Харка выбрал для выезда своего Чалого. На сей раз ему не надо было вести за собой вьючных лошадей, и маленькая кавалькада продвигалась вперед без замедления. Уже на четвертый день зоркие глаза индейцев приметили на горизонте факторию. Под вечер они туда доскакали. В фактории и ее окрестностях мало что изменилось за прошедшие месяцы. Уровень озера немного понизился от летнего зноя. Трава потеряла свой ярко-зеленый цвет. Число гостей и покупателей было невелико, поскольку свою зимнюю добычу охотники давно сдали, а осенняя охота еще только предстояла. Три воина сиксиков и два мальчика поскакали прямиком к частоколу фактории и въехали во двор. Старина Абрахам, не так уж и занятый в эти недели, заметил всадников еще издали и уже встречал их у первого блокгауза. Поскольку перед ним были индейцы, он не пускался в такое красноречие, как в разговоре с Томасом. Он умел подлаживаться под обычаи и привычки своих гостей. Прибывшие не собирались размещаться и кормиться в блокгаузе. Они намеревались лишь отметиться, а потом, как и большинство индейских посетителей, расположиться с лошадьми на берегу озера. В теплые дни позднего лета это не причиняло им никаких неудобств. На озере обосновалось лишь несколько небольших групп индейцев: ассинибойны, кровавые, а также черноногие, хотя и из другой группы племен; но дакота, которых следовало опасаться, поскольку они могли похитить Харку, там не было. Не очень далеко, но и не очень близко к фактории Мудрый Змей нашел приятное место и обустроился со своими спутниками. Лошадей напоили, стреножили и пустили пастись. Время клонилось к вечеру, и мальчики собрали хворост и развели костер. Провиант был у них с собой, да и по дороге они настреляли тетеревов и теперь ощипали их и зажарили. Мудрый Змей не собирался в этот же вечер говорить со стариной Абрахамом о патронах. Кто хочет торговать, должен иметь в своем распоряжении не только товар, но и время. У Мудрого Змея были с собой хорошо припрятанные шкурки горностая, которые он собирался поменять на боеприпас. Трое воинов и мальчики сидели у костра и поедали тетеревов. После еды мужчины закурили. А мальчики сидели у самой воды, глядя на мошкару и рыбок. Закатное солнце окрасило водную гладь перламутровым блеском. Хотя мальчики, казалось, смотрели только на воду, но на самом деле украдкой наблюдали окрест за всем, что достигало их зрения и слуха. Поэтому от них не ускользнуло, как старина Абрахам вышел за ворота и озирал берег озера, будто ища кого-то или что-то. Он неторопливо побрел – как будто бесцельно – вдоль берега в ту сторону, где расположились трое сиксиков с мальчиками. Поравнявшись с ними, он остановился, достал свою трубку, набил ее, зажег табак и раскурил. – Доброго вечера, – сказал он наконец, повернувшись наполовину к мальчикам, наполовину к воинам. Индейцы не ответили на это. – Ну что, я вижу, нравится тебе у черноногих, – заметил старина Абрахам, обращаясь к Харке. – Да. – Жаль, что твой отец не смог здесь остаться. Это был джентльмен. Гранд-сеньор, как говорил о нем сумасшедший Томас. Жаль. – Да, – ответил Харка, не меняя выражения лица. – Ну, ты ведь уже большой и сможешь прожить и самостоятельно, да? – Да, – ответил Харка все тем же спокойным и равнодушным тоном, так, будто Абрахам спросил: «Хорошо ли доехали?» – Но все-таки жаль, – продолжал Абрахам. – У него водились доллары. Я часто и с удовольствием его обслуживал. Но чему быть, того не миновать. Так уж оно есть. – Да. – Вы, наверно, приехали, чтобы узнать, где твой отец? – Но ты ведь этого тоже не знаешь, старина Абрахам. Харка по-прежнему сохранял внешнее спокойствие, хотя внутри у него все дрожало. Он чувствовал, что Абрахам что-то знает о Маттотаупе, но, видимо, его сведения были не так приятны, как Харка надеялся все лето. – Нет-нет, конечно, как узнать, что могло произойти с человеком на юге, да еще в Черных холмах. При упоминании Черных холмов Харка внутренне встревожился еще сильнее. Он поначалу ничего не ответил старине Абрахаму, а быстро перевел Сильному Как Олень все, что было сказано до этого. И только потом снова взглянул снизу вверх на Абрахама, попыхивающего трубкой около него. Будь Абрахам индейским воином, Харка уже давно бы вежливо встал. Но в разговоре с этим трактирщиком и торгашом он оставался сидеть, потому что тот способ, каким Абрахам его расспрашивал, казался ему не вполне достойным и искренним. Харка привык реагировать быстро. Пока он переводил слова Абрахама Сильному Как Олень, у него было достаточно времени кое-что связать воедино. Абрахам знал или полагал, что знает, будто Маттотаупа ускакал к Черным холмам; и он знал или полагал, что знает, будто Маттотаупа оттуда не вернулся. Харка сперва хотел разобраться с первым утверждением. Если его отец ускакал к Черным холмам, значит у него были основания считать, что там находится Тачунка-Витко. Откуда он получил эти сведения? – Старина Абрахам, а кто сказал моему отцу, что Тачунка-Витко находится в Черных холмах? – Ах вон ты о чем. Нет, никто ему этого не говорил, по крайней мере здесь не говорил, а что было потом, я не знаю. Фред всегда уверял, что Тачунка наверняка внизу по течению Платта, где индейцы ведут войну против запланированного строительства дороги. Тут Харка все-таки встал. Он был ростом почти вровень с Абрахамом – скорее уже молодой парень, чем мальчик. – А кто такой этот Фред? – А ты не знаешь? – Абрахам сплюнул желтой от табака слюной. – Твой отец его хорошо знал и называл его Джимом. – Джим. – Харка почувствовал, как кровь отхлынула у него от лица. – Он встретил моего отца здесь? – Здесь. И вместе потом ускакали. – Отец хотел поехать вместе с Томасом и Тео. – Но не поехал. – Почему старина Абрахам думает, что мой отец не вернется? Он убит? – Нет, мой мальчик; по крайней мере, мне об этом ничего не известно. – Кто сказал, что мой отец ускакал к Черным холмам, если Джим советовал ему искать Тачунку-Витко на Платте? – М-да, так оно и есть. Вот поэтому я и пришел сюда к тебе. Там, в блокгаузе, сидит один человек, он встречал твоего отца на Найобрэре. – Кто он такой? – Известный охотник. Зовут его Шарлемань. Долго пробыл на канадской границе, потом подался вниз, на юг, на строительство дороги. Но здесь ему показалось слишком уж беспокойно, как он говорит. Когда он описывал мне все свои приключения, в рассказе промелькнуло имя Топ, то есть Маттотаупа. Мне сразу стало ясно, что это, должно быть, твой отец. – Долго у тебя пробудет этот охотник? – Завтра еще точно будет. – Тогда я завтра попытаюсь с ним поговорить. – Какой ты, однако, терпеливый! А не хочешь сразу получить хоть какие-то известия об отце? Идем со мной в блокгауз, я вас познакомлю. Сейчас вечер, у меня есть время. Завтра утром опять начнется запарка. – Я должен спросить у нашего предводителя Мудрого Змея. – Хорошо вас воспитывают, молодых индейцев. В строгости. Харка объяснил Мудрому Змею положение дел. И воин решил, что пойдет вместе с мальчиком в блокгауз, чтобы поговорить с чужим мужчиной. Абрахам, казалось, был с этим не вполне согласен, но и не возразил, и индейцы вдвоем последовали за ним в факторию и в тот блокгауз, где располагался трактир. Помещение содержалось в чистоте, и сейчас там были заняты лишь несколько столов. Абрахам провел их к столу у стены, за которым сидел единственный гость, долговязый мужчина лет, может, тридцати, привлекавший к себе внимание не только своей бородой клинышком. Его одежда из тонкой кожи, с бахромой, была по качеству лучше да к тому же ярче, чем та, которой обычно обходились ковбои и охотники. Перед ним стоял пустой стакан. Щеки разрумянились от выпитого. – Абрахам! – воскликнул он. – Кого это ты мне привел? Неужто и впрямь родного сына моего спасителя Маттотаупы? – Именно его я и привел к тебе, Шарлемань! Абрахам представил и Мудрого Змея; и все трое подсели к столу Шарлеманя. – Ну, давай спрашивай, чего ты хотел узнать, – подбодрил Харку старина Абрахам. – Шарлемань тебе все выложит. Харка раздумывал. Он был застигнут врасплох и даже подавлен той легкостью, с какой мог здесь что-то узнать об отце. Он-то думал, что будет собирать сведения по капле, а они тут сами шли к нему, без всякого усилия с его стороны. Это было странно. Но с другой стороны, было похоже на то, что ожидавшие его новости не были хорошими. Юноша приготовился ко всему и оставался очень серьезным и сдержанным. – Почему Шарлемань называет моего отца своим спасителем? – спросил он первым делом. – Хо-хо, это было жуткое, зверское и отчаянное положение, в котором твой отец застал нас в прерии! Я и мои товарищи работали в изыскательской группе магистральной железной дороги, мы продвинулись дальше всех в междуречье Северного и Южного Платта. И каждый день проклятые бандиты из рода Медведицы и Тачунка-Витко устраивали нам какую-нибудь пакость: то пристрелят кого, то утащат с собой постового, то инженеру шляпу стрелой продырявят для острастки, а под конец просто взяли и всех отравили, остались в живых только четверо. Я имею честь входить в состав этой четверки. Они нас разоружили, раздели догола и угнали в прерию. На погибель: ни воды при жаре, ни еды, и мы к тому же заплутали и не знали, в какую сторону идти. Тут и пробил бы наш последний час, если бы на нас не наткнулся Маттотаупа и не привел в факторию Беззубого Бена. Великолепный воин твой отец. Ты должен им гордиться, парень! – Откуда ты знаешь, что я его сын? – Откуда? Старина Абрахам мне сказал. – Когда ты расстался с моим отцом? – Пару недель назад. Он ушел на день раньше из фактории вместе с Рыжим Джимом к Черным холмам. Туда должен был податься и Тачунка-Витко после того, как расправился с нашей экспедицией. Харка почувствовал, как учащенно бьется о ребра его сердце. – Почему?.. – спросил он старину Абрахама, уже не в силах больше скрывать свое волнение, – почему ты полагаешь, что мой отец больше сюда не вернется? Абрахам барабанил пальцами по столу и медлил с ответом, как будто ему нелегко было дать его. – Почему? Да, мой мальчик, твой отец кое-что сказал перед тем, как отправиться отсюда с Фредом, или с Джимом, или как уж там он себя называет. – Мой отец Маттотаупа назвал причину? – Не то чтобы он сам. Но поговаривали, а теперь уже и вовсю говорят, что в Миннеаполисе он пристрелил одного и полиция его разыскивает. Полиция знала, что он нашел убежище у черноногих. Могло быть так, что они допрашивали верховных вождей и требовали его выдачи, а тебя они хотели сдать в интернат для индейских детей, чтобы белые тебя там цивилизованно воспитали. – Кто это сказал? – Ты лучше спроси, кто этого не говорит. Здесь все об этом знают, и поэтому, я думаю, твой отец решит остаться в лесах и прериях на юге. Воцарилось долгое молчание. Потом слово взял Мудрый Змей: – Это все, что белые мужчины собирались нам сказать? – Да. – Хорошо. Мы это услышали.