– Черный волк, – пробормотал Сын Антилопы, озабоченно глядя на Рогатого Камня. Он не знал, как быть: теперь у него на руках были обессилевший, тяжело раненный товарищ и умирающий, задыхающийся пленник с набухшими от удушья жилами. – Он должен стоять у столба пыток! – пробормотал он сам себе. – Для чего мы его поймали? Кто бы мог подумать, что этот сын предателя живым попадется нам в руки! Он не без труда извлек кляп изо рта Рогатого Камня, и из груди того вырвалось хриплое дыхание. С потерей крови слепая злоба Шонки выдохлась и уступила место алчности: он, не спрашивая Сына Антилопы, присвоил себе ожерелье Рогатого Камня из медвежьих когтей и потребовал: – Поймай буланого! Это будет мой мустанг! Сын Антилопы понимал, что лошадь им сейчас очень пригодилась бы: на нее можно было бы взвалить пленника. Поэтому он направился к лошадям. Буланый жеребец сердито покосился на него и, когда он взялся за лассо, ускакал прочь. Сын Антилопы, убедившись, что его не поймать, без особых усилий оседлал пегого мустанга. Когда он вернулся к Шонке, тот презрительно хмыкнул: – Что же ты упустил буланого? – Придержи свой язык и побереги силы! – сердито ответил Сын Антилопы. – Он не был стреножен. Гораздо хуже то, что нам придется оставить наблюдательный пункт. – Ты думаешь, нам надо уходить? – тихо спросил Шонка. – А ты хочешь остаться здесь и сторожить эти лужи крови, которые любая слепая собака найдет даже в следующую луну? Ты разве не слышал – Джим, Красный Лис, в блокгаузе? – Нет. – Ненависть ослепила твои глаза и закрыла твои уши. Я жалею, что послушался твоего совета. Теперь мы должны уходить. – Назад? – А куда же еще? Давай садись на лошадь! Шонке пришлось покориться. Сын Антилопы верно оценил положение, с этим нельзя было не согласиться. И Шонка вскарабкался на своего мустанга, хотя голова у него кружилась. Сын Антилопы поднял пленника, положил его на лошадь Маттотаупы и крепко привязал, как тушу убитого зверя. Потом вскочил на своего мустанга и велел Шонке ехать впереди, чтобы тот сам задавал темп движения. Галопа они себе позволить не могли. По расчетам Сына Антилопы, они должны были прибыть в стойбище не раньше чем через пять-шесть дней. Сыновья Большой Медведицы одновременно с двумя разведчиками, Шонкой и Сыном Антилопы, покинули зимнее стойбище в лесах предгорья и, скорее всего, уже добрались до Конского ручья. Тем временем наступил рассвет. Сын Антилопы посмотрел в сторону блокгауза. Там все было тихо. Оттуда им опасность, похоже, не грозила. Солнце еще не грело, поскольку с севера дул влажный ветер. По небу плыли серые обрывки облаков. Местность, по которой они ехали, была безлюдной; даже дичь попадалась здесь редко, потому что в других местах добывать пищу было легче. Это была та самая местность, по которой одиннадцать лет назад Маттотаупа, Харка и Тобиас вели группу белых людей, застигнутых песчаной бурей во время одной из первых разведывательных экспедиций в связи со строительством железной дороги. Но сейчас Рогатый Камень не узнавал знакомые места, он вообще ни о чем не думал – ни о вчерашнем дне, ни о настоящем, ни о будущем. Его мучили боль в ранах, жажда и удушье. Прилив крови к голове, свисавшей с лошади, усугублял эти муки, и он постоянно пребывал в полуобморочном состоянии, на грани между мучительной явью и спасительным бесчувствием. Впервые в жизни он, уже став мужчиной, находился в чьей-то власти. Шонка ехал шагом, лишь изредка переходя на легкий галоп. У него был не только поврежден сустав на руке; боль от укуса шеи тоже мучила его все сильнее. Время от времени он вынужден был просить Сына Антилопы ослабить ему повязку, чтобы рука не онемела. При этом он каждый раз опять терял кровь. Вся надежда его была на то, что в ближайшие дни их освободят от дозорной службы. А может, они встретят воинов, направляющихся к фактории, и кто-нибудь из них сможет проводить их к стойбищу. По вечерам выли волки. Сын Антилопы один нес караульную службу и вскоре тоже начал выбиваться из сил. О пленнике он заботился лишь в той мере, в какой это было необходимо, чтобы доставить его в стойбище живым: по вечерам отвязывал его и снимал с лошади, а когда становилось холодно, укрывал его шкурой. Время от времени он давал ему воды. От пищи Рогатый Камень отказывался. Раны его постепенно перестали кровоточить и покрылись коркой. Однажды Шонка и Сын Антилопы услышали топот копыт и по звуку определили, что это были два или три всадника. Возможно, их смена. Получив известие о приближении войск, индейцы постоянно держали под наблюдением блокгауз Беззубого Бена, самую ближнюю к местам поселения дакота факторию. Сын Антилопы быстро въехал на холм, чтобы подать всадникам знак, но те были уже далеко. Им не оставалось ничего другого, как продолжить тяжелый путь, не рассчитывая на помощь. Чтобы заглушить чувство слабости и тошноту, Шонка вслух предавался мечтам о мести. Чем хуже ему было, тем страшнее и изощреннее представлялись ему мучения, которым он хотел подвергнуть своего врага Рогатого Камня у столба пыток. На третий день Сыну Антилопы надоело это бесконечное и беззастенчивое хвастовство. Когда во время очередного привала Шонка опять разразился фантазиями на свою любимую тему, Сын Антилопы не выдержал. – Маттотаупа убил не твоего, а моего отца, и если Рогатый Камень вообще окажется у столба пыток, то этим ты будешь обязан только мне! – сердито произнес он. – Не тебе, а черному волку! – возразил Шонка. – Кстати, эта злобная тварь все еще крадется за нами. Ты не хочешь ее наконец застрелить? – Нет. Я хочу взять ее с собой, для следующих «живых картин», – с насмешкой ответил усталый и раздосадованный Сын Антилопы. – Эту игру придумали злые духи сиксиков, а мы, дакота, больше не будем в нее играть. Шонка попросил Сына Антилопы открыть кожаный мешок с водой и долго жадно пил. На шестой день вечером они приблизились к цели своего путешествия. В стойбище у Конского ручья еще никто не знал о событиях, связанных с Рогатым Камнем. Дул сырой ветер. Небо было затянуто серыми тучами, и солнце вообще не показывалось – ни утром, ни днем, ни вечером. Над желто-бурой прерией лишь тихо мерцал неясный, бесцветный свет. Скалистые горы на западе были окутаны туманом. В воздухе висела водяная взвесь, которая к вечеру превращалась в кристаллики льда. Мустанги Шонки и Сына Антилопы, хорошо знавшие местность, увидев реку, сами стали рваться вперед. Они почуяли родной табун. В стойбище в этот вечер царили тишина и покой. Кроме часовых, никого не было видно. Мустанги в табуне сбились в кучу, грея друг друга. Собаки тоже держались в стае. Женщины уже сходили за водой и готовили ужин. Над вигвамами вились тонкие струйки дыма. Первые два ночных часа нести караульную службу должен был Черная Кожа, Курчавые Волосы. Он уже стал воином, таким же высоким и стройным, как большинство дакота, и отличался от них лишь темной кожей, вьющимися волосами, другим строением лица и мощными атлетическими плечами. Теперь он носил имя Чапа, что означало «бобер». Ему досталась нелегкая жизнь. Когда его отца, беглого раба по имени Чужая Раковина, за два года до окончания Гражданской войны приняли в свои вигвамы Сыновья Большой Медведицы, на него возложили заботу о нескольких женщинах, старшая из которых считалась одержимой злыми духами. Через несколько лет Чужую Раковину изуродовали и убили белые люди, его жена умерла. Чапе Черной Коже пришлось одному содержать старуху, трех овдовевших сестер и их дочерей. Для одного охотника это была почти непосильная задача. Мяса часто не хватало; к тому же жизнь в вигваме очень осложнялась душевной болезнью старухи. Чапа Черная Кожа безропотно переносил все выпавшие на его долю испытания. Он даже сохранил свою задорную улыбку и способность шутить. Сыновья Большой Медведицы – и мужчины, и женщины – любили его. Все понимали, почему он старается проводить в своем вигваме как можно меньше времени. В этот вечер он тоже отправился в караул на час раньше, чем, конечно же, порадовал воина, которого должен был сменить. Так как никакой опасности пока не грозило, одного часового у табуна было достаточно. На холмах восточней и западней стойбища лежали дозорные. Видя, что после захода солнца будет холодно, Чапа Черная Кожа надел зимнюю куртку на меху и теплые мокасины. Он родился на жарком юге и поэтому всегда мерзнул в отличие от своих новых братьев, с младенчества закалявшихся в суровом климате северных прерий. Ночь выдалась темная. Свет луны и звезд не пробивался сквозь тучи. Земля зловеще чернела вокруг. Ветер сеял снежную крупу. Черная Кожа всматривался и вслушивался во тьму. Он не хотел полагаться на других дозорных. Вдали выли голодные волки. Их привлекал запах лошадей. Собаки забеспокоились. Чапа Черная Кожа держал оружие наготове. В такую ночь хищники легко могли подобраться к табуну. С дозорного холма донесся сигнал тревоги. Чапа взял в руки лук и стрелу. От вигвамов к нему уже спешил Острие Копья. Они вдвоем прислушались и услышали вдалеке приближающийся топот копыт, а затем уже громкие крики о помощи – крики дакотского воина! Чапа Черная Кожа не мог покинуть свой пост, а его помощник Острие Копья вскочил на коня и помчался туда, откуда доносились крики. Чапа и дозорные на холмах подали общий сигнал тревоги. В стойбище все сразу ожило. Воины выскакивали из вигвамов и неслись к лошадям. Через несколько минут они во главе со Старым Вороном уже скакали в ночную прерию, вытянувшись в длинную цепь. Крики о помощи стихли. Вместо них Чапа услышал возбужденные голоса воинов, которые, судя по отдельным возгласам, отбивали нападение стаи волков. Затем раздались ликующие победные вопли, и вскоре часть воинов галопом прискакала назад в стойбище. Остальные почему-то ехали шагом. Сын Старого Ворона первым достиг табуна и, спрыгнув с лошади, крикнул Чапе: – Они поймали и привезли Харку! Шонка тяжело ранен. Это Сын Антилопы звал на помощь: на них напали волки. У Чапы от ужаса перехватило дыхание. Радоваться он не мог. На всякий случай он попросил самого молодого воина Ихасапу сменить его. Вернувшиеся с пленником дозорные Шонка и Сын Антилопы и сопровождавшие их воины, как обычно, направились к табуну, чтобы сразу оставить там своих мустангов. Чапа Черные Волосы сумел первым пробиться сквозь толпу и снял с лошади пленника – своего бывшего друга и товарища по детским играм. Безжизненное тело Рогатого Камня тяжелой ношей легло ему на плечи. – В вигвам Хавандшиты его! – услышал он чей-то приказ, но, узнав голос Шонки, не послушался и быстро понес пленника в вигвам Старого Ворона, вождя военного времени. Женщины давно были на ногах. Когда Чапа вошел в вигвам, жена вождя уже разожгла в очаге огонь. Чапа положил впавшего в беспамятство Рогатого Камня к огню, развязал узлы лассо, разрезал лыковые веревки, которыми были связаны его руки и ноги, снял перепачканные кровью штаны и мокасины, оставив на нем лишь пояс с вампумом, и начал растирать его распухшие ноги, чтобы разогнать в жилах застоявшуюся кровь. Изможденное тело Рогатого Камня было похоже на труп умершего голодной смертью. Черная Кожа даже послушал его сердце, чтобы убедиться, что он еще жив. В этот момент в вигвам вошел вождь, а вместе с ним Шонка и Сын Антилопы. Они принесли оружие пленника и его ожерелье из медвежьих когтей. Вождь подошел к очагу и некоторое время рассматривал Рогатого Камня, не мешая Черной Коже. Шонка что-то пробормотал, но Старый Ворон ничего ему не ответил, словно не слышал его слов. – Позови Хавандшиту и Чотанку! – велел он наконец Чапе, сев к огню. Молодой воин поспешно покинул вигвам. Сначала он направился к Чотанке и передал ему приказ вождя. Тот немедля пошел к вигваму Старого Ворона. Хавандшита был уже одет и сидел у очага. Огонь отбрасывал тусклые желтовато-красные отблески на его седые волосы. Худое лицо было неподвижным, как деревянная маска. Глубокие морщины казались вырезанными ножом. Живыми на этом лице были только глаза, загадочные и недобрые. Черной Коже пришлось ждать несколько минут, прежде чем шаман позволил ему говорить. Молчанием Хавандшита, по обыкновению, подчеркивал, с одной стороны, важность своих мыслей или разговоров с духами, с другой – суетность и мелочность любого дела, с которым к нему приходили. Чапа Черная Кожа в самых почтительных выражениях передал ему просьбу вождя прийти в его вигвам и посмотреть на пленника. Хавандшита внимательно выслушал его слова и снова на несколько минут погрузился в молчание. – Зачем мне направлять свои стопы в вигвам вождя Старого Ворона и зачем моим глазам смотреть на сына предателя до того, как он будет привязан к столбу пыток? Пройдут пятнадцать дней и пятнадцать ночей. Потом молодые воины принесут столб, вкопают его в землю, и сын предателя простоит у него один день и одну ночь, покрытый позором. Мужчины будут плевать в него, а женщины смеяться над ним. Утро следующего дня принесет ему смерть. Его убьют жены и дочери мужчин, павших от его руки. Нам нечего обсуждать. Хау, я все сказал. Чапе Черной Коже пришлось повторить слова шамана, чтобы тот убедился, что он все правильно понял и запомнил. Хавандшита остался доволен услышанным. Одиннадцать лет назад он освободил отца Чапы из рабства и знал, что его сын всегда будет благодарен ему за это. Он мог положиться на этого молодого воина, который хоть и выглядел иначе, чем Сыновья Большой Медведицы, но хорошо усвоил нравы и обычаи, привычки и взгляды дакота. Через несколько минут заключительного молчания, во время которых Хавандшита, казалось, полностью отрешился от внешнего мира и снова погрузился в себя, Чапа Черная Кожа был отпущен. Закрыв за собой полог Священного вигвама, он сбросил с себя оцепенение, движения его снова стали быстрыми и точными. Он поспешил назад, в вигвам Старого Ворона. Шонка и Сын Антилопы были еще там. Рогатый Камень, судя по всему, пока не приходил в сознание. Это обрадовало Чапу, потому что ему нужно было передать вождю волю шамана. Он повторил ответ Хавандшиты, не прибавив и не убавив ни одного слова. Ему было тяжело говорить в присутствии Шонки, на лице которого появилось выражение злобной радости. Сын Антилопы, напротив, был явно озадачен. Он ожидал кровавой, но достойной мести за смерть своего отца Старой Антилопы. Лица вождя и Чотанки были серьезными и непроницаемыми. – Пусть будет так, как сказал Хавандшита! – твердо произнес наконец Старый Ворон. Власть шамана была велика. Все привыкли безропотно принимать его решения. До того как Чапа Черная Кожа вернулся с ответом Хавандшиты, в вигваме, судя по всему, ничего не обсуждали. Только теперь вождь велел Сыну Антилопы и Шонкавакону доложить о том, что произошло во время их дозорной службы на Найобрэре. Выслушав разведчиков, Старый Ворон и Чотанка посмотрели друг на друга, и вождь после продолжительной паузы объявил: – Вы действовали неразумно. Если враг не нападает и не защищается, его надлежит взять в плен без боя, отняв у него оружие. Вместо двух тяжелораненых вам следовало принести скальп Рыжего Джима. Черный волк вам, верно, обоим пригрезился. Черных волков не бывает. Старый Ворон и Чотанка отпустили молодых воинов и закурили трубки. Время караульной службы Чапы тем временем истекло, и он мог пойти в свой вигвам и лечь спать. Но он не сделал этого. Украдкой оглядевшись, он юркнул в вигвам, который когда-то принадлежал Маттотаупе и в котором до сих пор жили Унчида и Уинона. Огонь в очаге был прикрыт, но женщины, как Чапа и ожидал, не спали. Они сидели в темноте у очага. Когда Черная Кожа вошел, Унчида пошевелила золу, так чтобы можно было видеть друг друга в тусклом свете угольев. Чапа сел. – Вы уже все знаете? – Моего сына Маттотаупу убили белые люди. Рогатый Камень взят в плен, – ответила Унчида словно не своим голосом и умолкла. – Да. Через пятнадцать дней Рогатый Камень должен умереть. Так хочет Хавандшита. – Чапа Черная Кожа грустно опустил голову. – А Старый Ворон и Чотанка согласились с решением шамана. Что нам делать? Вам не разрешат ухаживать за ним. Значит, мы не сможем освободить его. – Зачем освобождать его? – произнесла Унчида тем же странным, бесцветным голосом. – Куда ему идти, если он снова убежит от наших вигвамов? – Куда ему идти? – Черная Кожа в отчаянии закрыл лицо руками. – Он лучший из Сыновей Большой Медведицы! Наконец-то он сам к нам вернулся, а мы ставим его к позорному столбу, а потом убиваем, потому что так приказал Хавандшита!.. Женщины молчали. Искры в очаге погасли. «Выхода нет!» – подумал Чапа. – Выход есть, – сказала вдруг Уинона, словно прочитав его мысли. – Но для вас это слишком трудно. – А для тебя легко?.. – удивленно спросил Чапа. – Я не воин, а Четансапа в дозоре. – Уинона! Что я должен сделать? – Возьми лучшую лошадь и скачи в Черные холмы. Сообщи обо всем Татанке-Йотанке и Тачунке-Витко. – Добраться до Черных холмов не трудно. Но как найти вождей? Времени мало, а путь дальний. – Я знаю, – обреченно, с горечью в голосе, произнесла Уинона. – Я знаю…