Четансапа снова посмотрел на собравшихся: – Вы слышали. Я говорю вам: это правда, что Рогатый Камень за три последних солнца не убил ни одного дакота, а убивал только вачичун, искавших золото. Он никогда не пил минивакен, это знают все. Правда и то, что за каждого убитого им дакота он может убить по два Длинных Ножа, ибо он – величайший из всех воинов, что вышли из рода Сыновей Большой Медведицы. Он великий охотник, который легко сможет прокормить вигвам. Дакота обычно предлагают храбрым плененным врагам остаться в их вигвамах. Рогатый Камень пришел к нам. Он – дакота и родился в наших вигвамах. Я предлагаю вам, Сыновья Большой Медведицы, снова принять Рогатого Камня в наш род как истинного сына Большой Медведицы. На Миниа-Танка-Вакпале стоят Длинные Ножи, их очень много, и нам придется биться с ними за нашу землю и за наших бизонов. Рогатый Камень будет для нас не сыном предателя, а воином, чье оружие защитит наших женщин и детей и нашу землю. Хау, я все сказал. Четансапу слушали не перебивая. Когда он смолк, еще долго царило молчание. Потом вперед попытался выскочить Шонка, и по его лицу было видно, что он хотел сказать. – Сначала говорят заслуженные воины! – осадил его Четансапа. Теперь все зависело от того, выскажется ли еще кто-нибудь из уважаемых, авторитетных воинов; тогда, по замыслу Четансапы, позорная казнь Рогатого Камня могла превратиться в открытое совещание совета старейшин. Молчание длилось слишком долго. Шонка скорчил презрительно-торжествующую мину. – Вождь военного времени Сыновей Большой Медведицы Старый Ворон хочет говорить! – нарушил наконец зловещую тишину Четансапа. Старый Ворон вовсе не собирался еще раз брать слово после своего краткого вступления, обернувшегося для него немалой порцией смущения и стыда. Он слышал барабанный бой, доносившийся из Священного вигвама, и сердце его замирало от страха за себя и за сына. Но, поймав взгляд Четансапы, он понял, что должен говорить, если не хочет, чтобы тот открыл всем его позорную тайну. Нужно было искупать свою вину. Поэтому Старый Ворон вышел вперед и начал свою речь. Его слушали с почтительным вниманием. Все, что он знал о Маттотаупе и о Рогатом Камне с его детских лет, он рассказал, и рассказал подробно. Он поведал о великих подвигах Маттотаупы как охотника и как вождя военного времени. Дети и подростки, ничего не знавшие об этом, слушали с широко раскрытыми от удивления глазами. Старый Ворон признался, что и его собственный старший сын в тот роковой день тоже пил с Маттотаупой минивакен и тоже был одурманен огненной водой, как Старая Антилопа, которого позже поразила стрела Маттотаупы. Каждому было понятно, что эти воины только потому не выдали тайны золота, что не знали ее. Старый Ворон говорил пять часов. Выводы из его речи можно было сделать разные. У него получалось так, что правы были и Хавандшита, и Четансапа. Когда он умолк, был уже почти полдень. После вождя говорили еще несколько старых уважаемых воинов. Было решено, что Рогатый Камень должен простоять у столба двадцать четыре часа, от утра до утра. Первые шесть часов прошли. Оставались еще восемнадцать. Никто не думал о перерыве. Ораторы сменяли друг друга. Только Рогатый Камень неподвижно стоял на своем месте. Поскольку Старый Ворон говорил долго и пробудил у воинов много воспоминаний, остальные тоже не торопились. Ни один из них не говорил меньше двух часов. Время шло, солнце уже клонилось к вершинам Скалистых гор. Рогатый Камень оставался неподвижен. Жилы и мышцы его ног были такими натренированными и выносливыми, какими они могут быть только у свободного индейца. Он стоял, прислонившись к столбу. Переносить жажду он умел. А день выдался жарким. Слушая речи воинов, он по-прежнему смотрел вдаль поверх голов. Образ Харпстенны померк, растаял, уступив место другому образу. Все говорили о Маттотаупе, говорили долго, подробно, а его сын представлял себе, как его отца убивают, скальпируют, бросают в реку на корм рыбам. А он, Рогатый Камень, упустил единственный момент, когда мог убить Рыжего Джима. Это был краткий миг слабости и растерянности, вызванный внезапным прозрением. В Священном вигваме рокотал барабан. Рогатый Камень сам подвергал себя мукам, о которых никто даже не подозревал. Он мог бы сразу отомстить за отца, но не сделал этого. Разве одного этого не достаточно было, чтобы поставить его к позорному столбу? Поднялся вечерний ветер. Небо на востоке потемнело, пышные краски заката погасли в облаках, повисших над Скалистыми горами. Предмет обсуждения все больше увлекал ораторов. Говорили уже не только о Рогатом Камне, но и о бледнолицых, о тайнах злых духов, о будущем Сыновей Большой Медведицы. Барабан Хавандшиты смолк. Вероятно, шаман устал. А может, он готовился к вожделенному рассветному часу, когда по его воле должен был умереть пленник. Когда сумерки перешли в темноту, на площади разожгли костры. Ветер дул с севера. Сын Антилопы и Шонка намеренно расположили несколько костров так, чтобы дым несло прямо на позорный столб. Рогатый Камень чувствовал жар, исходящий от костров, и вдыхал едкий дым, подавляя кашель. У него разболелась голова, ему стоило немалых усилий следить за тем, что говорили в своих речах ораторы. Языки пламени обожгли ему кожу на плече и руке. Наконец, уже около полуночи, последний из шести воинов, попросивших слово, закончил говорить. Вперед вышел Сын Антилопы и выдвинул свое обвинение: Маттотаупа стрелой убил Старую Антилопу. Долг кровной мести лежит на нем, на сыне убитого, и он требует смерти пленника и его скальп. Лица у всех помрачнели. Кто-то напомнил, что Маттотаупа и его сын убивали и воинов других родов дакота и что нужно сообщить о смерти пленника верховному вождю Тачунке-Витко, которого Рогатый Камень во время нападения на лагерь строителей железной дороги хитростью заманил в ловушку. После полуночи время, казалось, пошло быстрее. С восходом солнца Сыновья Большой Медведицы должны были принять решение. Костры пылали. Рогатый Камень стоял прямо, но его все сильнее мучили жар и удушье от дыма. Он понимал, кому больше всего хотелось, чтобы ему отказали силы. Слова попросил Чотанка. Его речь тоже обещала быть долгой и подробной. Он рассказал то, о чем еще никто не говорил, – о Великом Празднике дакота, ассинибойнов и сиксиков. В своем рассказе он пользовался не только словами, но и жестами. Он изображал описываемые им события. Слушатели оживились, подступили ближе. Глаза их заблестели. Некоторые из них невольно стали подыгрывать рассказчику, словно сами побывали на Великом Празднике, о котором говорил Чотанка. Они увидели состязания молодых воинов всех трех племен, из которых Рогатый Камень вышел победителем, особенно поразив всех своей неслыханной меткостью и непревзойденным мастерством верховой езды. Они испытали тот же азарт и восторг, что и участники праздника, потому что Чотанка и сам был настоящим лицедеем, а тут ему еще помогал его сын Острие Копья. Молодые воины ликовали по поводу побед пленника, стоявшего перед ними у позорного столба. Чотанка показал даже «живые картины». Все будто собственными глазами увидели, как Тачунка-Витко хотел похитить Харку, увидели поединок Маттотаупы и Тачунки-Витко, увидели, как мальчик Харка дает пленному Тачунке-Витко винтовку, как Тачунка-Витко совершил отчаянный, дерзкий побег из сиксикского плена, от позорного столба. Этот «театр» увлек даже Рогатого Камня, он хотя бы на несколько мгновений позабыл о своих уже почти нестерпимых муках. Закончив рассказ о «живых картинах», Чотанка изобразил и танец девушек – сыграл роль Шонки, обвинявшего Уинону, воспроизвел ее ответ, а потом язвительные слова Рогатого Камня, обращенные к Шонке, и тот еще раз подвергся унижению, потому что Чотанка передал речь Рогатого Камня слово в слово: – Сейчас начинается игра между нами, Шонка, злобная собака! Вакон, вместилище лжи! Ты видел двадцать четыре лета, но ни разу не видел убитого тобой врага. Завтра я пришлю тебе свои штаны, чтобы ты смог сосчитать скальпы, вшитые в швы. Мы не должны проливать кровь на празднике. Состязание было бы лучше. Но что я могу тебе предложить? Скачки? Но ты выбрал себе мустанга, похожего на кузнечика. Сделав один прыжок, он отдыхает и думает, когда же ему сделать следующий. А может, нам сыграть в мяч? Нет, это тоже не подойдет: я могу спутать тебя с мячом и ударом клюшки забросить в вигвам. Хотя это, пожалуй, было бы самым полезным из всего, что я могу сделать. Перед такими, как ты, я не обязан отчитываться, но отвечу храбрым и уважаемым воинам на твой вопрос: это я говорил сегодня ночью с Уиноной, моей сестрой. Когда Чотанка пересказывал эту язвительную речь, некоторые из присутствовавших детей звонко расхохотались, в том числе два мальчика, младшие вожаки отряда Молодых Собак, о чем свидетельствовали их знаки отличия. Родители не отослали детей в вигвамы – кто не хотел спать, мог присутствовать. Дети с волнением и интересом наблюдали за происходящим. Речь Рогатого Камня развеселила их, они уже успели проникнуться восхищением в отношении Рогатого Камня, который победил своих соперников во всех состязаниях и который приручил мустанга-призрака. Шонку же они никогда не любили. Услышав дружный детский хохот, Шонка пришел в ярость. – Ты, дохлый вонючий енот! – крикнул он Рогатому Камню. – Мокрая курица! Трусливый убийца! Что ты прислонился к столбу? Тебя уже ноги не держат? Сознайся наконец в своих подлых поступках, кровожадный и трусливый волк! Ты подстерег своего собственного брата, еще ребенка, и вонзил ему нож в спину! Ты вместе с белыми людьми глумился над мертвыми и так изуродовал трупы, что их нельзя было узнать! Вот какая ты подлая тварь! Ты наконец сознаешься в этом? Рогатый Камень сделал шаг вперед, чтобы не касаться спиной столба. Он даже рад был, что Шонка своей бранью дал ему повод сделать это: выйдя из облака густого дыма, он мог свободнее дышать. – Шонка! Ты лжешь, бешеная собака, брызжущая слюной! – Я говорю правду! Мы видели эти трупы! Неужели ты станешь отрицать, что это ты убил Харпстенну? Что ты трус? Ты знал, что Рыжий Джим, наш злейший враг, находился в блокгаузе Беззубого Бена! Почему же ты не убил его? Ты прибежал к нам, как слезливая женщина, без оружия, чтобы клянчить у нас помощи! Твой отец – предатель. А тебя не хватило даже на то, чтобы отомстить за него! – Замолчи! – хрипло произнес Рогатый Камень. – Перед тобой я не намерен отчитываться. – Как ты меня назвал? Бешеная собака, брызжущая слюной? Пора тебе отведать моей слюны! Чего-чего, а слюны мне для тебя не жалко! Шонка подскочил к Рогатому Камню и хотел плюнуть в него. Четансапа попытался помешать ему, но не успел: Рогатый Камень нанес Шонке удар кулаком в челюсть, так что у того громко клацнули зубы и он повалился на землю. Сын Антилопы, его младший брат и еще два воина бросились вперед, чтобы схватить Рогатого Камня. Но его гладкое, смазанное медвежьим жиром тело проскользнуло между ногами у одного из них, а в следующий миг Рогатый Камень ловким движением ног сбил того наземь, прямо лицом в песок. Сын Антилопы, уже выхвативший нож, на секунду опешил, и этого оказалось достаточно – Рогатый Камень мгновенно выхватил у него нож и бросил Четансапе, который ловко поймал его на лету, затем ударил Сына Антилопы кулаком по горлу. Тот, задохнувшись, упал на землю. Его младшему брату, который еще не был воином, он с молниеносной быстротой намотал его длинные черные косички на шею и связал их вместе. С третьим воином, который пошел на него с ножом, он просто позабавился, с такой ловкостью уклоняясь от его ударов, что вызвал крики восхищения. Тем временем воин, которого он первым сбил с ног, и Сын Антилопы пришли в себя и бросились на Рогатого Камня с боевыми дубинками. Однако он оказался проворнее их. Первого он ударил ногой в живот, а у Сына Антилопы вырвал дубинку, прыгнув на него сзади. Он и на этот раз не воспользовался захваченным оружием, а бросил его Четансапе. К нему устремились еще несколько воинов, чтобы схватить или убить его. Одному из них он вывернул руку, державшую нож, ударил его кулаком в живот, после чего развернулся и, перескочив через большой костер, промчался сквозь ошеломленную толпу, прыгнул через головы двух смеявшихся над Шонкой мальчиков и скрылся в темноте. Толпа изумленно ахнула. Мальчики, вожаки Молодых Собак, испустили восторженные вопли. Зрительские ряды распались; многие бросились в погоню за беглецом. Четансапа в погоне не участвовал. Его сигнальный свисток вернул назад и тех Красных Оленей, которые, поддавшись охотничьему азарту, тоже устремились вслед за Рогатым Камнем. Старый Ворон, Чотанка и остальные заслуженные воины и старейшины с мрачными минами стояли перед столбом. Шонка наконец поднялся на ноги и с озабоченным видом занялся своим все еще перевязанным запястьем – отметиной «черного волка», желая показать, что этим поражением он обязан только незажившей ране. И вдруг послышались удивленные возгласы. Из темноты спокойно вышел Рогатый Камень и снова встал к столбу. – Шонкавакон сказал неправду, – сказал он, в первый раз посмотрев стоявшим перед ним воинам прямо в глаза. – И я должен был вам это доказать. Я пришел к вам не из страха, а по доброй воле. Поэтому я и сейчас вернулся, хотя никто из вас не смог меня схватить и удержать. Хау. Четансапа выступил вперед: – Я знал, что ты так поступишь. Поэтому не стал преследовать тебя сам и воинам не позволил. Этот короткий обмен репликами вызвал бурю восторга у Красных Оленей. Старые воины тоже одобрительно закивали. Казалось, участь пленника была решена в его пользу и ему ничто больше не грозило. Однако барабан, вновь зазвучавший в Священном вигваме, не оставил у Рогатого Камня сомнений в том, что борьба еще не окончена. Шонка поспешил подбросить дров в костер. Четансапа не мог помешать ему, иначе раздались бы насмешливые замечания, что Рогатый Камень не в состоянии выдержать простейшей пытки и его друзья заботятся о нем, как о маленькой девочке. – Я спрашиваю тебя, Рогатый Камень, – начал Четансапа, – готов ли ты сказать нам то, чего мы еще не услышали от тебя? – Храбрым и честным воинам я готов отвечать. Но потом и я задам вам один вопрос. – Хорошо. Итак, скажи нам: почему ты убил своего брата, который был еще ребенком? – Шонкавакон насмехался над моим братом, который был еще ребенком, и дразнил его сыном предателя, тот в конце концов не выдержал и, надев праздничную одежду, вышел с ножом нам навстречу, чтобы убить хотя бы одного белого человека и храбро умереть на глазах отца и старшего брата. Я убил его, потому что мой отец приказал мне убивать каждого, кто приблизится к нам с оружием в руках. Он сказал, что иначе наденет на меня женскую юбку и заколет меня. Я тогда еще сам был мальчиком. Судите меня. Кровь Харпстенны тоже взывает к мести. Хау. – Ты видел, как уродовали трупы? – Нет. Мы с отцом пришли позже. – Мы верим тебе. О чем ты хотел спросить нас? Рогатый Камень посмотрел на небо. Наступил рассвет. Пробил час его смерти, установленный Хавандшитой. Под звуки барабана он думал о том, что должен умереть, растратив свои силы в ненужной и бесполезной борьбе, которая длилась десять лет и десять зим. Он думал о мертвом отце, о Рыжем Джиме, сумевшем уйти от возмездия, о Хавандшите, который выйдет из своего вигвама с первым лучом солнца. Шаман за все время ни разу не появился на площади. Это говорило о его непримиримости, о том, что он непоколебим в своем решении. – Где Чапа Черная Кожа? – спросил Рогатый Камень. Тот выступил вперед. – Чапа Черная Кожа, Курчавые Волосы! Говори правду! – потребовал Рогатый Камень сквозь дым и пламя костра, который усердно раздувал Шонка. – Кто открыл белым людям, в том числе Рыжему Джиму, что на земле Сыновей Большой Медведицы есть золото и что вождь Маттотаупа владеет этой тайной? Ведь Рыжий Джим не случайно пришел к Конскому ручью с щедрыми подарками и с огненной водой! Говори! Чапа Черная Кожа испуганно молчал. – Говори! – повторил Рогатый Камень. На востоке забрезжил бледный свет наступающего дня. Звезды померкли. – Говори! – гневно потребовал и Четансапа. – Что я могу сказать? – подавленно произнес Чапа. – Я поклялся молчать! Толпа загудела. – Тогда скажу я! – воскликнул Рогатый Камень и сделал шаг вперед, чтобы глотнуть свежего воздуха. – Золотой самородок, который я еще ребенком нашел на берегу реки в Черных холмах, мой отец бросил в воду, чтобы навсегда скрыть его от человеческих глаз. Ты, Чапа Черная Кожа, Курчавые Волосы, достал его со дна реки. Хавандшита – да, Хавандшита… Пусть на меня ополчатся все его духи! Я скажу это: Хавандшита отнял его у тебя, Чапа Черная Кожа! Он показал его пауни и белым людям и так освободил твоего отца Чужую Раковину, а ты поклялся молчать и молчишь по сей день. Но золото в руках Хавандшиты увидел Рыжий Джим и пришел на нашу погибель к нашим вигвамам. Хау, я все сказал. Рогатый Камень умолк и вновь отступил к столбу. Силы вдруг покинули его. Всё вместе – жар и дым, а главное, сознание того, что это было его последнее слово, – сломило его. Шонка вдруг исчез. Только Уинона заметила, как он, услышав обвинения в адрес Хавандшиты, бросился к Священному вигваму. На пороге Священного вигвама вдруг показался шаман. В левой руке он держал свой большой священный жезл, увитый змеиными и звериными шкурами. Увешанный рогами и черепами животных, он и сам стал похож на дикого хищного зверя. Все в ужасе отшатнулись, когда он начал свой танец вокруг столба: в правой руке шаман сжимал каменный жертвенный нож. Четансапа вздрогнул. Рогатый Камень тоже понял, что смерть его близка и неизбежна. Никто, даже Четан, не посмел бы остановить шамана с жертвенным ножом в руке. Все словно окаменели. Прямо напротив столба, за спинами воинов, стояли Унчида и Уинона. Они, как и Четансапа, были среди тех немногих из присутствовавших, кто ни разу, ни на минуту не покинул площадь. Днем, от восхода до захода солнца, они еще позволяли себе поочередно отдыхать, садясь на землю. Но после заката, когда разожгли костры, они все время стояли рядом на одном месте, гордо выпрямившись, молча и неподвижно, мать и дочь Маттотаупы. Никто не заговаривал с ними, никто не докучал им любопытными взорами. Седые волосы Унчиды и длинные черные волосы Уиноны были аккуратно заплетены в косички. Обе были одеты в праздничные платья. Глаза Унчиды глубоко ввалились. На худом лице отражалось больше чем просто скорбь по убитому сыну и обреченному на смерть внуку. Никто не мог понять, как за этим загадочным челом еще могли сохраниться живые мысли и чувства. Но каждый ощущал, что ему не постигнуть всей боли и несгибаемой воли этой женщины. Унчида была ведуньей. Уинона многому научилась у бабки и стала похожей на нее. Ее красота отличалась от красоты других девушек. Страдания и ранняя мудрость с детства наложили на нее суровую печать. Шаман продолжал свой танец, приближаясь к столбу, у которого его ждал Рогатый Камень. Он метнул в его сторону свой священный жезл-копье, и оно, описав в воздухе дугу, воткнулось в землю рядом с Рогатым Камнем. Потом Хавандшита поднял руку с ножом и медленно пошел к столбу.