Харка Ночное Око, называемый белыми людьми Харри, направлялся к сиксикам. В первый раз, несколько лет назад, он добрался до них по прерии, двигаясь севернее большой излучины Миссури на юг через Черные холмы и Найобрэру до истоков Платта. Теперь же он решил держаться как можно дальше от земли дакота и, повернув на запад к Скалистым горам, скакать через места поселений и охотничьи угодья шошонов и апсароке на север, к притокам Миссури. Места эти были ему незнакомы. Он знал их по картам, точность и полнота которых оставляли желать много лучшего. Читать и писать он научился еще двенадцатилетним мальчиком у одного белого человека по пути из Омахи в Миннеаполис и потом постоянно развивал эти навыки. Джо и Генри помогали ему в этом. Карты, которые у него были, ему сохранить не удалось. Самые главные сведения из этих карт он держал в голове. Он знал, что ему предстоит преодолеть путь длиной почти в тысячу километров. А с учетом гор, которые надо будет огибать, и других препятствий он мог достичь цели не раньше чем через три недели. Там он начнет поиск охотничьего племени сиксиков – черноногих, – предводительствуемых вождем по имени Горящая Вода. Его пегий конь был скакуном средних способностей. Ему было лет шесть; в последнее время он скакал под седлом со стременами, но раньше был индейской лошадью и быстро и уверенно реагировал на любое легкое прикосновение коленей всадника. Длинное путешествие после унылой жизни на станции пошло ему только на пользу: он заметно оживился, и силы его прибывали с каждым днем, хотя всадник требовал от него многого. Однако он чувствовал, что его новый хозяин не хуже мустанга умел находить свежую воду и надежное укрытие для ночлега и всегда знал, что делает. Поэтому они быстро привыкли друг к другу. Питался Харка охотой, в основном мелкой дичью, с одной стороны не желая обременять себя излишним провиантом, с другой – чтобы не истреблять зря живности. То, что убитых во время охоты животных нужно использовать разумно и бережно и что не следует убивать зверей больше, чем это требуется для питания и добычи шкур, он хорошо усвоил с детства. В предгорье водилось много дичи, а в реках рыбы, и он всегда был сыт. Иногда он разводил огонь, иногда нет. Иногда ехал днем, иногда ночью – в зависимости от местности. Весенний воздух становился все теплее; у Харки была с собой бизонья шкура, и он прекрасно обходился без вигвама. Только когда ночью шел сильный дождь, он искал убежища среди скал или деревьев. Заметив следы опасных хищников, он спал стоя, прислонившись к дереву, или, вскарабкавшись наверх, привязывал себя с помощью лассо к сучьям. Во время своего первого большого путешествия верхом – от Миссури до южных склонов Черных холмов, в возрасте тринадцати лет, – он тщательно обдумывал каждый свой шаг и ежедневно внимательно изучал чужие места. Делал он это и сейчас, но уже гораздо быстрее, поскольку за годы службы разведчиком осторожность вошла у него в привычку. Встреч с шошонами или апсароке он избегал. Не потому, что опасался враждебности, а просто не хотел задерживаться. Но в один прекрасный день судьба все же послала ему необыкновенную встречу. К тому времени он преодолел приблизительно половину пути и находился в горах у истоков реки Желтых Камней и ее притоков. В тот день шел сильный дождь. Скалы, травы и широкие ветви хвойных деревьев блестели в нежно-алых лучах заката. Горный ручей с шумом низвергался вниз, прыгая с камня на камень и орошая влагой зеленые ковры мхов. Множество следов, ведущих к воде, говорили о том, что это было излюбленное место водопоя. Незадолго до этого Харка заметил свежие следы гризли и решил принять меры предосторожности. Он напоил коня и, пользуясь случаем, тщательно помылся в ручье, потом принялся подыскивать место для ночлега. Тени деревьев становились все длиннее, а небо уже пылало закатным огнем. Харка нашел наконец подходящее укрытие среди старых завалов деревьев, снесенных камнепадом. Поваленные стволы давно засохли; корни мхов, ягодных кустов и молодой поросли высосали из них последние соки. Здесь Харка и решил провести ночь. Мустанг принялся есть ветки. Харка грыз лесные орехи, оставшиеся еще с прошлой осени. Он вспомнил, как мальчиком вместе со своим побратимом, сиксиком Могучим Оленем, во время охоты на антилоп, превратившейся в охоту на рысь, тоже ел старые лесные орехи. Мясо сегодня он уже ел на завтрак – этого было достаточно. Каждый вечер он наслаждался покоем и одиночеством. Шум лагеря ему опостылел. Как и тамошние запахи. В этой глуши он чувствовал себя гораздо лучше. Никто ничего ему не приказывал, никто не требовал от него отчета. Здесь у него не было друзей, но не было и врагов. На него, человека с израненной душой, одиночество действовало благотворно. Его тело и мозг отдыхали. На тягостные раздумья не оставалось времени, потому что внимание его весь день было поглощено наблюдением и насущными заботами. В этот вечер он выбрал местом для ночлега гигантское поваленное дерево посреди немного наклонной поляны. Одна из его мощных ветвей давала хорошую опору для ног; в случае опасности он мог легко вскочить с места, вступить в схватку с врагом или хищником или убежать. Дождевая вода сошла. Харка накинул на себя бизонью шкуру. Винтовка была у него под рукой. Ширина ствола составляла не менее пяти метров, и он не рисковал во сне упасть вниз. Мустанг спал рядом, под деревом. Харка привык просыпаться при малейшем подозрительном шорохе. Писк двух летучих мышей и крик совы его не интересовали – это были обычные ночные звуки на природе. В темноте перестали шуршать ящерицы, птицы и жуки. Над вершинами гор взошла луна и осветила поляну. Но Харка не видел причин прятаться от ее бледного света. Людей, живших в этой местности, он не боялся. Хищники могли почуять присутствие человека, но не видели его. А хищникам не надо было видеть человека, чтобы почуять его присутствие. После дождя воздух в лесу был упоительно свежим. Харка уснул сладким, целебным сном. Когда он проснулся, еще не рассвело, но положение звезд говорило о том, что утро уже близко. Харка открыл глаза и осмотрелся. Торопиться было некуда. Только когда звезды на небе побледнели и растаяли, а скалы и деревья проступили из темноты, окутанные серой дымкой, он сел и позавтракал остатками своих мясных запасов. Прорвавшееся сквозь облака солнце хлынуло в лес, залило стволы, листву, хвою и камни на поляне. Харка почувствовал спиной его тепло. Медленно жуя, он слушал пение птиц, шорохи в кустах, плеск ручья и наблюдал за крупным пернатым хищником, кружившим высоко в небе, все ближе к поляне. Присмотревшись к нему и поняв, что это орел, он позабыл обо всем на свете. Это был взрослый орел с огромными мощными крыльями. Харка долго следил за ним. Наконец гордый властелин неба приблизился на расстояние выстрела. Харка взялся за винтовку, но в этот момент его внимание привлек какой-то шум в лесу. Сверху градом покатились камни, так, словно их привела в движение неосторожная нога человека или зверя. Не зная, что это означало, Харка решил пока не обнаруживать себя выстрелом. Поразить орла стрелой он не мог: тот был еще слишком высоко. Харка юркнул в кусты и поспешил в сторону камнепада, к опушке горного леса, окаймлявшего поляну. Вскоре он услышал треск ветвей и кустов. Эти звуки быстро нарастали и приближались. Харка сразу вспомнил о медвежьих следах, которые видел вчера. Если это был тот самый хищник, то он бежал стремительно, забыв об осторожности, – либо охотился, либо сам спасался от охотников. Гризли вполне мог напасть и на большого зверя, даже на бизона, и не боялся людей. В лесу раздался отчаянный крик о помощи. Это был детский голос, голос маленькой девочки. По звукам и крикам ребенка Харка понял, что зверь уже догоняет его. В несколько прыжков он достиг опушки и устремился вверх по склону. Девочка изменила направление, вероятно инстинктивно пытаясь обмануть зверя. Но деревьев и кустарника на склоне было мало, и зверь, судя по всему, сразу же снова обнаружил ее. Послышались индейский охотничий клич и множество голосов, но люди находились слишком далеко, чтобы успеть прийти девочке на помощь. Харка увидел справа между деревьями медведя. Как он и предполагал, это был гризли, самый грозный хищник прерии и Скалистых гор. Наконец он увидел и девочку. Медведь бежал ей наперерез. Ему оставалось до жертвы несколько прыжков. Он оскалил зубы; его страшные лапы с длинными, как пальцы, когтями вот-вот должны были схватить добычу. Он не рычал, – видимо, на бегу ему не хватало дыхания. На свободных пространствах, где не было деревьев и кустов, он не уступал в скорости даже бизону. У него была довольно маленькая голова с острой мордой и огромное тело. Харка вскинул винтовку и выстрелил. Ему не удалось попасть медведю в голову или в сердце, поскольку тот был скрыт деревьями. Он попал ему в морду. С раздробленной челюстью зверь мог использовать как оружие лишь лапы. Испуганный, пронзенный болью, зверь остановился и, встав на дыбы, схватился передними лапами за морду. Этим моментом и воспользовался юный охотник: не желая расходовать патроны, которые здесь в лесах было трудно раздобыть, и тратить время на то, чтобы перезарядить винтовку, он бросил оружие на землю и подбежал к медведю с ножом. Тот ударил его лапой, но Харка успел вонзить обоюдоострый нож ему в сердце. Гризли обладают необыкновенной живучестью, но Харка нанес ему не только точный, но и сильный удар. Еще сам оглушенный ударом медвежьей лапы, угодившей ему в шею, он в последнюю секунду сумел отскочить в сторону, прежде чем огромная туша весом в несколько центнеров рухнула на землю. По телу медведя пробежала предсмертная судорога, и он затих. Харка испустил ликующий вопль; ему ответил радостный крик спасенной девочки. Из леса донесся женский голос, зовущий ребенка, потом снова послышались голоса мужчин. Харка посмотрел на лежавшего у его ног медведя. Это был первый гризли, которого он сам убил. Неподалеку от стойбища у Конского ручья такой медведь растерзал Оперенную Стрелу, брата Маттотаупы, и Маттотаупа нашел его и отомстил за смерть брата. Он взял тогда с собой на охоту его, своего старшего сына, и Харка, рискуя жизнью, раздразнил зверя и выманил из кустов, где его сразил отец, поклявшийся, что выйдет на медведя с одним ножом. За это он и получил еще двенадцатилетним мальчиком почетное имя Харка Охотник на Медведей. Позже он охотился на бурых медведей и на страшного барибала. Но этот гризли был первый, которого он убил собственной рукой. Индейцы считали медведя зверем особого рода и верили, что в нем живет мудрая, человеческая душа. Одолеть гризли было все равно что одержать победу над храбрым и опасным врагом. В одиночку это удавалось лишь очень немногим. Харка вернулся к своей винтовке, поднял ее с земли, зарядил и посмотрел в небо. Но орел исчез. Вероятно, его испугал выстрел. Собрав свои вещи на стволе поваленного дерева, он с мустангом пошел из бурелома к убитому медведю. Только немного придя в себя, он понял, что удар медвежьей лапы не обошелся без последствий. Правое плечо его плохо слушалось, и он лишь с трудом, преодолевая боль, мог поднимать голову. Рядом с медведем он увидел женщину и семерых мужчин, чьи голоса он слышал. Это были индейские воины, вооруженные луками и стрелами, дубинками и ножами. Все носили на удивление длинные волосы. Один из мужчин, как показалось Харке, даже привязал к своим волосам чужие. У двоих воинов на голове он заметил орлиные перья. Судя по всему, это были индейцы племени апсароке, так называемые Дети Большой Птицы. Они шумно и радостно приветствовали юного охотника. Спасенная им девочка лет шести уже, по-видимому, успела рассказать, что произошло. Она скромно стояла в стороне вместе с женщиной и смотрела большими круглыми глазами на незнакомца со Священным Железом в руках, непохожего на воинов ее племени. Кожаная одежда девочки и женщины была сшита искусными руками, пояса, карманы, ножны украшала вышивка. Волосы их были аккуратно заплетены в косички, ниспадавшие на плечи. На лице девочки еще был написан испуг. Вероятно, собирая ягоды, она слишком далеко отошла от матери и наткнулась на медведя, по следам которого шли мужчины. Женщина с ребенком куда-то направились, скорее всего в стойбище. Мужчины, осмотрев тушу медведя, опустились рядом с ним на землю, чтобы выкурить по трубке. Харка присоединился к ним и угостил их своим, настоящим табаком, гораздо более душистым, чем кора красной ивы, которую индейцы вынуждены были курить, с тех пор как местности, пригодные для выращивания табака, оказались в руках белых людей. Апсароке охотно приняли угощение – для собственного удовольствия и в честь мертвого гризли. Так как Харка не знал языка апсароке, а те не говорили ни на каких других языках, они могли объясняться только жестами. На простые вопросы ему не трудно было ответить: он – дакота, едет с юга на север и не имеет никаких враждебных намерений. Его имя – Поражающий Стрелами Бизонов. Он назвал лишь это имя, которое мало кому было известно. Юный дакота держал трубку левой рукой, так как правая болела все сильнее. Его сосед, воин с орлиными перьями, обратил на это внимание. На шее и плече Харки краснели глубокие царапины, следы от когтей гризли. Его это мало заботило: кожа быстро заживает. Ему совсем не хотелось надолго застрять у апсароке из-за неподвижной шеи и поврежденного плеча; еще меньше его радовала перспектива всю жизнь мучиться с этим медвежьим «подарком». Он уже понял, что лучше было бы пожертвовать еще одной пулей, чем лезть под смертоносные лапы гризли. Однако это были лишь его мысли – все остальные выразили бы ему восхищение и оказали знаки особого уважения за то, что он, девятнадцатилетний юноша, еще даже не принятый в ряды воинов, смог убить серого медведя одним ножом. Харка вопросительно посмотрел на воина с орлиными перьями, сидевшего рядом с ним, и тот, осторожно обследовав его раны, ловким рывком вправил вывихнутое плечо. Шею он трогать не решился. Но когда Харка, хоть и не без труда и не без боли, смог снова пошевелить плечом, он сам подергал, покрутил шеей, и сдвинутый позвонок с хрустом встал на место. Воин с орлиными перьями, приветливо и одобрительно улыбнувшись, снова с удовольствием взялся за трубку, набитую настоящим табаком. Вернулась женщина, которую Харка уже видел. С ней пришел еще один воин с лошадью и волокушами. Убитого медведя погрузили на волокуши. Веса в нем было как в семерых взрослых мужчинах. Путь в стойбище с таким тяжелым грузом занял немало времени. Когда они спустились в долину, где стояли вигвамы, там все уже давно знали о случившемся и ждали охотников на краю стойбища, под деревьями, у ручья. Мальчики и юноши, кто пешком, кто верхом, с громкими ликующими криками поспешили навстречу отряду, в радостном предвкушении встречи с победителем серого чудовища. В стойбище юного охотника и его трофей почтительно приветствовали старейшины и шаман племени, а вождь мирного времени, оказав ему все знаки гостеприимства, радушно пригласил в свой вигвам. Один из мальчиков взял на себя заботу о Харкином коне. Гризли остался лежать посреди стойбища на сшитом из бизоньих шкур полотнище. Трое юношей охраняли его, отгоняя собак, облаивавших мертвого хищника и жадно скаливших зубы. Убитому медведю индейцы оказывали такие же почести, как и убитому храброму врагу. Харка впервые за многие годы оказался в индейском стойбище и в первый раз за много дней в отапливаемом огнем жилище. Над очагом висел котел, в котором кипела мясная похлебка, распространяя аппетитный запах. Поставив перед гостями миски с похлебкой, жена вождя начала жарить на вертеле мясо косули. Харка, не смущаясь, жадно принялся за еду: он знал, что и сам скоро сможет угостить своих хозяев медвежатиной, и прежде всего необыкновенно вкусными жареными медвежьими лапами. От огня исходило приятное тепло. На языке жестов и знаков Харке сообщили, что один из обычаев апсароке – танец в честь медведя для умиротворения его духа и что воины совершат его на следующий день. Харка дал понять своим гостеприимным хозяевам, что такой обычай есть и у дакота и что он, победивший медведя, тоже не может не желать умиротворения духа гризли, но принять участия в священном танце не может, так как еще не стал воином. Это ему пришлось повторить дважды, поскольку присутствующие решили, что неправильно его поняли. Он казался старше, чем был. Вероятно, мужчины подумали, что ему уже двадцать четыре или двадцать пять лет, ведь его отваге и ловкости мог бы позавидовать и воин. Вождь и шаман переглянулись. Затем шаман объявил, что завтра утром он сообщит, согласны ли духи с тем, чтобы в танце принял участие охотник, еще не посвященный в воины. Когда гости удалились и в вигваме воцарился покой, Харке отвели превосходное место для отдыха со множеством одеял, хотя ему достаточно было и одного. Чуть позже его навестили спасенная им девочка с матерью. Мать оказалась дочерью вождя мирного времени. Она пообещала Харке, что изготовит для него из когтей и зубов медведя ожерелье, которое не только служит знаком победителя и символом охотничьей доблести, но, кроме того, обладает свойством умножать силы. Ночью у счастливого охотника еще болели шея и плечо. Он спал, но ему снился медведь, и, проснувшись, он даже удивился, что гризли не стоит перед ним. Утром он рассказал об этом у очага. Его выслушали отчасти с улыбками, отчасти с суеверным страхом. Обо всем сообщили шаману. Тот заявил, что знал о сновидениях гостя, в чем Харка, однако, про себя усомнился. По мнению шамана, дух медведя сам приходил, чтобы потребовать участия своего победителя в танце. Таким образом, вопрос был решен. Для Харки Ночного Ока участие в танце было очень почетно, но и очень утомительно. Один из воинов дал ему необыкновенно красивую шкуру гризли, чтобы он мог обрядиться медведем. В танце, который исполнялся на площади и длился несколько часов, участвовали десять воинов. Они двигались, подражая медведю, рычали. Харка прекрасно умел изображать медведя, повторять его неуклюжие, а иногда и резкие, устрашающие движения, рычать по-медвежьи. В медвежьей шкуре он был так похож на настоящего гризли, что все, особенно дети, смотрели на него со страхом и с благоговением, решив, что на него снизошел дух медведя. Около полудня шаман приказал закончить танец. Воины в изнеможении сбросили шкуры. Мертвый гризли, вокруг окровавленной морды которого роились мухи, был примирен с людьми. Харка вымылся в ручье, растираясь песком, и устроился в вигваме, чтобы покурить. Боль в шее и плече была уже почти невыносима, но он ни за что не признался бы в этом. Танец оказался гораздо утомительней, чем охота. И все же Харка испытывал какое-то необъяснимое удовлетворение от сознания того, что убил медведя совсем не так, как белые люди убивают свинью или в течение десяти минут отстреливают из своих многозарядных винтовок около пятидесяти бизонов. Почести, воздаваемые убитому зверю, отражали неосознанное, но глубокое благоговение перед этой мощной формой жизни. Харку, считавшего себя одним из Сыновей Большой Медведицы, медведь занимал гораздо больше, чем мысли о врагах, которых он без особого труда и риска заколол и скальпировал там, в лагере у железной дороги с его нелепой жизнью, полной беззакония и бестолковой суеты. Он не испытывал ни малейшего желания заботиться о примирении их духа – пусть себе преследуют его, если им так хочется; он их не боится. Пришли два молодых воина, чтобы побеседовать с Харкой. Разговаривать приходилось жестами, поэтому вопросы и ответы были очень краткими. Подробные рассказы исключались, и Харку это вполне устраивало: ему не хотелось говорить о себе. Из того, что ему сообщили собеседники, его особенно заинтересовали две вещи: то, что гнездо орла пока еще никому не удалось найти и пернатый хищник всегда летал слишком высоко, чтобы его можно было поразить стрелой, и то, что севернее охотничьих угодий апсароке иногда появлялся и каждый раз бесследно исчезал одинокий конь-призрак. – Пулю, которую я пожалел для медведя, получит орел, – заявил Харка. Со следующего утра он в сопровождении двух воинов, вчерашних собеседников, принялся обследовать ближние и дальние окрестности стойбища. В прозрачном, как хрусталь, ручье отражались солнечные лучи. Блестел золотисто-изумрудный мох, ели упирались в небо острыми верхушками, лиственные деревья были покрыты свежей, нежной зеленью, пели птицы. Дремавшие на разогретых солнцем камнях ящерицы мгновенно исчезали, как только на них падала тень человека. По вечерам в вигваме вождя жарили медвежатину – сначала мозги, печень и сердце, которыми угощали только гостя, храброго охотника, потом лапы и филей. У очага каждый раз собиралось множество гостей. Шкуру медведя повесили сушиться. Кишки уже давно сожрали собаки. Вождь мирного времени собственноручно вручил Харке ожерелье из когтей и зубов гризли. Его дочь искусно нанизала их на жилу бизона, по центру – самые крупные. Харка надел ожерелье на шею и с тех пор никогда с ним не расставался. Шея и плечо болели у него все меньше, он уже мог свободно двигаться. Медведь ему больше не снился. Мысли его были заняты предстоящей охотой. Орел больше не появлялся вблизи стойбища. По наблюдениям апсароке, он свил гнездо дальше на север и лишь изредка показывался в этих местах. Харка, который, кроме родного языка, владел еще языком сиксиков и языком белых людей и имел уже большой опыт в изучении чужих наречий, в первые же дни запомнил немало важных слов и так освоился в языке апсароке, что уже скоро мог довольно свободно с ними объясняться. Он уговорил своих новых приятелей, двоих молодых воинов, помогавших ему обследовать окрестности, отправиться вместе с ним на орлиную охоту. Сборы были недолгими. Коня Харка решил с собой не брать, потому что в скалах от него было мало проку. Немного сушеного мяса, немного табаку – больше ему ничего не требовалось. Погода стояла теплая, так что без одеял они тоже прекрасно могли обойтись. Харка, который обычно брал на охоту лук, на этот раз думал взять с собой только винтовку. Условившись отправиться в путь до полуночи, трое молодых охотников – обоим апсароке было не больше двадцати трех лет – сытно поужинали, выкупались, натерлись медвежьим жиром и рано легли спать. Величественный купол неба мерцал над горами и долинами, над лесами и реками, когда юноши встретились на площади. Лошади почуяли их и сонно переступали с ноги на ногу; среди них был и уже хорошо отдохнувший пегий мустанг Харки. По-волчьи завыла собака. От ручья доносился тихий плеск воды. Охотники легким бегом двинулись вдоль ручья через лес. Когда склоны стали слишком крутыми, им пришлось сбавить темп, но они продолжали бежать на полусогнутых ногах, широкими шагами, подавшись вперед. Хотя весенние ночи на этих высотах были еще прохладными, юные охотники согревались движением. Дорог и тропинок не было. Временами они пользовались звериными тропами, затем снова пробирались через кустарники и подлесок. Впереди бежал один из апсароке, Харка держался в середине. Ближайшей их целью была вершина горы, с которой они хотели осмотреть окрестности. Когда лес остался позади и они вышли на открытые склоны, ночной ветер осушил пот на их полуобнаженных телах. Гравий под ногами у них осыпа́лся, и им приходилось прыгать, как сернам, чтобы не скатываться при каждом шаге назад. Наконец они преодолели и этот трудный отрезок пути; дальше пошли твердые камни. На северном и восточном склонах горы́ зияли глубокие трещины, южные и западные склоны были покатыми. Шедший впереди апсароке выбрал местом подъема западную сторону. Ветер становился все холоднее; индейцы покрылись гусиной кожей, под которой, однако, разогретая движением кровь неслась по их жилам, не давая замерзнуть. Через несколько часов подъема они достигли вершины. Звезды погасли. Ветер усилился настолько, что охотникам пришлось лечь на землю. Их взорам открылось величественное зрелище – пробуждение природы. На востоке, далеко-далеко, на границе прерии, простиравшейся до самого подножия гор, пробилось сквозь облака солнце. Вершины вспыхнули золотым огнем, бурные потоки света хлынули с небес, зажигая одну за другой роскошные краски. Скалы теснились вокруг, вздымая свои обветренные, испещренные шрамами, но гордые и неприступные главы. Зеленели леса и долины. Шум ветра в елях и лиственных деревьях доносился наверх, к голым камням. Галдели галки; над лесом, на уровне вершины, где лежали Харка и его спутники, парил, зорко вглядываясь в дали, ястреб. Солнце пригревало охотникам спины. Его лучи растопили ночной холод, и вершина стала для закаленных юношей даже приятным местом для наблюдения. Ни один из троих не проявлял нетерпения. Час за часом лежали они на солнце, следя за ястребом и толсторогими баранами, которые нашли на соседнем склоне залежи каменной соли и так увлеченно ее лизали, что можно было без труда подстрелить парочку. Наконец один из апсароке не выдержал и, поддавшись охотничьему азарту, решил заняться толсторогами. Но их отделяла от охотников глубокая расселина-ущелье, и, представив себе, сколько времени уйдет на то, чтобы добраться до них, а затем вернуться назад, воин отказался от своего намерения. Солнце поднялось уже высоко; горы, долины и прерия были залиты полуденным светом. Видимость ухудшилась. В дымке очертания утратили свою отчетливость. Поросшие травой горные склоны слились с небом. Скалы нагрелись и дышали теплом. Толстороги, нализавшись соли, дремали. Ветер улегся, и тишину нарушал лишь доносившийся снизу плеск воды. За несколько часов наблюдения охотники не раз видели пернатых хищников, но орел не показывался. Солнце, миновав зенит, сначала незаметно, затем все быстрее и ощутимее клонилось к горизонту, лучи его словно выдохлись и остыли. Дымка рассеялась. Очертания гор вновь стали резче, а игра светотени оживлялась все новыми контрастами. Зоркие глаза индейцев теперь опять видели каждую мелочь на бескрайних просторах прерии. На севере у горизонта появились два орла. Они описывали круги высоко в небе. Три пары глаз напряженно следили за ними. Солнце стояло уже за спинами охотников. Воздух был прозрачен, и все было видно как на ладони. В прерии паслось стадо антилоп, казавшихся сверху крохотными, как головки муравьев. Орлы вдруг камнем бросились вниз. Антилопы слишком поздно заметили опасность. Каждый из хищников поднялся в воздух с добычей в когтях. Вероятно, это были телята. Стадо тем временем неслось прочь и вскоре исчезло из виду. Харка медленно поднялся на ноги и присмотрелся получше. Он внимательно проследил путь орлов. Там, где они снизились, должно было находиться гнездо. Апсароке продолжали лежать, не желая привлекать внимания осторожных хищников. Для выстрела расстояние было слишком большим. Даже пуля туда не могла долететь. Но Харка хорошо видел, как орлы со своей добычей почти вертикально устремились вниз и исчезли из виду, скрывшись за вершиной горы. Гнездо должно было располагаться на одном из высоких деревьев или на высокой скале в предгорье. – Завтра утром он будет наш, – сказал он, сев. Он употребил единственное число, потому что им нужны были лишь красивые перья из хвоста самца. Все трое весело рассмеялись, затем поужинали и покурили. О сне никто и не думал. Они достаточно отдохнули за день и теперь могли пуститься в ночное путешествие. Ловкими и смелыми движениями, зорко глядя вперед и привычно выбирая место для каждого следующего шага или прыжка, они поспешили вниз по западному склону горы. Солнце уже закатилось за горизонт, смолкли и попрятались среди ветвей птицы, ночные хищники вышли на охоту. В лесу было уже почти темно. Но охотники знали направление, к тому же апсароке изучили здесь все особенности местности, им были известны все лесные тропы, ведущие сквозь непроходимые заросли кустарника. Сделав крюк на северо-запад, они вышли к ручью, вытекавшему из ущелья немного ниже залежей каменной соли, и долго и жадно пили. Дальше двигаться было уже не так трудно. Но путь им предстоял еще длинный, поэтому, чтобы не терять времени, они продолжили его легким бегом, лишь изредка позволяя себе короткие передышки. Полночь давно миновала, когда они обогнули гору, за которой должно было находиться орлиное гнездо. Им пришлось ускорить темп. Через некоторое время они заметили дерево высотой не менее пятидесяти метров, гордо вознесшее крону над лесом и словно предназначенное для наблюдения. Харка решил взобраться на него и осмотреться. Самый нижний сук располагался очень высоко, и добраться до него по гладкому стволу было трудно. Харка вскочил на плечи одному из своих спутников, накинул лассо на ствол и, держась за оба конца веревки, начал подъем, время от времени закидывая лассо еще выше. Ухватившись за сук, он ловко и легко, как рысь, устремился вверх и вскоре уже сидел на верхушке. За спиной у него висела на ремне винтовка в кожаном чехле. Утро еще не наступило. У подножия гор лежала прерия, залитая бледным светом луны и звезд. Темные леса на горных склонах шумели на ветру, и верхушка дерева, на которой сидел Харка, сильно раскачивалась. Но лучшего наблюдательного пункта было не найти. Все свое внимание Харка Ночное Око, Охотник на Медведей направил на изрезанную глубокими трещинами, хорошо освещенную луной скалу на севере, которую он сразу же узнал. Ее отделяли от него более тысячи метров. Будь он орлом, он устроил бы себе гнездо именно на этой суровой, неприступной скале, словно башня, возвышавшейся над лесом, откуда вся прерия была видна как на ладони. Если его не обманывало зрение, орлиное семейство и в самом деле обосновалось там. Ему показалось, что он видит некое сооружение из толстых веток и стволов молодых деревьев. Возможно, в нем уже сидели птенцы. Скала, напоминающая по форме вытянутый палец, закрывала часть гнезда. Тысяча метров – слишком большое расстояние для выстрела. Харка решил подобраться ближе. Он не хотел полагаться на случай. Быстро спустившись, он рассказал своим спутникам обо всем, что увидел. Нужно было торопиться, чтобы не упустить момент, когда орлы взлетят в воздух. Все трое устремились вниз по склону. Теперь первым бежал Харка. Он бежал так быстро, как только позволяли препятствия и необходимость двигаться бесшумно. Когда охотники достигли скалы-башни, забрезжил рассвет. В лесу стало светлее. Горный поток, который ранней весной бурно низвергается вниз, а потом постепенно превращается в ручеек, столетиями выворачивал из земли каменные глыбы, и те катились по склону, ломая, как спички, стволы деревьев и усыпая склоны гравием. Отсюда, с этих осыпей, судя по всему, хорошо было видно вершину скалы-башни. Харка знаком показал товарищам, что нужно идти туда. Они спрятались за несколькими валунами посреди россыпей гравия. Харка достал из чехла винтовку. Она была заряжена. Апсароке держали наготове луки и стрелы. Вверху, на высоте около ста пятидесяти метров, было видно орлиное гнездо. Солнце прорвало покров рассветной дымки и залило ярким светом скалу и гнездо, в котором шевелились огромные, мощные крылья. На левом крыле самца белел шрам от старой раны. Над краем гнезда показались две голые головки птенцов на тонких пушистых шеях. Хищники заметили людей. Самец поднялся в воздух и, судя по всему, собирался камнем броситься вниз на врагов. В этот момент он был удобной целью для стрелка. Но, пораженный в грудь, он упал бы в гнездо, и все усилия охотников оказались бы напрасными. Поэтому Харка медлил, не нажимал на курок. Когда орел полетит вниз, попасть в него будет очень трудно. И все же Харка был уверен, что не промахнется. Однако младший из его спутников рассудил иначе. Пока Харка целился, позабыв обо всем на свете и не видя ничего вокруг, он вскочил на ноги и пустил в хищника стрелу. Все произошло за одну-две секунды. Сраженный орел пролетел со стрелой в груди несколько метров и, зацепившись крыльями за острые камни, повис на скале, торчавшей, как палец. Орлица, расправив крылья и накрыв ими птенцов, выставила вперед мощный клюв, но не покинула гнезда. Харка мог легко застрелить ее. Однако ему хотелось закончить охоту именно так, как он задумал: застрелить орла, но не трогать орлицу. Поэтому он положил руку на лук, который апсароке уже успел снова зарядить, и удержал его от выстрела. Затем, отложив в сторону винтовку, незаметно, прячась за камнями и деревьями, Харка устремился в лес, чтобы подойти к скале-башне с другой стороны. Подняться на нее можно было лишь с западной стороны, защищенной цепью гор, да и то с большим трудом. Харка слышал, как его спутники время от времени бросали камни, чтобы отвлечь внимание орлицы. Вынув нож из чехла и зажав его в зубах, чтобы в случае необходимости можно было защититься от смертоносных когтей, он начал подъем на скалу. Он хотел добраться до орла незаметно, чтобы не пришлось вступать в поединок с орлицей. По огромным размерам, по оперению и по шраму на крыле он узнал своего старого пернатого приятеля, с которым еще мальчиком сначала сражался не на жизнь, а на смерть, а потом подружился, пока у того заживала рана. Вероятно, его спугнул шум, связанный со строительством железной дороги, и он улетел дальше на север и нашел здесь новые охотничьи угодья и удобные места для гнезда. И вот он мертв. Но Харка решил сделать все, чтобы его птенцы уцелели и выросли. Именно по этой причине, о которой не подозревали его спутники, он упорно не хотел отступать от первоначального плана охоты. Птенцы заметили карабкавшегося по скале человека. Они выглядывали из-под крыльев матери и тревожно пищали. Но внимание орлицы было приковано к двум другим врагам, обосновавшимся внизу на осыпи. Подъем на скалу оказался очень тяжелым. Обветренные камни были хрупкими и крошились под руками; чем выше поднимался Харка, тем труднее ему было находить опору и тем больше он опасался, что какой-нибудь камень сорвется, полетит вниз и привлечет внимание орлицы.