Я закрыла дверь, шагнула в сторону, перекрывая ей путь из прихожей, потому что наш разговор мог оказаться очень, очень коротким. В этом помог бы Оливер. Он тихо сидел у меня на руках, с серьёзным видом изучая Ру, но я знала — сейчас самое активное для него время, и совсем скоро он захочет спуститься. — Чем могу помочь? Она наклонила голову вбок, губы вновь изогнулись в полуулыбке. — Какие у меня варианты? — Не знаю. Тебе что-нибудь нужно? Её брови взмыли вверх, но я сохраняла хладнокровие и спокойствие. Я ни за что не показала бы ей нездоровый интерес, вскипающий в груди, и страх, что её версия игры в «Я никогда не» нацелена на меня. — Может, хочешь узнать, что мы обсуждаем на следующей неделе? «Доводы рассудка». Могу прислать письмом по электронке. — Остин? Пфф. Кенга, что ли, выбирала? Или она всегда выбирает? — должно быть, она заметила моё выражение лица, потому что рассмеялась. — Я бы лучше почитала что-нибудь зубастое, ну ты понимаешь. — Я люблю Остин, — сказала я, хотя давно хотела, чтобы Шар выбирала именно такие книги, которые Ру так точно охарактеризовала. Зубастые. — Ну, так чего ты хочешь? Уверена, ты не за сахаром пришла. — Я люблю сахар, — ответила она, и я поняла, что она врёт. Она в точности скопировала интонацию, с которой я призналась в любви к Остин. — Ты не похожа на сладкоежку, — заметила я. Если эта женщина не держала в доме хлеб, вряд ли она набивала тумбочку бисквитным печеньем. — Я люблю сахар, — повторила она и шагнула ближе. Слишком близко, так что это казалось двусмысленным. — Но я не позволяю себе всё, что люблю. А ты? Я отступила в сторону, сама того не желая, и она двинулась вперёд. Элегантная юбка обвивала стройные ноги. Она прошла в гостиную, мимо лестницы, ведущей в подвал, прямо к двери в кухню. Я пошла за ней до гостиной. Оливер фыркнул и обрызгал мне щёку слюной. Наконец, Ру остановилась у кожаного дивана и принялась разглядывать фото с морскими животными, в точности как её сын. Уже поздно было говорить что-нибудь саркастическое, вроде «чувствуй себя как дома». Я потеряла контроль. Как бы я ни представляла нашу встречу после игры, такой вариант не приходил мне в голову. Оливер ёрзал у меня на руках, клонился к полу и пищал: «Бабабаба». Закрыв детский барьер, я спустила его с рук, и он пополз к книжной полке, полной игрушек. — Я думала о тебе, — сказала Ру. Она по-прежнему смотрела на картинки, повернувшись ко мне спиной, но в её голосе слышалось подобие флирта. — Всю неделю. — Это… немного странно, — ответила я. Я тоже думала о ней слишком много. Но совсем не в том смысле, на который она намекала. — А ты обо мне думала? — спросила она, словно прочитав мои мысли. — Не особенно, — соврала я, радуясь, что она стоит ко мне спиной. Ей стоило лишь посмотреть на меня, чтобы понять — я вру насчёт литературных предпочтений. Больше она ничего не сказала. Лишь медленно прошлась вдоль дивана, словно продумывая каждый шаг. С каждой секундой мне становилось всё более неловко, но я сделала над собой усилие и ждала, пока она уйдёт, дыша по методике и холодно, спокойно улыбаясь. Налюбовавшись картинками, она через плечо бросила на меня дерзкий взгляд. Тишина затягивалась, даже воздух утратил плотность. Я по-прежнему улыбалась, хотя улыбка казалась приклеенной. До меня дошло, что это тоже игра. Тихая игра. Она раздражала, но я была почти рада. Злость — тоже плохое чувство, но уж лучше оно, чем тревога. — У меня сегодня нет времени играть в молчанку, Ру, — сказала я. В её глазах зажглись озорные искорки. — А у меня есть. Поэтому я выиграла. — У меня нет времени играть ни во что, — буркнула я сердито, сама того не желая, и её ухмылка превратилась в улыбку во весь рот. Медленной походкой она приблизилась ко мне. — Ты не любишь игры? Не стоило начинать этот разговор. Тема игр не годилась для обсуждения с ней. Она сбила меня с ног и теперь вновь подбиралась слишком близко. На этот раз я удержалась, хотя чувствовала, как мои глаза буравят её, как всё тело хочет отодвинуться в сторону. — Ты пытаешься… — я даже не знала, как спросить, чтобы это не прозвучало слишком нагло. Теперь она прижалась ко мне вплотную. Я ощущала её дыхание, холодное, пахнущее мятой. Я подняла руки вверх и шагнула назад. Я ничего не могла с собой поделать. — Не знаю, чего ты добиваешься. Может, тебе весело, но мне — нет. Она улыбнулась мне. Соблазнительной, почти хищной улыбкой. Будь я лесбиянкой или мужчиной, я не сомневалась бы, что она хочет привлечь моё внимание. Кожа покрылась мурашками. — Ты любишь мужчин? — спросила она. — Да, — ответила я. — Ну то есть, я люблю своего мужа. — Ну прямо степфордская жена, — сказала она. — Расслабься, я тоже люблю мужчин. По крайней мере трахать, — судя по всему, она не слишком придерживалась негласного правила не ругаться в присутствии детей, бросив нецензурную бомбу возле моего малыша, развесившего уши в поисках первого слова. — Не бойся оставаться со мной наедине. — Мы не наедине, — отрезала я. Оливер был в нескольких метрах от нас, исследовал пластиковую палку с яркими концентрическими кругами. — Всё равно что наедине. Этот никому не расскажет, — она взглянула на Оливера, потом перевела взгляд на меня. — Так вот, я нормальной ориентации. Больше всего я люблю юристов. Не только потому, что они все конченые извращенцы, хотя это приятный бонус. Больше всего я люблю их за то, что, если их трахать как следует, они всё тебе расскажут. Юристы болтливы, как пьяные женщины из книжного клуба. Снова отсылка к игре, и, разумеется, я не собиралась вестись на эту уловку. — Выбирай выражения, ладно? — сказала я. — Не хочу потом убеждать соседей, что любимое слово Оливера — «ахать». Она не рассмеялась. Даже из вежливости. Вновь наклонила голову, на этот раз на другой бок, и посмотрела на меня так, словно я кусочек паззла, который не подходит куда надо. — Кого ещё я люблю трахать? Банкиров, — продолжала Ру, будто не слышала моих слов. Её голос был подчёркнуто легкомысленным. Это напомнило мне другую игру: «Плохая мамочка». Её любили Тейт и Лавонда: вечно выпендривались, у кого больше колец на пальцах ног и татуировок, кто скажет или сделает что-нибудь более вызывающее. — Думаю, тебе лучше начать с банкиров. Потренируешься перед юристами — банкиры не такие извращенцы. Она явно провоцировала меня, и я ощутила странное желание казаться тем зануднее, чем откровеннее становились её провокации. Смерила её скучающим взглядом. Пожала плечами. — Возьми их себе. Я замужем. Она тоже пожала плечами, в точности скопировав моё движение и мимику, будто принимала мораторий на секс с юристами. — Я тоже замужем. — Правда? — удивилась я, сама того не желая. Не считая слов Луки о том, что она не ест хлеба, это была первая конкретная информация, какую я узнала о Ру. — Никогда не видела твоего мужа. Она улыбнулась. — Мы живём раздельно. — Неудивительно, если учесть, сколько в мире юристов, — сказала я. Слова прозвучали ехидно, немного стервозно, и она сдавленно рассмеялась. — Тебя голыми руками не возьмёшь, да? Я пожала плечами. Мне нравилось не поддаваться на её провокации, когда она изо всех сил старалась меня шокировать. Я решила вести себя ещё невозмутимее. Погрузилась в себя, дышала, как во время глубоких погружений. Моё тело было спокойно, лицо ничего не выражало. Пусть, подумала я, хоть осла трахает на моём чайном столе — дам ей чистящее средство и попрошу убрать за собой. — Я думала, ты ранимее, — сказала она. — Может, потому что, когда мы встретились, ты крутилась возле Кенги. Её обидеть проще простого. Я вновь пожала плечами, но она была права. Если бы она заявилась к Шар и произнесла монолог про юристов в присутствии Руби, Шарлотту хватил бы удар. Но я на эти игры не велась, и это стало залогом победы. Мне нравилось ей не поддаваться. Я медленно, глубоко дышала и могла молча стоять тут сколько угодно. Я не собиралась нарушать тишину. Она тоже выжидала, не сводя с меня глаз. В конце концов сказала: — Ну ладно. Упёрла одну руку в бедро, будто позировала для фотографии, и добавила: — Давай попробуем ещё раз. Что попробуем? — хотела спросить я. Не быть такой сукой? Но это вновь была бы игра. А детские игры давно кончились. Я улыбнулась ей как можно гостеприимнее — спокойно, дружелюбно. — Мы плохо начали наше общение. Мы ведь соседки. Может, нам стоит выяснить, что у нас общего? — Хорошо. У меня, например, есть пульс. А у тебя? Лично я начинаю сомневаться, — заявила она язвительно, но не злобно. — Пульс есть у нас обеих, — заверила я. Она грациозно опустилась на кожаный диван, скрестила ноги. Солнечный свет, ливший из панорамного окна, озарил её лицо. Её лоб был бледным, гладким, как яйцо, а глаза — неестественно яркими. Она точно что-то делает, поняла я. Подтяжку лица — точно, и, может быть, колет ботокс, хотя, если бы не моя мать, я, может, и не догадалась бы. Сработано было превосходно. Незаметно, а значит, дорого, и очень эффективно. Может быть, она даже была моей ровесницей. — У нас есть и ещё кое-что общее, — сказала Ру. — Мы обе входим в один процент населения. Я покачала головой. Почтовый индекс моих родителей принадлежал одному проценту людей, но я уже много лет не входила в клан Смитов. Мы с Дэвисом относились к среднему классу. У меня ещё оставалось чуть больше трехсот тысяч долларов, полученных в наследство от бабушки, но они спокойно лежали в банке Бостона, ожидая своего часа. Это было больше, чем у многих людей, но всё-таки ещё не давало мне права относить себя к числу миллиардеров. Что касается Ру, из предметов роскоши у неё были, судя по всему, лишь красная машина и наряды от кутюр. И дорого сделанное лицо. — Не понимаю. Хочешь сказать, мы… — Мы обе любим дайвинг, — заявила Ру, указав на фото, и я поняла, что она имеет в виду, говоря об одном проценте. Сильное напряжение, всё это время не отпускавшее меня, ослабло наполовину, и я даже ощутила что-то близкое к разочарованию. Мне хотелось смеяться над собой. Вот к чему всё шло! Конечно, Лука каждый день расспрашивал меня про дайвинг: как получить сертификат, сколько стоит курс, сколько он длится. Наверняка и мать с ума свёл этими разговорами. Она хочет спросить насчёт уроков для сына, так что можно расслабиться. Ру, конечно, та ещё стерва, но на этот раз виновата была я — переоценила наш разговор. Оливер сосредоточенно скидывал игрушки с нижних полок, желая проверить, хорошо ли работает гравитация. Плюшевый мишка, игрушка в форме ключей, которую он любил грызть, книга в мягкой обложке исправно шлёпались на пол. Тут было достаточно игрушек, чтобы отвлечь его на несколько минут. Чтобы я могла обсудить уроки дайвинга. Я села на соседний диван, наискосок от Ру. — Значит, Лука всерьёз загорелся? Мы проводим открытый урок по меньшей мере раз в месяц, да и я скоро выхожу на работу. Отличная идея, тем более раз ты тоже ныряешь. Выражение её лица не изменилось. Поза осталась той же: ноги скрещены, спина откинута назад, одна рука вытянута вдоль дивана. Но я почувствовала, как в ней что-то щёлкнуло. Под её кожей напряглись мышцы. — Когда ты обсуждала с Лукой эту тему? — спросила она. — Всю неделю, — ответила я. — Каждый день у него новые вопросы.