я заметила напряжение в линиях её тела. Она обвела глазами комнату. Мне нравилось видеть, как она нервничает. Я с трудом подавила в себе желание встать и придвинуться ближе. Она сняла с полки семейную фотографию, стоявшую на полке слишком высоко, чтобы Оливер мог дотянуться. Я, Мэдди и Дэвис собираемся на пасхальную службу. Оливер тоже был на фото: огромный шар, вздувавший моё лавандовое платье. Ру впилась глазами в фото, не обращая ни малейшего внимания на малыша, игравшего у её ног. — Это она? Мэгги? Приёмная? — Мэдди, — поправила я. — Да. Она приподняла бровь, перевела взгляд с фото на моё лицо. — Для Луки как-то не очень. Всё моё тело вспыхнуло от внезапной злости, хотя я думала о том же, просто не смогла облечь эти слова в такую наглую, жестокую формулировку. Но ведь думала. — Они просто друзья, — сказала я холодно. — Само собой, — ответила она. Слишком резко поставила фото обратно и повернулась ко мне. — Я не очень-то довольна этим визитом, Эми. Я просила тебя прийти ко мне, но ты не пришла, так что мне пришлось тащиться сюда. И вот я здесь уже пятнадцать минут и только теперь узнала, что мой ребёнок тут ошивается. Конечно, мне нравилось нажимать на её больные места, но тут речь шла о ребёнке. Я точно так же напряглась, когда Мэдди обманула меня и поехала в школу с Лукой. К этому пришлось отнестись серьёзно. — Я бы сразу рассказала, если знала бы, что Лука об этом умолчал. Материнская солидарность, — сказала я искренне. — Конечно, — ответила Ру тем же самым тоном, каким сказала, что читала «Дом Мирта» — ясно, что она врёт. — Честное слово, — заверила я. — Но ему всего-то шестнадцать. Они с Мэдди едят попкорн, обсуждают усилители вкуса и слушают музыку. Никто не пьёт, не курит, нет угрозы внезапной беременности. Во всяком случае, у меня на глазах. Ру скрестила руки и недовольно посмотрела на меня. — Я велела ему ни с кем не связываться. Я тут по делам и не хочу, чтобы он неделями рыдал, когда мы уедем. Теперь мы, кажется, нашли общую тему: подростковые проблемы я понимала. Но гораздо важнее были слова о том, что Ру здесь ненадолго. — У тебя временная работа? — Надеюсь, — ответила она, и её слова могли означать что угодно. Я спросила: — А чем ты, кстати, занимаешься? Похоже, никто из моих соседей не был в курсе. По словам Шар, знавшей всё на свете, в книжном клубе Ру вела себя уклончиво. Сказала Лизе что-то про веб-дизайн, намекнула Шеридан, что получила крупный гонорар. Тесс предположила, что Ру — представитель богемы, может быть, танцовщица. — Не хочу говорить о работе, — отрезала Ру. — Дела не очень, если честно. — Бах! — недовольно воскликнул Оливер. Все игрушки теперь были на полу. Я встала и подошла к сыну, видя, что Ру не собирается ему помогать. Когда я приблизилась, она пропустила меня и прошла обратно к дивану. — Хорошо. Ладно. Если ты не насчёт уроков дайвинга, чего тогда от меня хочешь? — я опустилась на колени, чтобы собрать игрушки. Она молча, оценивающе смотрела на меня, и мне это не нравилось. Поймав её взгляд сверху вниз — в буквальном смысле — я почувствовала, как наши роли вновь сменились. Она была спокойна, а я потеряла управление, заговорив о детях и дайвинге. И к тому же стояла перед ней на коленях. Поставив игрушки на полку, я поднялась на ноги. — Ты знаешь чего, — сказала она, и эти слова её изменили. Всё её тело переменилось. Расправились плечи. Вытянулась шея. Руки сжались в кулаки и вновь расслабились. — Я пришла, чтобы закончить. — Что закончить? — моё сердце заколотилось, потому что я знала ответ. — Игру, — ответила она именно так, как я и думала. Вновь наклонила голову — быстрое, птичье движение, любопытное и незнакомое. — Не бойся, Эми Смит. — Мне неинтере… — я не договорила, когда до меня дошло, что она назвала мою девичью фамилию. Я перестала быть Эми Смит в девятнадцать лет, заключив пятиминутный брак с Джеймсом Ли. Старую фамилию возвращать не стала. — Что ты сказала? — вопрос вырвался у меня против воли. Я ощутила, как сами собой переплетаются мои руки. Сделала над собой усилие, чтобы успокоиться. — Эми. Элизабет. Смит, — очень медленно сказала Ру. — Да, я знаю, как тебя зовут. Я знаю тебя. А ты меня знаешь? Я не знала. Я склонилась, вновь принялась ставить на полку игрушки Оливера, хотя он уронил всего несколько. Мне нужно было смотреть куда-нибудь, только не на неё. Игрушечные ключи застучали в моих трясущихся руках. Оливер беззаботно захихикал, думая, что это такая игра, и схватил ключи, едва я поставила их на полку. Я взяла ещё пригоршню игрушек, расставила, склонилась за новыми. — Чего ты хочешь? — спросила я у плюшевого мишки. Потому что Ру явно чего-то хотела. — Справедливости, — ответила она. Всего одно слово. Тихое. Сильное. Я замерла, не в силах оторвать глаз от её лица. Ру жадно смотрела на то, как мир уходил у меня из-под ног. Плюшевый мишка, вывалившись из рук, упал на пол. Я выпрямилась. — Справедливости, — повторила я, слово прозвучало неуверенно и незнакомо. Как будто на французском или испанском. Незнакомое, нелепое слово. — Вот оно, — сказала Ру. — Что? — спросила я. Она почти виновато опустила руки. — Твоё истинное лицо. Я ждала, когда его увижу, с той секунды, как пришла сюда. Да уж, вычислить тебя нелегко. Но ты меня знаешь, Эми Смит. Я её не знала. — Чего ты хочешь? Время тянулось медленно-медленно. Она сделала ко мне шаг, другой, третий, и я почувствовала, что не могу дышать. — В тюрьму отправился не тот ребёнок, — сказала она. — За рулём была ты. — Я не помню, кто был за рулём. Застарелая ложь. Слова вырвались сами собой, раньше, чем я поняла, что отрицание означает признание. Мне вообще не следовало реагировать, не следовало показывать, что я знаю, о чём она говорит. Я не поняла, почему это сработало именно так, но почувствовала инстинктивно. Я попыталась уклониться, но руки вновь переплелись, и я увидела, как встаёт та самая полная луна. — Я не помню… — Нет, ты помнишь, — ответила она так спокойно и уверенно, что все слова замерли у меня во рту. Она знала. Это должно было случиться. Нет, это уже случилось. Весь мир уже изменился. Всё тело наполнилось жуткой дрожью. Эта дрожь была сродни облегчению, если только облегчение может быть настолько холодным, чтобы обжигать. Впервые за много лет, даже десятилетий, я была в одной комнате с человеком, видевшим насквозь все мои слабости. Я чувствовала этот взгляд, пронизывающий всё моё тело до костей. — Ты меня знаешь, — сказала я. — Знаю, — ответила она. Подошла ещё ближе, но в этом движении не было флирта. Стало страшно. Она была так близко, что я видела лишь её бледное лицо. Я не представляла себе, сколько усилий требовалось, чтобы, зная правду, молчать, изо дня в день. Моё похороненное прошлое было гораздо больше пространства, в котором я тонула. Несколько дней назад, в книжном клубе, Ру начала сверлить во мне дыру, и теперь прошлое, вскипая во мне, хлестало сквозь нее. Огромное, оно наполнило комнату, затопило всё, что нас окружало. — Ты была за рулём. Ты убила Дану Шипли, — сказала она. — Я знаю. Я тебя видела. Я там была. Я резко, яростно встряхнула головой. Она не могла ничего видеть. Полиция искала свидетелей, но все жители домов поблизости в это время спали. Кого-то разбудили звуки, но к тому времени, как они встали, надели халаты, подошли к окнам или вышли на крыльцо, мы с Тигом уже выбрались из машины. Они видели, как мы стоим на дороге возле машины миссис Шипли. — Я была там, — настаивала Ру. Медленно подошла ещё ближе, уставившись на меня. Я не могла отвести взгляд, невысказанные слова встали между нами. Но она слышала их так же ясно, как если бы я их произнесла вслух. — Я видела, как ты вылезла с водительского места. Ты упекла невинного мальчика за решётку. Я ощутила, как дёргается голова. Взад-вперёд, взад-вперёд. Оливер у моих ног что-то рассказывал мишке. Я слышала его ворчание, но будто издалека; в этот миг существовали только я и Ру. — Никто не видел, — прошептала я, но вдруг? Полиция искала свидетелей, но опрашивала ли она детей? Сколько лет может быть Ру? Дороги были пустынны, но на нас смотрели стеклянные глаза окон. — Я была там, — уверяла она. — Когда машины столкнулись, скрежет металла по металлу был похож на крик. Ты помнишь? — спросила Ру, и я услышала этот скрежет. — Запах горелых шин, — сказала она, и я ощутила этот запах.