Я впервые прочла роман задолго до маминой смерти, и это открытие мало похоже на совпадение, скорее подтверждает то, что она всегда говорила: книги сами находят тебя, а в данном случае нас обеих. То, что она хранила этот роман здесь, в своей драгоценной библиотеке, означало, что он был таким же важным для нее, как и для меня. – Это не единственный сюрприз, – говорит Милли, улыбаясь. – Загляни под сиденье: там финальный аккорд. – Она указывает на мягкую скамейку, поставленную вдоль стены, и выскальзывает в дверь, оставляя меня одну в святая святых моей мамы. Я провожу рукой по серой ткани. Она немного потерта, и на швах не хватает нескольких пуговиц, но она напоминает мне похожую скамейку – ту, что стояла в моей детской спальне в Санта-Монике. Я хранила внутри нее свои самые ценные игрушки. Я приподнимаю край, и сиденье откидывается. Внутри две картонные коробки. К крышке одной из них приклеен конверт с моим именем. Я хватаю его и поспешно разрываю. Милая доченька, поздравляю! Вот и конец нашей небольшой охоты за сокровищами. Надеюсь, тебе она понравилась так же, как мне понравилось собирать для тебя подсказки. Я хотела, чтобы ты узнала мой маленький мир в Примроуз-Хилл, познакомились с людьми, которых я так нежно люблю, и чувствовала себя как дома. Еще я хотела, чтобы ты узнала меня. Мы с тобой упустили так много времени, которое могли бы провести вместе, и я всегда буду жалеть об этом больше всего на свете. Но я молюсь, чтобы письма, которые я писала тебе много лет, – они в этих коробках – помогли нам кое-что наверстать. Я разложила их по датам, так что можешь начать с самого начала. Надеюсь, ты все поймешь. Величайшим несчастьем моей жизни было оставить тебя. Я молюсь, чтобы когда-нибудь ты простила меня, моя маленькая птичка. Я люблю тебя, мамуля Я вытираю слезы, приоткрываю первую коробки и ахаю. Как и написала мама, там лежат десятки толстых пачек писем, перетянутых резинками. Я беру первую и вытаскиваю верхнее письмо. Оно адресовано мне, но не распечатано. Дата на почтовом штемпеле – 13 июня 1990 года. Я со слезами на глазах открываю конверт и достаю аккуратно сложенный листок. Валентина, как поживает моя драгоценная дочурка? Я только что приехала в Лондон и остановилась у Милли, пока думаю, что делать дальше. Как бы хорошо ни было дома, я ужасно скучаю по тебе. Я не хотела ехать, но папа сказал, что так надо. Не этого я хотела, но так и должно быть. Пожалуйста, не волнуйся. Я скоро буду дома, а пока Бонни с папой присмотрят за тобой. Тем временем я буду писать тебе каждый день и любить тебя каждую минуту. Мне так много нужно тебе сказать, и со временем я скажу. А пока просто знай, как сильно я скучаю по тебе – и как сильно болит мое сердце. Из Лондона с любовью, мамуля У меня тоже болит сердце. Кажется, оно вот-вот разорвется, особенно после того, как я достаю еще одну пачку писем, и еще одну. Все они от мамы, все адресованы мне, все нераспечатанные. Отец, должно быть, скрывал от меня ее письма – и все же она продолжала писать. Каждый день. Я вспоминаю все письма, которые писала ей, – как я каждый день передавала их папе, чтобы он наклеил марку и отнес письмо на почту. Их он тоже перехватывал? Не поэтому ли он чувствовал такое раскаяние под конец жизни, когда то и дело просил у меня прощения? Чувствуя слабость и злость, я опускаюсь в кресло. Но впервые за столь долгое время наконец чувствую себя любимой. Глава 34 Элоиза Семнадцать лет спустя День св. Валентина В книжный магазин вошел курьер с огромным букетом роз цвета слоновой кости и розовых. – Элоиза Бейкер? – Да, – слегка смутившись, ответила я. – Это, наверное, какая-то ошибка. – Кто мог прислать мне цветы? Он пожал плечами и протянул конверт. Разорвав его, я прочитала открытку: Элоиза, если бы я был сельским фермером, а ты утонченной хозяйкой книжного магазина, вышла бы ты за меня, стала бы владычицей моего сердца? Твой, всегда и навеки Э. Сначала я засмеялась, потом слезы защипали мне глаза. Эдвард. Милли стояла на верхней ступеньке стремянки и приклеивала на витрину красные и розовые бумажные сердечки. Она заметила цветы на прилавке. Интересно, заметила ли она, что, когда я читала открытку, мир перевернулся. – Кто это прислал? – спросила она, спускаясь. – Один… покупатель, – сказала я. – Вероятно, в честь Дня святого Валентина. – С бешено колотящимся сердцем я сунула открытку в карман. Я хотела сохранить свой секрет, по крайней мере, на время. Милли с любопытством наблюдала за мной, но тут в магазин вошла молодая женщина, и она повернулась к двери. Посетительница была, вероятно, ровесницей Вэл. – Доброе утро, – весело сказала она. – Я насчет аренды квартиры на втором этаже. – Да, – сказала я, придя в себя. Я повесила табличку на окне только вчера, после того как мы заменили в квартире плиту и отполировали деревянные полы. – О боже мой, – вырвалось у нее. – Кажется я попала в самый прелестный книжный магазин всех времен и народов. Немного за тридцать, подумала я, одета в несколько эклектичном стиле, но это соответствовало ее индивидуальности. Она мне сразу понравилась. – Меня зовут Элоиза, – сказала я. – А это Милли. Молодая женщина улыбнулась. – А как ваше полное имя? Миллифред или Миллисент? Или, может быть, Миллесандра? – Просто Милли. – Что ж, очень рада познакомиться с вами, Элоиза и Просто Милли. А я Элиза, или Просто Лайза. Увы, мои родители не были начитанными, так что меня назвали не в честь Элизы Дулитл. Папа был автомехаником, а мама и школы не окончила. Честно говоря, не знаю, осилил ли кто-нибудь из них в своей жизни хоть одну книгу. То ли дело я. Прочитала их миллион. Я люблю книги. – Она развернулась, чтобы осмотреть магазин. – И, может быть, если мне повезет, я стану жить над всем этим морем историй. О, интересно, если я буду здесь жить, станут ли мне сниться самые сладкие сны? Милли рассмеялась. – Не уверена, но могу отвести вас наверх и показать квартиру. Выражение лица Милли было точной копией моего – нечто среднее между весельем и недоумением. Я сразу же решила, что хотя Лайзу и не назвали в честь литературной героини, сама она была одним из самых интересных персонажей, которых я когда-либо встречала. – Беру! – сказала она, едва войдя в квартиру. – Живенькая какая, – заметила Милли после ухода Лайзы. – И как раз то, чего нам не хватает, – согласилась я. – Молодая, кипучая энергия. Милли посмотрела на украшенное сердечками окно и нахмурилась. – Я вижу, твое предубеждение против Дня святого Валентина никуда не делось. – Да, живет и крепнет, – ответила она; ей всегда был присущ романтический цинизм. – Ну, можешь обзывать вздором и чепухой что угодно, но люди ждут, что книжный магазин по соседству будет оригинально украшен. – Я покосилась на цветы на прилавке. – Кроме того, кто знает, что припас для нас Купидон? – Перси с красным бантом, прикрепленным к ошейнику, вразвалку подошел к нам и прижался к моей ноге. – И вообще, Милли, как ни старайся, меня тебе не одурачить. Под твоей крепкой броней бьется нежное сердце. И в один прекрасный день какой-нибудь мужчина войдет в эту дверь и сразит тебя наповал, вот увидишь. – Мы не торгуем любовными романами такого пошиба, – сказала она с едва заметной улыбкой и спустилась со стремянки, чтобы взглянуть на украшенную витрину. – Это, по-твоему, не оригинально? – Это прекрасно, – усмехнулась я. – Вот и хорошо, – сказала Милли. – На День святого Патрика оформлением займешься ты. – Идет. – Я замолчала и поморщилась: поясницу пронзила волна боли, и я схватилась за бок. – Все хорошо, Эл? – Да, – ответила я, немного задыхаясь. – Но это странно. В последнее время у меня начались непонятные боли в спине – возможно, просто проблемы с пищеварением. – Я отыскала за прилавком баночку адвила и приняла две таблетки. – Когда ты в последний раз проходила медосмотр? – спросила Милли. – Стыдно признаться, но не помню. Наверное, сразу после рождения Валентины. – Элоиза, ты серьезно? Я пожала плечами. – Ты же знаешь, я никогда не болею. – До поры до времени, – сказала Милли. – Тебе нужно сходить к доктору Хестеру. Просто чтобы убедиться, что все в порядке.