– Ага. – Дэниел задумывается. – Может быть, ту, из сериала «Безумцы»? Жену Дрейпера? – Точно! Дженьюари Джонс! – Забавно, – говорит он. – Я знаю Эрика с первого курса университета, и никогда не представлял его с дамочкой вроде нее. Я киваю, но про себя думаю, что, если ты похожа на Дженьюари Джонс, мужчины всегда найдут повод сделать исключение. – Вы с ним близко дружили все эти годы? – На самом деле мы восстановили связь только несколько лет назад. Моя бывшая работала в дизайнерской фирме Фионы. Это первое упоминание о его бывшей, поэтому я сразу за него хватаюсь. – Та, что ходила с вами на двойные свидания? Он кивает, и я жду, что он расскажет что-нибудь еще. – К Фионе нужно немного привыкнуть, – добавляет он. – Но она неплохой человек и действительно любит Эрика. Они уравновешивают друг друга. Мне скорее показалось, что Фиона перевешивает его, но я оставляю свои мысли при себе. Интересно, а бывшая Дэниела тоже уравновешивала его? Была ли она когда-то инь для его ян? Одно время у нас так было с Ником, по крайней мере, мне так казалось. – В конце концов, все просто сводится к тому, счастлив ли ты, – продолжает он, когда мы обходим следующий квартал – прогулка без цели, как я люблю. – Ну да, – говорю я, ловя его взгляд. – А от чего ты бываешь счастливым? – Ага, теперь ты изображаешь интервьюера? – Моя очередь, – говорю я с улыбкой. – Хорошо, тогда скажу. Что делает меня счастливым… Ну, для начала бездельные воскресные утра, желательно проведенные в постели. – Он улыбается. – А еще – посмеяться вместе с человеком, с которым не боишься поделиться своими мечтами. – Он останавливается посреди тротуара, обнимает меня за талию и мягко притягивает к себе. – И всякое такое. Глава 28 Элоиза Лондон. Англия Я позвонила Милли из аэропорта Лос-Анджелеса, рыдая так отчаянно, что она едва могла разобрать мои слова. Каким-то образом ей удалось меня успокоить. – Просто садись в самолет, – сказала она. – Вместе во всем разберемся. В первый раз я летела через Атлантику молодой невестой. Теперь возвращалась женой, чей брак рушился, – и без любимой дочери. Все было бессмысленно, и я не просто поддалась слезам, я тонула в них. Как Сезанна в «Последней зиме», я вышла в снегопад одна. Как и она, я была измучена, с невероятно тяжелым сердцем, но, в отличие от нее, не умела танцевать. Я могла только плакать. Вот я и проплакала большую часть полета. Красными от слез глазами я оглядела толпу в Хитроу и заметила вынырнувшую из людского моря голову Милли. Я чувствовала себя так, словно бесконечно много дней скиталась по пустыне, изможденная и в бреду. Фигура лучшей подруги вдалеке была подобна миражу. Она помахала мне, как будто за эти двадцать с лишним лет после моего отъезда в Калифорнию ничего не изменилось. Хотя мы обе знали, что изменилось все. Я подбежала к Милли и обняла ее; сумка соскользнула с моего плеча и упала на землю. Если не считать легкой седины на висках, она ничуть не изменилась. – Не могу поверить, что я наконец здесь, с тобой, – всхлипывала я, уткнувшись головой в ее плечо. – Ну-ну, – сказала она, пристально глядя на меня. – Хватит рыдать. – О, Милли, даже не знаю, с чего начать. Она кивнула, как мудрая наседка. – Не волнуйся, разберемся. Давай сначала получим багаж. По пути к багажной ленте Милли с любопытством оглядела меня. – Что такое? – спросила я, вытирая салфеткой уголки глаз. – Ты стала… другая, – ответила она, изучая мои мелированые волосы и геометрические браслеты от Трифари на запястье. Ее замечание не было ни критикой, ни комплиментом, просто наблюдением. – Калифорния взяла свое. – Может быть, – сказал я, снова посмотрев ей в глаза. – Но я все та же девчонка из Ист-Энда. Я всегда буду такой. Она помогла мне снять чемоданы с конвейерной ленты. – Там не может быть одежды, – заметила она. – Слишком тяжелые. – Милл, – сказала я, – мне не терпится показать тебе все, что я нашла. С заднего сиденья такси я взглянула на многоквартирный дом, где жила Милли: меня сразу же очаровал его пастельно-голубой цвет. Она уже давно переехала из Ист-Энда на тихую улочку в районе Примроуз-Хилл. – Моя квартира на втором этаже, – гордо сказала она. – Маленькая, всего две спальни, зато моя. – Чудесно, – сказала я. Я невольно позавидовала независимости Милли и тут же начала представлять, как могла бы сложиться моя жизнь, не последуй я тогда за Фрэнком в Калифорнию. Мы поднялись по лестнице к ее двери. Пусть квартира и маленькая, благодаря высоким потолкам и свежей штукатурке она казалась намного больше. – Брось чемоданы вон там, у окна, – сказала она. – А я заварю тебе чаю. По дороге из аэропорта я успела ввести Милли в курс дела, рассказав ей об обвинениях Фрэнка и его настойчивом требовании, чтобы я уехала. Она слушала спокойно, но глаза ее то и дело округлялись. – Я помогу тебе найти адвоката, – сказала она. – Боюсь, у Фрэнка могут быть какие-то тайные козыри. – Ты о чем? – Я вспомнила Санта-Монику, это выражение глаз мужа. Может быть, Милли права? – Просто о том, чтобы ты была осторожной. Если он жаждет развода, его план, возможно, и состоял в том, чтобы ты оказалась здесь. Я покачала головой, не совсем понимая, к чему она клонит, и все же это напугало меня до глубины души. – Я позвоню нескольким коллегам, – сказала она. – Мы найдем кого-нибудь, кто разбирается в американском семейном праве. Насколько я понимаю, там куча лазеек и технических нюансов. – Спасибо, – пробормотала я, слишком измученная, чтобы думать о том, какие технические нюансы она имеет в виду. Вместо этого я переключилась на вид из окна: по улице проехала женщина на велосипеде со свежими цветами в корзине, прикрепленной к рулю. Примроуз-Хилл. Как будто само название призывает меня взбодриться. – Именно здесь мы всегда надеялись открыть книжный магазин, – сказала она с мечтательным выражением в глазах. – Помнишь? – Как я могу забыть? Милли улыбается. – Может быть, когда-нибудь так и сделаем. Я кивнула, чувствуя, как снова подступают слезы. Я знала, что Фрэнк никогда не позволит мне забрать Вэл в Лондон. Он приложит все усилия, чтобы наша дочь прочно укоренилась на американской земле. – Я все думаю о Валентине, – сказала я, взглянув на часы. – Она пришла домой из школы, а меня… нет. Милли, я так по ней скучаю. – Понимаю, – ответила Милли; от беспокойства она выглядела так, словно приболела. – Тебе сейчас очень паршиво. Просто сделай глубокий вдох. Будем превозмогать это постепенно. – Она для меня все, – сказала я, с трудом сглотнув. – И ты будешь бороться за нее. Я помогу тебе. – Она улыбнулась. – А пока не вешай носа, Чарли. Мне было приятно услышать мою любимую поговорку, даже в таких обстоятельствах. Измученная и усталая, я заснула на диване. Когда полтора часа спустя я проснулась, Милли уговорила меня выйти на улицу. Мы заказали бутерброды в маленьком кафе за углом и съели их за столиком под навесом. Потом мы немного погуляли. Солнце только что выглянуло из-за серой тучи, и его тепло было бальзамом для моих усталых глаз и залитых слезами щек. Милли махала рукой прохожим, прогуливающимся по тротуару, и по очереди показывала мне пекарню, рынок и бистро: последнее показалось мне уютным местечком, где можно было сидеть часами, читая книгу и потягивая вино. Мы миновали хозяйственный магазин, на следующем углу оказался бутик одежды – все в точности, как в деревне. Я чувствовала себя дома больше, чем в последние два десятилетия в Калифорнии. – Покажи мне местный книжный магазин, – попросила я. Милли покачала головой. – Здесь нет ни одного. Представляешь?