— Гори в аду, — говорит она ему. — Согласен, — добавляю я. Я поднимаю лопату и начинаю закидывать землю обратно в могилу. Она смотрит, пока его тело полностью не покрывается землей, затем отходит. Не за пределы видимости, но достаточно далеко, чтобы, как ей кажется, я не смог заметить ее слез. Это нормально. Когда я первый раз избавился от тела, тоже был на эмоциях, а я ведь даже не знал того парня. Я убью ее, когда зарою могилу. Это невероятно глупо. Мне нужно убить ее прямо сейчас и положить в могилу. Я что, только что серьезно рассматривал идею закопать могилу, убить Минди и затем выкопать вторую могилу для ее тела? Если меня поймают и я проведу остаток жизни в тюрьме, то я вроде как заслужил это. Боже, какой же я тупой. Я сделаю это гуманно. В любом случае, я никогда не мучил людей до смерти. Это же чистый садизм. Я обеими руками за грубое насилие, но какой смысл растягивать его, если, конечно, ты не какой-нибудь душевнобольной извращенец. Лопатой по голове. Пробить ей череп и сломать шею. Она даже не почувствует. А если я все же ударю неправильно и она упадет на землю, захлебываясь кровью, но все еще живая, я обезглавлю ее лезвием лопаты до того, как она успеет намучиться. Я должен сделать это сейчас. Или сохранить ей жизнь. Ей-богу, если подумать: какие будут минусы в том, что я подвезу Минди до ее машины, пожму ей руку и пожелаю удачи в будущих начинаниях? Если не брать в расчет такие мелочи, как, например, возможность того, что она все разболтает полиции и пошлет их за мной с факелами, вилами и автоматами? Нечего тут раздумывать. И пора бы перестать притворяться, будто есть над чем. — Эй, — окликаю я ее. — Тебе есть что сказать? — В каком смысле? — Над могилой. Ты хотела что-нибудь сказать, прежде чем я закончу закапывать могилу? Несколько слов усопшему? — Я уже сказала. «Гори в аду». Я киваю. — Хорошо. Я просто хотел удостовериться. Я подбрасываю еще пару лопат земли. Минди бормочет под нос проклятия, а затем снова подходит к яме. — Я же не была замужем за этим сукиным сыном. Я ему ничего не должна. — Знаю. Она смотрит в могилу. — Дорогой Терренс, если бы у меня был полный контроль над твоей судьбой, я, возможно, не зашла бы так далеко, чтобы убить тебя, так что прими мои извинения на всякий случай. И я на самом деле не желаю, чтобы ты горел в аду, но я не хочу, чтобы ты оказался и на небе, поэтому надеюсь, что жизни после смерти нет. И что в твоих глазницах будут копошиться личинки, и если я из-за этого становлюсь плохим человеком — что ж, переживу. — Хорошо сказано, — говорю я ей. Мой план стукнуть ее по голове лопатой, пока она говорит с Терренсом, был бы более эффективен, если бы я по-настоящему стукнул ее по голове лопатой, пока она говорила с Терренсом. Она все еще смотрит в могилу. Так что я мысленно приношу извинения, которые у меня хватает мозгов не произнести вслух, и даже шепотом, а затем размахиваюсь лопатой. Размах хороший. Я выполняю его на пять. Он мощный, и цель идеальна. Но она ожидала этого и уклоняется от удара. Я взмахиваю снова. На этот раз попадаю по ней. Бью не очень основательно и поэтому попадаю в бок, а не в череп. Удар далек от смертельного или даже нокаутирующего, но все же она теряет равновесие и сваливается в могилу. Я прыгаю за ней. Здесь, вероятно, на мили вокруг никого нет, но лучше убить ее прежде, чем она начнет кричать. Она бьет меня по голени так, что я вскрикиваю. Такое ощущение, что она разломила долбаную кость надвое. Она кричит. Я поднимаю лопату над головой. Она пинает меня снова, на этот раз попадая носком прямо в пах. Перед глазами все расплывается, и я падаю на колени. Я выпускаю лопату из рук. Смутно осознаю, насколько близок к идиотскому моменту, когда брошенная мной лопата бьет меня же по голове. Но она все же не попадает по цели и падает на землю. Минди нападает. Мы боремся. У нее преимущество из-за того, что мне больно и я дезориентирован, а еще у нее отличные ногти. Но я сильнее и убивал людей. Она побеждает. Я не женофоб, но как, черт возьми, она умудряется побеждать? — Да что с тобой? — кричит она. — Зачем ты это сделал? Сейчас у меня нет нормального ответа. Она целится ногтями мне в глаза, но пока что я избегаю попадания. Я бью ее по шее, но попадаю в плечо. Это слабый удар. Ее он вообще не сдерживает. Я смягчаю свои удары. Даже здесь, в этой могиле, при совершенно реальной возможности поражения в драке, я смягчаю свои удары. Безумие. Ее удар в шею не попадает мне по плечу, и он не слабый. Задыхаясь, я хватаюсь за горло. Она вцепляется в мои волосы, и в следующий миг я оказываюсь лицом в мягкой земле. — Почему ты предал меня? — рыдая, спрашивает она. Если поразмыслить, ее слова до смешного шаблонные, но они совершенно точно не звучат шаблонно, потому что мое лицо упирается в могильную землю. Я настолько растерян, что пытаюсь ответить, из-за чего в мой рот набивается земля. Я пытаюсь высвободить голову и, невероятно, не могу этого сделать. — Тебе не нужно было этого делать, — произносит она. — Это не должно было произойти. Все же было прекрасно. Я открываю для себя, что выплевывать землю, пока лицо погружено в нее, неэффективно. Я не могу дышать. Я задохнусь в этой могиле, если не приложу больших усилий, но теперь Минди у меня на спине, давит мне на голову обеими руками, и я, похоже, в заднице. Мое лицо упирается во что-то. Может быть, в мертвое лицо Терренса. Нас разделяет пленка, но это все равно жутко. Он что, улыбается? Чувствовал бы он себя отмщенным, если бы знал, что я умру, лежа на нем лицом вниз, или это была бы дополнительная издевка над его смертью? Я думаю, издевка. Мне отчаянно нужен воздух. Какой ужасный способ умереть. Я как могу пытаюсь вырваться. Быть может, я смягчал свои удары из-за какого-нибудь ненормального чувства, которое я еще не понимаю, но сейчас я почти наверняка пытаюсь сбросить ее с себя и не могу сделать это. Мне нужно, чтобы она сжалилась надо мной. Я пропадаю. Я пропал. * * * Я все еще в могиле. Теперь я сижу, прислонившись к земляной стене. Мое лицо все еще покрыто землей, и я пытаюсь проморгаться. Глаза горят. Во рту — привкус грязи. Я выталкиваю воздух через нос, пытаясь прочистить ноздри.