– Ну конечно, – говорит Мэй, кладя очки для чтения обратно на кофейный столик. – Сейчас принесу. – Она встает, идет к старому письменному столу в другом конце комнаты и возвращается с книжкой «Баю-баюшки, луна». – Думаю, это то, что ты ищешь. Твоя мама просила меня отдать ее тебе. Когда ты придешь. Я улыбаюсь и беру книгу в руки: в ней очередной конверт. Я откладываю его в сторону – на потом. Мэй с интересом смотрит на меня. – Ты встревожена, не так ли, дорогая? Я качаю головой, изображая слащавую улыбку. – Нет-нет. Все хорошо. Она кивает. – Твоя мать тоже была такой, когда мы познакомились. Ее жизнь пошла не так, как она хотела, – далеко не так, – и, подозреваю, ты тоже чувствуешь нечто подобное. – Она продолжает, прежде чем я успеваю возразить. – Дело в том, что с хорошими людьми случаются нехорошие вещи. Да, случаются. Постоянно. Но нам выбирать, будем ли мы барахтаться в неприятностях всю оставшуюся жизнь или примем приглашение. Я в замешательстве хмурю брови. – Приглашение? – Да, к началу великого второго акта жизни. Видишь ли, именно этому научилась твоя мать. Как только она перестала оглядываться назад, она наконец смогла двигаться вперед. Я откашливаюсь. – Послушайте, не хочу показаться грубой, но вы, кажется, не поняли. Моя мать бросила меня, уехав в Лондон. Она так и не вернулась. Не знаю, можно ли это назвать «вторым актом». Она улыбается, ничуть не смутившись. – У меня был собственный второй акт, – продолжает она, бросая взгляд на черно-белую фотографию на стене. – Видишь этого красивого молодого человека? Я киваю, возвращаясь взглядом к снимку, который заметила, когда вошла. – Это мой муж, Чарльз Уэзерби. Боже, он был мужчиной мечты. Здесь он с Маргарет. – Я машинально бросаю взгляд на книжку, лежащую у меня на коленях. – У нее был домик в Вермонте, недалеко от дома, где он вырос, и она вроде как опекала его, когда он был ребенком. Так или иначе я познакомилась с ним на следующий день после моего двадцать первого дня рождения, и это была любовь с первого взгляда. Беда в том, что к тому времени я уже обручилась с другим. – Она улыбается про себя, как будто воспоминания успокаивают ее, словно старые друзья. – Я вышла замуж за Чарльза, конечно. Как я могла за него не выйти? Но сама понимаешь, перед этим всем пришлось несладко. Я разбила человеку сердце и по ходу дела восстановила против себя всю свою семью. Мать не разговаривала со мной два года. Но для меня все это стало вторым актом. – Она долго смотрит на меня, и молчание становится тягостным и неловким. – Элоизе повезло гораздо меньше, дорогая. – Вы хотите сказать, что она любила не моего отца, а… кого-то другого? – Я хочу сказать, что сердцу можно приказывать лишь до известного предела, а потом оно обретает собственный разум. Какие бы причины ни были у твоей матери, чтобы уехать из Калифорнии, они были серьезными и требовали смелости. Это и стало ее вторым актом. Я безучастно киваю. Ее слова витают в вечернем воздухе. Они пытаются проникнуть в мое сердце, но я их туда не пущу. – Ну, будет мне болтать. Ты не собираешься открыть письмо? Я колеблюсь мгновение, но все же наконец отгибаю край конверта. Она смотрит в ожидании. Милая Валентина, ты нашла следующую подсказку! Очень надеюсь, что этого человека было не так уж трудно отыскать. Я знала, что придется копнуть глубже, но мне хотелось, чтобы ты познакомилась с Мэй. Когда я вернулась в Лондон, мир казался мне таким мрачным местом. Мэй оказалась одной из волшебниц Примроуз-Хилл, из тех, что зажгли для меня свет и помогли найти дорогу. И я успела. Не спрашивай, откуда я знаю: скажем, сорока принесла мне на хвосте весть, что в твоем мире сейчас немного темно. Жаль, что я не с тобой и не могу помочь, и жаль, что меня не было с тобой в те годы, когда ты больше всего во мне нуждалась. Но назад пути нет, только вперед. Итак, немного подбодрю тебя: нарциссы. Спроси Матильду, и она предложит тебе бархатное зеленое одеяло, но следи за лисьими хвостами: они покажут тебе дорогу к маленькому домику. Буду ждать, мамуля Глава 10 Элоиза Лос-Анджелес, Калифорния 17 мая 1968 года – Добро пожаловать домой, – сказал Фрэнк, сжимая мою руку, когда самолет коснулся взлетно-посадочной полосы. Я никогда раньше не летала, поэтому не знала, был ли внезапный глухой удар нормальным явлением или самолет собирался вот-вот загореться. Кроме того, весь полет я боролась со слезами и теперь просто механически двигалась. Домой. Разве можно так думать о чужой стране? Яркий солнечный свет хлынул в окно, и я сморгнула слезы, изо всех сил стараясь успокоиться. Я не хотела, чтобы Фрэнк видел, как я плачу. Вдалеке я заметила пальмы; из другого самолета выходили пассажиры, сжимая в руках чемоданы и головные уборы. Модно одетая женщина с волосами намного светлее моих повязала вокруг шеи шелковый шарф и передала свой чемодан и сумку красивому темноволосому мужчине в элегантных очках. Я тут же подумала об Эдварде и отругала себя за это. – Тебе здесь понравится, дорогая, – сказал Фрэнк. – Город меняется каждый день. Взять хотя бы аэропорт Лос-Анджелеса. Аэропорт эры реактивных самолетов. Зона терминала открылась всего семь лет назад. А в Тематическом здании есть ресторан на смотровой площадке с видом на весь аэродром. Нужно будет как-нибудь сходить. Я уныло кивнула, спускаясь следом за ним по трапу самолета; солнце припекало мою бледную кожу. Прищурившись, я бросила взгляд на мерцающий вдалеке город. Так вот она, Америка. Родина всего нового. Но мое сердце принадлежало всему старому. Даже звук голоса Фрэнка заставил меня вспомнить Эдварда – неоконченную главу, которую я оставила в Лондоне. Неожиданно я вернулась мыслями в Королевский автомобильный клуб. – Эти американцы, они все говорят, как… – Ковбои, – сказали мы оба хором и рассмеялись. Фрэнк, сияя, повернулся ко мне. – Дорогая, ты хорошо себя чувствуешь? – Да, – быстро сказала я. – Просто немного… голова закружилась от воздуха. Все уже прошло. Он достал бумажник и протянул мне несколько купюр непривычного вида. – Почему бы тебе не перекусить, пока я заберу багаж? – Спасибо, – сказала я и двинулась вперед. Отыскав в здании кафе, я взяла два черных кофе навынос, ненадолго задержалась у журнального киоска и наконец воссоединилась с Фрэнком снаружи, где его уже ждало такси. – Дорогая, ты же знаешь, я не пью кофе, – сказал он. Я взглянула на два пластиковых стаканчика, которые держала в руках. – Нет, это для водителя, – сказал я, напомнив ему о своей странной привычке покупать кофе для лондонских таксистов. – Знаешь, почему так хорошо жить в западной части Лос-Анджелеса? – повернувшись ко мне, спросил он. Ясно было, что он хочет, чтобы мои мысли находились здесь, а не в Лондоне. – Это просто отличное место. Конечно, тут есть все – лучшие рестораны, пляжи. Но главное, аэропорт близко. Через несколько минут будем дома. Дома. Опять это слово. Я глянула в окно на городской пейзаж: совсем не похоже на дом, скорее на далекую планету, населенную… кто его знает кем. – Здесь нет настоящих небоскребов, – продолжал Фрэнк. – С 1926 года самое высокое здание в городе – это ратуша высотой четыреста пятьдесят четыре фута. Так спланировали лучшие архитекторы. По их замыслу город должен был развиваться горизонтально, чтобы максимизировать преимущества городской жизни на максимально возможной площади. Мимо проносились приземистые коммерческие здания, пешеходов было мало, не то что на Уайтчепел-роуд в Ист-Энде, где сновали толпы людей, которые работали, делали покупки, ели и выпивали в том же районе, где и жили. Двадцать минут спустя водитель свернул на обсаженную пальмами жилую улицу. Машина поднялась на холм, и с его вершины я увидела голубой океан. Мы проехали десятки оштукатуренных домов с крышами из керамической черепицы или чего-то похожего. Повсюду были тщательно ухоженные газоны, плодоносящие цитрусовые деревья и подстриженные живые изгороди, из которых не выбивалось ни одного листка. Фрэнк указал на большой, современного вида дом прямо перед нами – как будто картинка из журнала про дизайн. – Приехали, – сказал он, улыбаясь. – Добро пожаловать домой, миссис Бейкер, вернее, будущая миссис Бейкер. Я ахнула, искренне пораженная. – Правда, Фрэнк? Это… прекрасно. Я не покривила душой. Двухэтажный дом стоял на большом угловом участке с ухоженной лужайкой и садом; две высокие пальмы обрамляли вход, а огромные панорамные окна выходили на океан. В таком доме должны жить кинозвезды, а не простые смертные, такие как… я. Пока водитель выгружал багаж, Фрэнк взял меня за руку и гордо ввел в парадную дверь. Коренастая женщина в черном платье и белом фартуке, с темными волосами, собранными сзади в тугой пучок, улыбнулась мне с первой ступеньки лестницы. Ее доброта согрела меня, и она мне сразу понравилась. – Стало быть, вы – Элоиза, – сказала она с акцентом, который я не сумела определить. – Добро пожаловать! – Дорогая, – сказал мне Фрэнк, – это Бонни, наша чудесная экономка. – Очень приятно, – сказала я с ответной улыбкой. – Вы, должно быть, устали, – она начала суетиться вокруг меня. – Давайте-ка вашу сумку. Может быть, хотите чего-нибудь… Фрэнк кашлянул. – Бонни, я так понимаю, вы подготовили все, о чем я писал? – Да, мистер Бейкер, – быстро ответила она, сияя от гордости. – Дом готов для вашей невесты, как вы и просили. Интересно, что она думает обо мне – иностранке, которую Фрэнк привез из Лондона… как сувенир.