На последних словах Мудрый Змей поднялся, после этого сразу встал и Харка. Оба индейца вышли из-за стола, покинули трактир и направились через двор к воротам. Уже стемнело, и ворота были заперты, но оба быстро перебрались через частокол и неторопливо направились к своему лагерю у озера. Там двое воинов и Могучий Олень сидели у тлеющего костра, и подошедшие опустились рядом. Чернела водная гладь озера. Кусты ивняка мягкими тенями очерчивались на ее фоне. Звезды мерцали в ночном небе, бесчисленные и далекие. Со стороны блокгаузов еще доносился лай одинокой собаки. В остальном царила тишина. Некоторое время группа из пятерых индейцев сидела молча. Затем Мудрый Змей спросил: – Харка Твердый Камень, твой отец убил белого человека? И кто это был? – Мой отец убил белого человека, потому что тот был недостойным и высмеивал краснокожих. Его звали Эллис. – Он был каким-то вождем у белых людей? – Он был вроде предводителя маленькой группы. – Хорошо. Завтра поскачем назад в стойбище и обсудим это с нашим вождем Горящей Водой. Я сказал. Заключительные слова означали, что до предстоящего обсуждения об этом деле больше не будет никаких разговоров. Мудрый Змей завернулся в свое одеяло из шкур и лег спать. Его примеру последовали и остальные четверо. Каждый держал свое оружие при себе. Для охраны достаточно было внимания и чутья мустангов и самих спящих, привыкших вскакивать на изготовку при малейшем необычном звуке или событии. Харка лишь притворялся спящим. Он закрыл глаза, но мысли его ворочались в голове и не давали ему покоя. Его отец отправился вместе с Джимом, с тем человеком, о котором говорили, что он хитростью подпоил вождя Маттотаупу и вытянул из него тайну месторождения золота в Черных холмах. Харка твердо верил в невиновность своего отца, но не доверял Джиму и его дальнейшим намерениям. Все белые люди в фактории старины Абрахама говорили о том, что Маттотаупа убийца, а Харка сын убийцы и обоих их нужно взять под стражу. Тем самым для Харки рушились основы его новой жизни у сиксиков. Его глодала тревога за отца, она истерзала все его чувства больно, как обозленный зверь. Но ему было совестно стать обузой для сиксиков, которые приняли его и отца как гостей. Ночью он крадучись встал с горящими глазами, чтобы незаметно ускользнуть. Тем самым он хотел избавить сиксиков от тяжелого решения – брать или не брать его под свою защиту от белых людей. Кажется, никто не заметил, что Харка поднялся, сложил свою шкуру и снял путы со своего Чалого. А может, никто не хотел заметить. Он отвел коня на некоторое расстояние шагом, чтобы не производить шума и не разбудить спящих. Оказавшись под прикрытием кустарника и небольших деревьев, он погладил Чалого по ноздрям и уже собирался вскочить верхом. Но тут рядом с ним возникла фигура, и он тотчас понял, кто это. Могучий Олень! – Харка! Что ты делаешь! – Я ухожу. Поеду к отцу. – Харка… – Не говори ничего. Я принял решение. – Когда ты к нам вернешься? – Как только смогу пройти испытания, которые сделают меня воином. Я не убивал белого, и белые не могут обвинить меня. А когда я стану мужчиной, они уже не смогут упечь меня в их воспитательную тюрьму. – Харка Твердый Камень, у меня есть к тебе просьба. – Я не могу тебе отказать. Но и ты не проси меня о том, чего я не смогу исполнить. – Давай станем кровными братьями, пока ты не уехал. И тогда я точно буду знать, что однажды ты вернешься к нам в стойбище. – Пусть будет так! Каждый взял свой кинжал и сделал надрез на руке, чтобы выступила кровь. Они смешали эту кровь, и это стало для них знаком того, что их братство нерушимо. Убрав обоюдоострый кинжал в ножны, Харка снова взглянул на друга, которого теперь долго не увидит. Он постарался запомнить его облик, его крепкую, прямую фигуру. Потом он вскочил на мустанга и, не говоря больше ни слова и ни разу не оглянувшись, пустил коня легким галопом в ночную прерию. Могучий Олень смотрел ему вслед; он видел, как тень юного всадника становилась все меньше, и топот копыт постепенно стихал в ушах оставшегося. Это расставание стало в жизни сына вождя, протекавшей доселе спокойно и согласно твердо заведенному порядку, первой большой болью и первым большим безответным вопросом. Кто виноват в том, что Харка ускакал? Белые мужчины? Маттотаупа? Или воины-сиксики, не сказавшие в этот вечер Харке ни одного дружелюбного слова? Уголки губ Могучего Оленя задрожали. Он не хотел возвращаться к спящим воинам. Он прикрыл ладонью кровоточащий надрез на коже. Кровь его была смешана с кровью Харки. Теперь у него был кровный брат. Это была его тайна. Он никому об этом не расскажет. Разве что одному-единственному человеку, способному понять его в печали и в сомнениях. Ситопанаки поймет, что это такое. Она будет чувствовать все то же самое, что и ее брат Могучий Олень, если Харка не вернется в стойбище. Юный сиксик долго стоял так один. Наконец заставил себя вернуться к остальным и снова лечь спать. Они не должны были знать, как глубоко он ранен. Могучий Олень проснулся еще до рассвета. Он видел, как бледнели звезды, видел бледную серость, с какой рассеивались утренние сумерки перед тем, как солнцу подняться из-за горизонта, видел, как наконец воцарилось вечно повторяющееся и вечно новое великолепие и могущество света, заливающего небо и землю. Гладь озера превратилась в золотое зеркало, и густые ивовые ветки в серо-зеленых скромных листиках играли с мягким ветерком и солнечными лучами. Могучий Олень напоил коней и сел один на берегу на том месте, где вчера вечером они сидели вдвоем с Харкой. Мошкара еще не роилась, но рыбы уже шныряли в прозрачной воде. Мудрый Змей подошел к мальчику, и Могучий Олень встал. – Ты еще говорил с Харкой? – спросил Мудрый Змей. – Да, перед тем, как он ускакал. Когда он подрастет, чтобы выдержать испытания на воина, он снова вернется к нам в стойбище. Мудрый Змей смотрел на гладь озера и больше ничего не сказал. Прошло полчаса, и из ворот в частоколе, которые уже были открыты, вышел долговязый человек, в котором оба индейца тотчас узнали Шарлеманя. Он покручивал свою бородку клинышком и прямиком направился к сиксикам. Мудрый Змей и Могучий Олень снова подсели к остальным, сидящим у огня, как будто не видели Шарлеманя. Охотник в своей пестрой бахромистой одежде остановился возле их группы. – Доброе утро! – сказал он. Индейцы ответили ему так же кратко, как накануне ответили Абрахаму, прославлявшему доброту вечера, и с еще меньшим вниманием и почтением смотрели на Шарлеманя, чем на хозяина фактории. – А где же парень, который Харри? Я бы хотел с ним еще посудачить. – Его нет, – ответил Мудрый Змей. – Как это нет? – удивился Шарлемань. – Ушел, – повторил Мудрый Змей. – И когда вернется? – Мы не знаем. – И куда же он ушел? – Он ускакал верхом. – Ускакал? Но я хотел… Мне же надо было с ним поговорить! – Он этого не знал. – Но он же не… Не насовсем же он ускакал? – Кто знает. Шарлемань терзал свою бородку: – Уж не подался ли он к своему отцу? – Нет, – ответил Могучий Олень, хотя не полагалось юноше брать слово без спросу. Но Мудрый Змей, чуть помедлив, дал ему такую возможность. Могучий Олень не постыдился сказать неправду охотнику, поскольку рассматривал его как врага, который своими известиями прогнал Харку, и он без стеснения ставил врагу ловушку, какую ставит бобру зверолов. – Не к отцу? – Нет, там его стали бы искать. А он не хочет, чтобы его нашли. – Черт возьми, вот незадача! Такой еще мальчишка – и предоставлен сам себе, и это на границе, в глуши, да он же погибнет! – Ему лучше погибнуть в прерии, у себя на родине, чем попасть в воспитательную тюрьму белых людей. – И это из-за интерната для индейских детей, про который я обмолвился, он и сбежал? Проклятье, да кто бы мог подумать! Я же это не всерьез! Лицо Могучего Оленя исказилось насмешкой и ненавистью. – А Харка принял всерьез. Ты больше его не увидишь, Шарлемань. Охотник стукнул себя по лбу: – Какое безрассудство! Уехал, просто взял и уехал! А я-то как раз пришел предложить ему вместе скакать к Черным холмам, хотел помочь ему разыскать отца, а он ускакал ни с того ни с сего прямо посреди ночи. В голове не укладывается! Это же… это же… да опять же типично по-индейски. Вот и пойми вас, краснокожих! И вы дали мальчишке уйти, просто так убежать в неизвестность? – Да. – Все кончено. Бывайте здоровы! Шарлемань потопал прочь. Каждый его шаг был выразительным и означал пинок этому индейцу, который его одурачил, этому глупому мальчишке, который просто сбежал, и этой богине Удачи, которая вновь отказала ему в благосклонности.