– Ты что, так крепко дружишь с Топом? – А тебе-то что. Мы же здесь ведем разговор не о дружбе, а о цене. – Я подумаю до завтра. – Подумай. Я тоже! Джим выпил второй стаканчик и снова отправился работать. Джо охватило чувство тревоги, как рыбу, которая вдруг заметила, что это не она тянет к себе наживку, а наживка тащит ее за собой. Джима он опасался. Почему, сам не знал. Вообще-то, Джо не верил ни в бога ни в черта, хотя в своем родном городке ходил по воскресеньям с женой и детьми в церковь, как положено. Не верил он ни в привидения, ни в предсказания, ни в гадания. День был ясный, бренди умеренной крепости, обсуждаемая среди практически мыслящих мужчин тема была совершенно обычная. Речь шла о плате за работу. Но Джима он побаивался. Этот парень обладал могучей силой воли, и Джо чувствовал, что он бессовестный, хотя не мог бы обосновать это чувство. Он вдруг ясно понял, что действительно только от Рыжего Джима зависит, получит ли он, Джо, этого индейца в качестве разведчика или нет. – Что с тобой? – спросил Генри. – Ничего. Выпьем еще по одной? – С удовольствием. Этот парень, которого они называют Джимом, мне не нравится. Он наглый. – Но и лихой, когда он в прерии. Помнишь тот случай, когда Джим и Топ обвели нас вокруг пальца и угнали коней? – Да, получить обоих вместе было бы неплохо. – Мы по деньгам не потянем! Прошло уже несколько часов, а Джо, Джим и Топ пока не встретились. Каждый ходил своими путями. Но Джим через Бена передал инженеру свои требования. Они были довольно высокие. Джо знал, что ни одна железнодорожная компания не выделит такую сумму на простого скаута без имени и без ранга. И тогда Джо придется платить из своего кармана. Но такую возможность он даже не рассматривал. Ближе к вечеру Джим подкатился к Генри: – Подскажи своему господину и мастеру Джо, раз уж он не знает, что ему делать, – пусть заключит контракт со мной на нас троих: на меня, Топа и Харри. За обычную плату. Все остальное можете передоверить мне. Генри выпятил нижнюю губу: – Хочешь стать начальником, проходимец? Загребешь себе плату за троих и оставишь обоих индейцев как краснокожих джентльменов работать даром? – А вам-то что? – Да и действительно! Эти двое индейцев происходят из племени отравителей, они и меня хотели погубить своей водой. Я передам твое предложение Джо; пусть сам решает. Генри намекнул Джо Брауну, что с Джимом можно заключить контракт, дающий тому право нанять еще двоих скаутов. Инженер тоже тотчас почуял обман, но открыто об этом не сказал, постыдился. Через час раздумий он пожал плечами. – Делай что хочешь, – сказал он Генри. – Главное, чтобы все трое были в нашем распоряжении. Пока шли переговоры об этом обмане, Маттотаупа и Харка стояли далеко внизу по течению реки у небольшой рощи. Они стояли у двух соседних деревьев, прислонясь к стволу, так что каждый своей коричневой кожей и светлой кожаной одеждой почти сливался с деревом. У Харки за плечом был лук, Маттотаупа держал ружье в кожаном футляре. Они стояли так уже давно и молчали. Солнце катилось по небу своим путем и уже клонилось книзу, и за все это время ни один из них не пошевелился. Золотое свечение лучей перешло в красное; желтые воды Найобрэры отражали многократно преломленное сияние. Ветви шевелились от вечернего ветра. Наконец наступила ночь. В воздухе повис аромат первых цветов и запах сырой земли. Когда взошла луна и завыли волки, задрав морды к небу, Маттотаупа отделился от своего дерева. – Я пойду сопровождать и защищать Джо и Генри, – сказал он. – Ты мой сын и последуешь за мной. Мы не расстанемся. Я сказал, хау. Медленным, равномерным шагом Маттотаупа отправился назад к блокгаузу. Харка шел с ним, немного позади, и, когда вдали показался дом, по коже Харки пробежала дрожь. Отец этого не чувствовал, а Харка промолчал, потому что он не мог назвать другого пути. Но ярким видением у него перед глазами возник образ одного индейского разведчика, с которым он познакомился два года назад. Этого разведчика звали Тобиас, для Харки это имя было странным и непонятным. Юному индейцу почудилось, что он снова увидел туповатое выражение лица, вспомнил цинично-равнодушный характер этого человека. Он тогда его не понимал. Теперь он начал догадываться, как свободный индеец мог стать таким, и дрожь прошла по его коже еще раз. Когда индейцы приблизились к дому, но еще не дошли до входа, Харка все-таки открыл рот и сказал: – А я построил себе хижину. Маттотаупа был удивлен. Он остановился и посмотрел сбоку на сына, устремившего взгляд вперед. В уголках губ Маттотаупы промелькнула улыбка, как будто маленькая птичка мягко задела их крылом, и из глаз его пролился теплый свет. – Ты меня приглашаешь в гости на ночлег? – Хау. Кроме этого слова, Харка больше ничего не сказал, но и в нем одном была великая радость и надежда. Своих коней они из загона не взяли, а пошли вместе прочь, мимо блокгауза, вверх по реке, Харка на сей раз впереди. У Маттотаупы и Харки была пружинистая, широкая походка степняков, которым приходилось не только скакать верхом, но и преодолевать большие расстояния пешком. Верховая езда без седла, управление конем только усилием ног, пешие переходы укрепляли жилы и мышцы ног равномерно. Как и все индейцы, оба дакота при ходьбе наступали сперва не на пятку, а на носок. Шаг у них был широкий, легкий и быстрый. Небо затянулось облаками, стемнело, но воздух был приятным; прохладный весенний ветер играл травой и ветками деревьев и кустов, островком расположившихся среди травянистых и песчаных участков. Харка двигался к этому древесному островку в обход. Он подкрался к нему, и, пока отец выжидал на берегу, Харка убедился, что все здесь осталось таким, как было, – нетронутым и нехоженым. Тогда он вышел к краю древесного островка и дал отцу знак следовать за ним. В хижине, построенной из крепких веток, небольших стволов и крупных кусков коры, было тесновато для двоих. На полу лежала шкура буйвола, которая устилала и снежную хижину Харки; одеяло, расписанное картинами побед Маттотаупы, тоже было здесь. Харка высек огонь ружейным кремнем, поджег заготовленные щепки и зажарил филе енота. Впервые в его жизни было так, что не он сидел в отцовском вигваме или у отцовского костра, а отец был гостем его, Харки Твердого Камня. Он хотел хорошо угостить отца, хотя здесь не было ни мисок, ни ложек, ни горшков, как дома в вигваме, и обоим приходилось есть как воинам в походе. Они достали ножи и для удобства разрезали филе. Единственное, что Харка прихватил из блокгауза в эту хижину, была соль, за которую он отдал Мэри шкурку ласки. Когда Маттотаупа наелся и закурил трубку, он потребовал от сына: – Говори! Харка знал, как много зависит от того, что он должен сейчас сказать, но за последние годы он пережил уже столько опасностей, что научился не волноваться перед принятием решений. Он собрался говорить коротко и ясно: – Отец, два лета тому назад, в ночь перед тем, как наше стойбище должно было двинуться из леса к Конскому ручью, ты впервые повел меня в заколдованную пещеру. Когда я ждал тебя ночью в лесу, в том месте, где ты мне велел, я обнаружил след. Это был след белого человека. Ты это знаешь. – Хау, я помню это. – А потом в пещере у водопада тебя что-то подхватило и чуть не утащило в глубину. Позднее мы искали другие следы, не очень основательно, потому что у нас оставалось мало времени, и Солнечный Дождь, отец Четана, тоже опасался колдовства. За то короткое время мы больше ничего не нашли, а внизу у источника тоже ни одного человека не вынесло из горы водой. – Все так и было, как ты говоришь, – подтвердил Маттотаупа. – Кто же был тот человек, который оставил след? Не был ли он тем самым, кто схватил тебя у водопада? – Хау, это был он. – В уголках губ Маттотаупы опять заиграла улыбка, улыбка тихого превосходства. – Ты хочешь знать, кто это был? – Об этом я и спрашиваю тебя, отец. – Да. Этот человек был Беззубый Бен, он искал там золото, но ничего не нашел. Несколько лун спустя, когда мы с художником Моррисом, по прозвищу Далеко Летающая Птица, и его братом Длинным Копьем, шайенном, были здесь в блокгаузе, Бен вместе с Биллом Петушиным Бойцом и другими разбойниками связали меня и пытались выжать из меня тайну. Они обманули меня, что будут мучить тебя до тех пор, пока я ее не выдам. Но я молчал, в чем поклялся еще моему отцу. – Хау, так и было, отец. Бен засунул меня в колодец под полом, но я ускользнул к реке. А ты знаешь, как Бен выбрался из пещеры после того, как рухнул в водопад? – Хау. Он спасся в той нише в скале, которая известна и тебе, и выбрался через ход наверх. – При этом он повстречал еще одного человека. – Я знаю. – Маттотаупа снова улыбнулся, по-отечески, с дружелюбным превосходством, и это обеспокоило Харку в этот час больше, чем все остальное. Ведь тем, что он хотел рассказать отцу, он намеревался вызвать у него импульс против Рыжего Джима, и это нельзя было смазать. – Бен встретил в ведущем наверх рукаве пещеры другого человека, – завершил Маттотаупа, – а именно Джима. Харка смотрел в тлеющий огонь и уже не видел улыбку отца. – Да, отец, то был Джим. – Но Рыжий Джим, – продолжил Маттотаупа, – ни в тот, ни в какой другой день не искал в пещере золото. Ты меня слышишь, Харка Ночное Око, Твердый Камень? Джим тогда пробирался из Канады к Платту, потому что прослышал об изыскательской экспедиции и хотел наняться к ним скаутом. В лесах он охотился и нарвался на опасность встретить дакота. В поиске укрытия он нашел тот вход в пещеру, который заканчивается под старым корнем могучего дерева. Он проник глубже и встретился с Беном. Тот ему признался, что искал золото, но не нашел, и Рыжий Джим посоветовал ему зарабатывать деньги в фактории. – А не искал ли сам Рыжий Джим золото и не потому ли прогнал Бена, что рассматривал пещеру как собственный участок для охоты за золотом? – Кто это тебе сказал? – Дженни. Харка не видел, что Маттотаупа улыбнулся еще оживленнее, почти забавляясь. Он не видел, потому что и теперь не смотрел ему в лицо, но он знал это, догадался и нахмурил лоб, чувствуя себя осмеянным. – Харка Твердый Камень! Ты веришь болтливому языку девчонки больше, чем такому отважному мужчине, как Рыжий Джим? – В этом случае да. – Ты думаешь о Рыжем Джиме не так, как твой отец. Но не забывай, кто развязал мои путы, когда Бен держал меня в плену, и кому я, таким образом, обязан жизнью. – Рыжему Джиму, я знаю. – Ты не благодарен ему за это? – Я ненавижу его за причину, по которой он это сделал. – Что за причина? – спросил Маттотаупа очень серьезно. – Отец! Он хочет заполучить тебя и твою тайну. И больше ничего. Он знает, что выжать ее из тебя не получится. Поэтому он хочет тебя перехитрить. – Харка Твердый Камень, посмотри мне в глаза! Ты веришь, что я буду молчать всегда и с кем угодно? – Да, ты будешь молчать, Маттотаупа. – Ты считаешь Рыжего Джима дураком?